Проведав товарища в больнице и прихватив пару веселящего на всякий случай, они выполнили своё обещание позже вернуться, а тут такая немилость. Его Друг с гитарой примостился на раскладушке, стоявшей у стены за которой была баня, а Он впервые в жизни пытался что-то похожее на мант слепить из нового теста, исподтишка наблюдая за этой хорошенькой на вид, но такой недоступной хозяйкой. Большие строгие голубые глаза, уложенные в причёску «букли» и довольно длинно назад вьющиеся пышные волосы, шелковый цветной халатик с воланами на груди и рукавах и расклешённостью книзу (явно сшитый Ею – в углу стояла швейная машинка) только ещё больше подчёркивал её стройную женственную фигурку.

Понемногу Она оттаяла – у неё обнаружилась приятная улыбка на её небольшом ротике и ямочки на щеках. Пока манты варились, все слушали бренчание гитары, а её каблучки стучали то здесь то там, то собирали на стол, то Она убегала, стуча ими в дом – видимо кормила и укладывала детей. С детьми Он успел в ожидании их матери познакомиться, и они ему очень понравились своей воспитанностью и взрослой манерой общения.

За столом, как это бывает когда люди мало знакомы, вели разговоры ни о чём и обо всём сразу. Пили мало, больше других Его Друг и, видимо, поэтому вскоре уснул на всё той же раскладушке с гитарой в руках. Дочь приятельницы довольно скоро поняла, что Он её в упор не замечает, попросила разрешение пойти спать в дом и удалилась – всё Его внимание и без того было направлено только на хозяйку. Он и Она, сидя напротив друг друга за всё тем же столом и обращаясь на «Вы» всё говорили, говорили. Так они просидели долго, рассказывая друг другу всё без утайки, как это бывает, когда люди встречаются в поезде и открывают душу нараспашку, будучи уверенными что больше никогда не встретятся.

Он рассказал, как Его жена с дочерью первоклассницей уехали на Дальний Восток к её родителям – переждать пока он переедет на место нового назначения, да там и задержались уже на полтора года, не смотря на то, что новое назначение не состоялось. Уезжая, Его Жена прихватила всю свою и дочерину одежду, и ценные вещи. Он к ним ездил прошлой зимой, и стало ещё понятнее, что они давно чужие люди. Он водил жену в ресторан, где она перепила и её рвало. Пьяная она говорила, что хочет от него ещё ребёнка. Дома их ждала открытка с любовными поздравлениями с Новым годом из города, где Он жил, но Он её не посылал. Открытка от этого адресата была не первой. Ему захотелось оттуда срочно уехать, но была ещё дочь. Чтобы не толкаться в доме тёщи и не сталкиваться после скандала с женой, Он пошёл к дочери в школу. Дочь стояла в очередь в библиотеку и, когда Он подошёл к ней весь такой красивый (Ему очень шла военная форма), что другие дети взглянули с завистью – дочь сказала, чтобы он ушёл, а то ей стыдно. Он рассказывал это, и обида в нём ещё так ярко болела, что Она внимательно слушая, подумала: «Девочка не понимая того приговорила себя на всю жизнь».

Она рассказала о своём Бывшем Муже с мастеровыми руками, которыми он умел делать и строительные работы, и красивые ремешки для часов из фарфора. С ним Она разошлась 5 лет назад, а через год снова его приняла, спасая от тюрьмы, а вернее своих детей от пометки в биографии, что их отец сидел. Потом снова расстались.

Первый раз Она хотела с ним разойтись на третий месяц их семейной жизни. Она его так ждала, а Он приехал из трёхнедельной командировки – и исчез на весь день – вечером появился во дворе (тогда жили у Её родителей) и, шатаясь, прошёл в огород, а через 10 минут вывалился из туалета и при этом даже не проснулся, только улёгся на грядке поудобнее. Как и всегда потом, его выручила Её Мама: «Какой развод, а что люди скажут?» Как Она потом себя ругала, что тогда послушала Мать и загубила 10 лет своей жизни!

Она окончила педагогическое училище и администрация училища, зная Её организаторские способности, умение петь, рисовать, танцевать оставили её при местной школе пионерской вожатой. Было три здания школы в разных концах посёлка, из которых потом сделали две десятилетки, но тогда, когда пришла новая пионервожатая, ей приходилось буквально разрываться на три части. Она сочиняла и репетировала сценарии Дедов Морозов и Снегурочек; делала с ребятами из проволоки, обшивая её тканью торс лошади, к которому пришивалась попона – становясь под это сооружение, дети изображали лошадь, в санях которой ехала Снегурочка; сани тоже делали и раскрашивали сами. По пять ёлок в день, по 2 часа каждая, 5 дней подряд с 8 утра до 11 часов вечера. В перерыве, когда у всех был обед, она в гололёд и холод шла по деревенским улицам, стучалась в калитки и, боясь родить в чужом дворе, по возможности присаживалась, если люди впускали в дом, отвечая на вопросы – её посылали на перепись населения и частного скота в посёлке. Стоять у елки она не умела, да и дети не были виноваты в том, что она 5 месяцев беременна, что на неё одну столько классов, что на неё взвалили эту перепись. Она плясала с каждой новой параллелью классов под «Мороз ледяной, дверь скрипучая…» так что никто и не заподозрил, что она падает с ног от переутомления. Добравшись к 12 часам ночи с пересадками на автобусах домой просто падала поперёк раскладушки на кухне и ставила отёкшие ноги в таз с водой, а в 9.00 уже начало следующей ёлки. Между этими часами она выслушивала увещевания Мужа о том, что она совсем не бережёт ребёнка и что он пойдёт и всех там разнесёт. Она считала – раз администрация школы Её от переписи не освободила, значит так должно быть – Она никогда за себя не просила.

Когда 8 марта накрыли праздничный учительский стол с вином в заварочных чайничках и вторым тостом директор школы пожелал пионерской вожатой хорошего отпуска, все обернулись на него: «Какой отпуск среди учебного года?» После объяснения, что вожатая идёт в декретный отпуск, все обернулись на неё, а сидевший рядом пожилой учитель немецкого языка, которого она очень уважала, сказал: «Рукавичку родить собралась что ли?» Её зелёный драповый костюмчик так надёжно скрывал её животик, что никто и не догадывался о её положении, а она стеснялась сама об этом сказать. Но слова: «Рукавичку родить собралась, что ли?» засели глубоко и до самых родов, держали её в страхе, что она родит «рукавичку». Как необдуманное слово может ранить, заставить переживать!

Когда, наконец, в ночь на Первое Мая весь медицинский состав больницы и роддома сбежались в родильное помещение, где она уже четвёртые сутки, приходя в сознание только от боли рожала, перешёптывались: «Роженица умирает». Она не думала о себе, а всё про ту же «рукавичку», которая никак не хотела с ней расстаться. Бежали в роддом и родители и муж роженицы, слышали перешёптывания и полные страха кинулись к окну и всё время родов стояли под окном волновались, а потом ночью 6 км. шли домой пешком. Толпа медработников не знала чем роженице помочь, тогда помогли прочитанные ранее книги. Роженица попросила простынь и прошептала: «Я читала, что ребёнка можно выдавить простынёю» – так и выдавили – по двое на Ней повисали то одни, то другие люди в белых халатах и моментально разбежались отмечать в 12 часов ночи Первое мая, оставив Её лежать в луже крови без покрывала. Роженица видела, как разматывали трижды обернувшуюся вокруг шейки её Сына пуповину, и Её трясло от страха за него, от холода, от обиды, что все её бросили, а главное – коль не показали ребёнка и не сказали его вес – значит и впрямь «рукавичка» родилась что-то ненормально?

Ей было только 19 лет, она добросовестно относилась к своей работе, к людям, к детям и не могла и подумать, что можно просто в спешке на 100 грамм спиртного в рабочее время в роддоме забыть сказать ещё 20 минут назад умирающей роженице, что ребёнок здоров, и оставить её мёрзнуть. Когда Её, наконец, перевели в палату, роженица очень просила медсестру сказать Ей о состоянии Сына, но видимо не всё ещё было допито и про неё опять забыли. Так до утра в страхе, что ребёнок ненормальный и Ей об этом боятся сказать, Она ни на минутку не уснула, проклиная себя за все елки, за то, что не послушала мужа и не бросила эту работу; за то, что тащилась по холоду и гололёду, переписывая чужих свиней. Она всё искала причину, где же она загубила ребёнка, плакала пока не пришла на смену знакомая и не сообщила что всё в порядке, чудесный мальчик. Она проспала целый день. В Её понятии так и осталось, что при родах должна быть толпа медработников и, когда рожала через 5 лет здесь дочь, Она спросила у акушерки, единственной, присутствующей в родильном помещении: «А где все?» – та удивлённо ответила вопросом на вопрос: «А кто Вам ещё нужен?»