Гарри поплелся провожать гостей.

— Ты, если что, пришли патронуса. Не оставляй его одного. Видишь, бесится.

— Не оставлю!!! А у них с Блэком действительно что-то было?

Ремус молча пожал плечами и переступил порог. Гарри прикрыл дверь и со всей тщательностью наложил защитные заклинания. Барьер вышел слабеньким, но способным отпугнуть диких животных и случайных магглов. Когда он вернулся, Северус все еще сидел, уставившись на разбитый стакан. Гарри аккуратно убрал осколки, а недопитая бутылка исчезла сама собой.

— Я потерял Сириуса дважды, — неловко сказал он, только чтобы нарушить гнетущую тишину.

— Еще пару раз, и привыкнешь, — процедил Северус, не поднимая глаз.

— Мне кажется, что ты любил его не меньше, чем я там, в будущем.

Разговор был опасным, но пусть лучше Северус заорет на него, грохнет кулаком по столу. Пусть даже в клочья разнесет полдома, но только не молчит так тяжело и страшно.

— Любил? — Северус скривил губы в жалком подобии ироничной усмешки. — Еще два года назад я позволил бы отрезать себе левую руку, лишь бы Поттер и Блэк исчезли с лица земли. Потом привык и даже начал получать удовольствие от наших стычек. Но ни за какие сокровища в мире я бы не связался с этими козлами ради серьезного дела. Я слизеринец, в конце концов! И тут появился ты… Тебе сложно понять Блэка, мне — легко. Такой же нездешний, из другого мира, ничего не знающий обо мне, смотрящий другими глазами. И теперь я в полной жопе. Любовь — сплошное дерьмо, разве я этого не говорил?

— Но ты же с Сириусом… и это было… ох… я не понимаю. Разве можно ТАК без любви?

Северус дернулся, схватил Гарри за руку и, подтащив поближе, жестко взял его лицо в ладони.

— Посмотри на меня, — почти прошипел он. — Если понадобится — протри очки. Кто захочет меня по собственной воле, а не из жалости или по принуждению?

Гарри разглядывал узкое злое лицо, обрамленное свисающими прядями, брезгливо кривящиеся губы, загнутый кончик носа, легкий намек на вертикальную морщинку между бровей. Пальцы сжимали его щеки, до боли впиваясь в кожу.

— Кажется, я не сопротивлялся, когда ты целовал меня, — едва смог прошептать он.

Северус фыркнул, и одна прядка взлетела вверх, отделяясь от остальных:

— В шестнадцать я бы тоже не стал сопротивляться.

Гарри поднял руки и накрыл ладони Северуса своими.

— А я не стал целоваться с Сириусом. И ни с кем бы не стал, кроме тебя.

«А я ведь не вру!» — с удивлением подумал он.

Они долго смотрели в глаза друг другу, пока Гарри не почувствовал, что очки давят ему на переносицу.

— Я уже жалею об этом, — одними губами сказал Северус. — Будь ты проклят за то, что появился в хижине.

Неожиданно Гарри улыбнулся прямо в кривящееся лицо:

— Не старайся! Сильнее, чем проклял нас Волдеморт, все равно не выйдет.

У Северуса дернулся левый глаз. Гарри не стал ждать и, подавшись вперед, коснулся его губ.

— Ты понимаешь, что сейчас делаешь? — выдохнул Северус.

Руки Северуса не стали ждать ответа, прижимая теснее, зарываясь в волосы, поглаживая кожу, возвращая уже почти привычный жар и ощущение покоя.

— А должен? Я же глупый инкуб.

— Ты умный инкуб.

— В таком случае считай, что понимаю. Мы вместе, а когда вместе — всё легче.

И Гарри сделал то, что именно сейчас казалось ему жизненно необходимым: сдернул с Северуса балахонистый свитер вместе с футболкой и осторожно прикоснулся губами к выпирающей ключице.

Тот лишь глубоко вздохнул, устраивая поудобней обожженное бедро.

*

За последующие две недели Гарри узнал много нового.

Если осторожно пробежаться губами по нежной бледной коже левого предплечья, то пальцы Северуса задрожат и чашка разобьется вдребезги о дощатый пол. Взаимодействие возбужденного члена и настойчивого рта может послужить причиной взрыва в лаборатории и пополнения словарного запаса витиеватым маггловским ругательством. Непробиваемая стена, возведенная между комнатой и лабораторией — это очень обидно.

Можно заставить себя не закрывать глаза, когда кончаешь; достаточно чтобы Северус просто попросил. Одиночество — невыносимо. Его не заполняют ни книги, ни прогулки по безлюдным лесным окрестностям. Неужели Северус не скучает, отгородившись стеной? Можно спать, сплетаясь в причудливый узел руками и ногами, а утром делать вид, что ничего не было. У Северуса получалось на «превосходно».

Щупальца растопырника, настоянные на яде глизня, чудовищно воняют: ни горячий душ, ни лавандовое мыло не истребляют приторный запах гниения, въевшийся в длинные волосы. Кое-какие мысли не следует озвучивать. Некоторые чувства не имеют точного определения. Несдержанность не приводит ни к чему хорошему: если, забывшись, простонать “возьми меня” или даже “трахни”, то Северус быстро отстранится, закусит губу и отрицательно покачает головой. И плечи его будут подрагивать, словно в комнату влетел ледяной ветер. Но если случайно прошептать, что вместе никакой турнир, никакой Волдеморт и никакие путешествия во времени не страшны, глаза Северуса вспыхнут неожиданной россыпью горячих искр. А если повторить — можно получить или легкий тычок в бок, или умопомрачительный поцелуй.

Дымолетный порох не отличается от растолченной сожженной ножки стула. Даже под странным аппаратом с лупой, напоминающим микроскоп. Вечера с Эвансом могут быть не так уж скучны, если вовремя задать нужный вопрос и делать вид, что слушаешь ответ. Тетка Петуния любит клубничный пирог с патокой и группу «Би Джиз».

Джеймса не нашли. Приказ об исключении его и Сириуса за прогулы был зачитан в Большом зале во время ужина. Правила магических турниров не менялись последние восемь веков. Можно прожить три дня, ни разу не вспомнив Рона и Гермиону. Второго февраля кельты празднуют Имболк.

— Ура! — Северус вылетел из лаборатории как смерч, держа на раскрытой ладони снулого птенца с фиолетовым оперением. Птица задрожала, позеленела и превратилась в жабу. Шахматная доска между Гарри и Эшли испарилась сама собой.

— Ровно сто часов! — гордо сказал Северус, и Эванс устремил на него восторженный взгляд:

— На твоем месте я бы опубликовал результаты экспериментов.

— Сомневаюсь, что они актуальны в мировом масштабе. Пролонгированное оборотное — первая проблема, которая может заинтересовать зельевара. Наверняка в мире уже сотни рецептов.

— В тебе, Северус, с детства удивительно сочетались черты полного придурка и исключительного гения.

Северус только ехидно скривил губы.

— Но теперь я не сомневаюсь, что мы сможем принять участие в турнире. Ты, обернувшись Блэком, а я под видом твоего фамилиара.

— О, нет, не так… — Северус беспечно махнул рукой, призывая чашку: — Ты же сам говорил, что каждый маг имеет право привести с собой ученика.

Эванс приосанился, гордо вскинув подбородок:

— Это древнее правило, вряд ли им воспользуется кто-то из чистокровных. Разве что профессор Слагхорн. Он будет поражен, если ты объявишь меня учеником. Пойдут ненужные слухи. Но пусть… Как можно отказаться от возможности посетить турнир?

— Знаешь, каков был основной недостаток Блэка?

Раньше, чем Эванс успел открыть рот, а отвлеченный ласковым прикосновением Гарри среагировать, Северус выхватил у него из-за пояса палочку с крученой рукояткой.

— Блэк никогда не умел правильно выбирать, — быстро сказал Северус и с размаху ударил палочкой о край стола. Послышался звонкий щелчок, Эшли и Гарри растерянно уставились на пористый белый излом под слоем серебристой краски.

— Два фунта семьдесят девять пенсов, — сказал Северус, — в маггловском магазине детских игрушек. Неужели ты думал, что в первый же день нашего знакомства я сунусь в Лютный ради твоих прекрасных глаз?

— Патронус… — едва прошептал Гарри, глядя на пластиковое нутро своей новой палочки. — Я вызывал ею патронуса. И Люмос в Азкабане.

— Это лишь подтверждает то, что кем бы ты ни был, ты — удивительно сильный маг, — справился с шоком Эшли.