— Нет, Северус, такого не может быть.
— Всё что угодно стало возможным после того, как ты попал сюда. Когда ты вернешься, вероятность изменений возрастет многократно. Я не хочу мучить себя воспоминаниями о том, что у нас было, и фантазиями о том, что могло бы быть. Да и не было ничего. Пусть лучше и не будет. Я постараюсь забыть тебя как можно скорей. И поэтому — убери руки! — возвращайся сейчас же. Спаси мир, убей этого Лорда, объяснись со своим рыжим другом и проделай с ним всё то, чего мы не успели. Я не хочу, но, может быть, он захочет.
— Северус, хотя бы посмотри на меня!
— Уходи, прошу.
— Мы связаны, ты же знаешь. Ты не сможешь меня забыть. Эта метка…
— Я постараюсь. Найду способ. Ты просишь меня девятнадцать лет жить одним воспоминанием о глупом зеленоглазом мальчишке, который случайно забрел в Визжащую хижину под Рождество? Ты понимаешь, чего ты хочешь? Это не под силу живому человеку.
Северус вновь зарылся лицом в подушку, пальцы Гарри на его спине задрожали — он ощутил, как нервно ходят острые лопатки под тонкой тканью. Чудовищное в своей безупречности решение, мигом пришедшее в голову, ужасало. Но… разве это не то, чего хотел бы сам Северус? Не об этом ли он только что умолял сам? Даже если бы Гарри хорошенько подумал, то точно не смог бы отыскать лучшего средства. Губы поползли вдоль вздрагивающей на шее жилки — такой беззащитной, нежной, родной. Он не был уверен, что всё получится как следует и на всякий случай потянул из-под подушки непокорную черную палочку с тяжелой рукояткой. «Точно такого же цвета, как его волосы», — не к месту мелькнуло в голове, когда кончик палочки уперся в бледный до синевы висок.
— Обливиэйт, Северус Снейп! Меня никогда не было в твоей жизни.
Северус неловко дернулся и затих.
— Но я клянусь, что найду тебя, — закончил Гарри, оставляя слишком целомудренный поцелуй на влажной щеке.
Спящая птица даже не дернулась от прикосновения, когда заклинание досталось и ей.
В последний миг перед тем, как вытянуть притертую пробку из миниатюрного флакона, Гарри, словно опомнившись, кинулся в лабораторию. Левое предплечье жгло Адским огнем.
— Я-то уж точно тебя не забуду, — прошептал он в потрепанную обложку учебника зельеварения за шестой курс.
Надежно зажав под мышкой корешок, он растер в ладонях несколько темно-синих кристаллов и, глубоко вдыхая гнилостный запах, приготовился к перемещению.
Комментарий к Глава 22. Николас Фламель Конец части II
*Nous avons des visiteurs (фр.) — У нас посетители, гости.
====== Часть III. Глава 23. Новые неожиданности ======
Шампанское выдохлось. Бокал жалобно звякнул об услужливо подставленный поднос и уплыл вглубь зала. Это был один из тех скучных министерских приемов, на которых никогда ничего не происходит. Если ты, разумеется, не умеешь наблюдать и слушать. Вот и сейчас, дежурно улыбаясь и кивая, он замечал внезапную нервозность присутствующих. Гости сбивались в шумные группы, парами или тройками уединялись в темных нишах, откуда неслись не привычные стоны и всхлипы, а приглушенные споры и сочувственные вздохи. Что-то омерзительно липкое сгущалось в воздухе, и его обычно верное чутье на сей раз подводило. Тонкая струна беспокойства натягивалась всё туже, звенела всё отчетливей. И оборвалась с надсадным звуком, когда брезгливая мина перекосила лицо дежурившего у двери аврора.
— Морганово отродье… Посмотри, кого принесло, — прошипела сквозь зубы Нарцисса, не спуская с лица любезной улыбки.
— Не стоит твоих волнений, дорогая, — бесстрастно ответил Люциус Малфой, продолжая различать неясный звон и ощущать неприятное покалывание вдоль позвоночника. — У этого судна давно другой кормчий.
— Похоже, его корма все еще заставляет тебя забывать о семье, — оставив за собой последнее слово, Нарцисса поспешила присоединиться к стайке дам под неодобрительным взглядом мужа.
— Чем обязан столь неожиданному визиту? — первым заговорил Малфой, когда незваный гость прошел сквозь отпрянувшую в отвращении и ужасе толпу.
— Ты же не думаешь, уважаемый глава-всего-на-свете, что я провожу бессонные ночи в воспоминаниях о нашей юности?
Люциус наморщил лоб, изображая глубокую задумчивость.
— Увы, — развел руками он, — не могу припомнить в тебе хоть каплю сентиментальности. Неужели стареешь, друг мой?
Северус Снейп — высокий, бледный, в неуместной для пышного приема простой черной мантии — скривился в улыбке и почти коснулся губами его волос:
— Пора бы поговорить…
— Мерлин, о чем? Что ещё мы не сказали друг другу?
Истошно вскрикнув и дернув от горла ворот, посреди зала рухнула наземь тучная фигура в расшитой кружевами мантии.
— Вот об этом, — указал подбородком Снейп и быстрым шагом направился к выходу. За его спиной неслышно сползла на паркет секретарь бывшего министра, из последних сил прижимая к бедрам задирающийся подол. Сверху, захрипев, навалился громадный чернокожий посол с непроизносимым именем.
Малфой глянул на то, как суетятся гости, кивнул растерявшемуся министру Эйвери, одними губами прошептав: «Разберись немедленно», и выскользнул в резную дверь зала приемов. Снейп не проронил ни слова, пока они не покинули здание через камин для особо важных посетителей.
— Ты всегда был эксцентричен, Северус, — протянул Малфой, оглядывая пустую мрачную комнату без единого окна. Посреди деревянной стены одиноко торчал камин. — Но такого… Даже присесть не предложишь старому другу? Я два часа подпирал колонну на приеме в честь нового министра. И если ты впервые за восемь? десять? о… почти пятнадцать лет решил со мной заговорить лично, то новость должна быть сногсшибательной. Хотелось бы упасть в обморок достойно.
— Как ты себя чувствуешь в последние дни? — игнорируя его слова, вкрадчиво поинтересовался Снейп.
*
Хогвартс. Его совершенно точно ни с чем не спутать: сквознячок в длинных коридорах, неистребимый запах чернил, навозных бомб и пропитанных потом школьных мантий, вздохи портретов, треск горящих свечей и скрип перемещающихся лестниц. Всё получилось так, как обещал Фламель! Можно даже не открывать глаза, чтобы сразу понять, что доска под щекой — шершавая, пахнущая грязью и воском — нижняя ступенька парадной лестницы. Кабинет директора — левее и выше, до гриффиндорских спален придется добираться битых полчаса. А вход в подземелья всего лишь в трех шагах слева. Но Гарри вовсе не был уверен, что сможет встретиться лицом к лицу с профессором зельеварения. Губы все еще жгло прощальное горькое касание мокрой щеки. И что он скажет? «Привет, Северус? А вот и я — твой самый нелюбимый ученик? Возможно, ты не помнишь, как мы целовались девятнадцать лет назад, но я готов напомнить? О… да ты совсем не изменился за это время».
Он тихо фыркнул, представив ошалевшие глаза профессора Снейпа, и припомнил контрзаклинание проклятию распыления. Ни на что другое он рассчитывать не мог. И даже не был уверен, что Северус, профессор Снейп, в вечной черной мантии, со слипшимися прядями и зеленоватыми пятнами на щеках, вызовет у него желание прикоснуться хоть кончиком мизинца. Требовать объяснений от Дамблдора, не разобравшись, куда попал, было не меньшей глупостью. Гарри судорожно сжал обложку учебника зельеварения, словно пальцы Северуса перед выходом на бой, сунул книгу под свитер и решительно направился в сторону факультетской гостиной.
*
— Думай что хочешь, а я не намерена терять единственный шанс, — шипела Гермиона. — Если тебя устраивает «уд» по Гербологии, то, может быть, ты просто хочешь провести всё лето подальше от меня?
— Мерлиновы яйца, Гермиона, спецкурс по Прорицаниям! Это же вообще не предмет.
— И именно поэтому его не преподают во всех других школах. И учебников по нему не три стеллажа в Запретной секции.
— Три с половиной, — буркнул Рон, — и отдельно полка в отделении истории.
Гарри слушал, затаив дыхание. Как же он, оказывается, скучал! Друзья, лучшие друзья, которых он почти забыл, увлеченный другой жизнью и обжигающими губами нового Северуса Снейпа. Словно напоминая о себе, учебник ткнулся округлым углом под левый сосок. И только это удержало Гарри от порыва впрыгнуть в темный угол и повиснуть на друзьях с криком: «А вот и я!!!» Это и ещё что-то странное, чего он никак не ожидал услышать от Гермионы. С каких пор подруга так увлечена Прорицаниями? В темном закутке началась легкая возня, в звуках которой Гарри безошибочно определил шуршание мантии и поцелуи.
