Забвение положил ладонь на плечо Ярхе.

– Встань. Она не принесет вреда.

Шерд исполнил просьбу беспрекословно. Эртанда это поразило. Без единого сомнения отпустить женщину, которая только что была готова их растерзать?

Когда Ярхе перестал ее загораживать, тинат понял, в чем дело. Внутри Кинеды не осталось и следа желания убийства.

– Ты сядешь у крыльца и будешь ждать, – сказал Забвение Кинеде. – Если кто-нибудь подойдет и начнет расспрашивать, что за шум на постоялом дворе, ты ответишь, что твои друзья напились и приходят в себя. В дом никто не должен войти.

– Да, Саттаро.

Кинеда медленно поднялась, отворила скрипнувшую дверь и вышла наружу. Не веря в происходящее, Эртанд проследил за тем, как она спускается по ступенькам и устраивается на самой нижней. Тусклый фонарь у входа осветил ее затылок.

Сама покорность.

Невозможно. Или все-таки возможно? Изменил же Забвение им внешность…

Тычок сзади едва не сбил Эртанда с ног. Он судорожно вдохнул от неожиданности и обнаружил рядом с собой Турна. Каменщик тяжело, с хрипом дышал. По груди у него расползалось красное пятно, но это не мешало Турну широко ухмыляться.

– Как я их, а? Видел? Вот это свалка! Как в старые добрые времена. Ты молодец, не струхнул. Ничего, потом наловчишься, толку от тебя побольше будет.

Он ткнул и Ярхе, который недовольно покосился на разошедшегося товарища.

– Раздевайся. Погляжу, что там у тебя с раной, – буркнул шерд. – Может, зашивать придется.

– Зашивать?

Веселье Турна сразу как рукой сняло. Он сморщился, но стянул с себя рубашку. Расставленные на столах свечи подсветили бисеринки пота и причудливый рисунок на его спине. Хотя синие и грубоватые татуировки побледнели от времени, в широких извивающихся линиях узнавались наты «сила» и «скорость».

Работа Мадраго, догадался Эртанд. Исполнение не самого высокого качества, однако свою роль нат явно исполнял.

– Оно действует все время? – отчего-то шепотом спросил тинат.

О чем он, Турн понял без подсказок.

– Не. На короткое время. И потом я как убитый хожу. Все-таки жаль, что Мадраго, сволочь, так мало прожил. Еще бы чутка практики ему, и я мог бы хоть голым на арену в Ильтирев выходить – и всех уделать, – каменщик загоготал, как будто в этом было что-то смешное. – Эй ты, слышь… Ученый. Сходи-ка наверх за бинтами, будь добр.

Эртанд помедлил. Турн первый раз назвал его Ученым и попросил

вежливо

. Значит, заслужил? Нужно гордиться?

Он не знал.

Чтобы подняться на второй этаж и потом спуститься обратно, пришлось переступать через трупы. Голова закружилась от одного их вида, а еще запах… Однако когда Эртанд вернулся к спутникам, то застал их как ни в чем не бывало чавкающими над жарк

и

м. Словно на кухне не жались в обнимку хозяева постоялого двора, все еще всхлипывая и молясь Илю. Словно на полу не валялось шесть мертвецов, а на крыльце путников не охраняла удивительно кроткая женщина, которая пылала к ним страшной ненавистью.

Отвлекся лишь Ярхе, который принялся ковыряться в сумке в поисках лекарств для Турна. Тот кривился от боли, наяривая из миски так, будто это последняя еда в его жизни. Забвение ел с тем же спокойствием, с каким он делал все.

Эртанд посмотрел на стоявшее перед ним мясо с доброй порцией овощей. Наверное, выглядело оно аппетитно, но воодушевления не вызывало совершенно. Не после того, что случилось.

– Жуй, – Забвение пододвинул миску ближе к тинату. – В следующий раз поесть удастся нескоро.

Он это понимал. Не оставаться же теперь в деревне. Пришлось заставить себя силой взять ложку и отправить в рот кусок мяса. Пустой желудок сразу свело от предвкушения.

tyle="text-align:justify">Совсем скоро Эртанд наяривал не хуже Турна, но внутри ему хотелось выть.

***

Кинеду-Мерду Забвение убил сам, когда они пополнили припасы, не спрашивая разрешения хозяина, и собрались уходить с постоялого двора. Эртанд хотел возмутиться, но уже не было сил. Поэтому он просто прочитал молча молитву за упокой: первую – Илю, чтобы тот принял к себе души мертвых, вторую – Урду, чтобы тот смилостивился над новыми подданными, если те все же попадут к нему. Да и не давала покоя мысль, что бывший раб поступил правильно.

Сократил численность погони. Увеличил шансы добраться до Сердца мира живыми и спасти континент от разрушения.

Ведь правильно же?

В воздухе пахло травами от безвкусного водянистого супа, который хранители снова варили на ужин. Лаана сидела в дальнем конце пещеры — это уже становилось традицией, ловила блики костра и чинила свое алое платье, украдкой поглядывая на Таша.

Тот тренировался неподалеку с высоким воином по имени Са Реан. На руках, без мечей — шуметь, когда снаружи уже падали сумерки, не стоило. Оголенная кожа мужчин поблескивала в игривом свете костра. Шаг — шарканье сандалий по каменному полу пещеры. Замах кулаком, Са Реану чудом удается увернуться, внезапная подножка… Стон разочарования. Таш падает.

Лаана скорее вернулась к шитью, чтобы молодой шерд не заметил ее внимания. Таш бросал на нее взгляды после каждого проигрыша. Наверное, хотел убедиться, что она этого не видит. Интересно, почему он так боялся опозориться? Надеялся, что бывшая хозяйка позволит сопроводить ее до отца? Или по какой-то другой причине? Проиграть Реану, вообще-то, было совсем не стыдно – боевой опыт этого покрытого шрамами мужчины, которому на вид исполнилось лет тридцать пять, явно превосходил опыт своего молодого противника. А еще он был одним из тех, кто умел впадать в ашарей, да такой, что вокруг него в самом деле разливался жар, словно от огня. «Единственный и самый опытный среди нас», — с гордостью сказала о нем мать.

Иголка воткнулась в палец. Лаана поморщилась, поднесла его ко рту, чтобы облизнуть капельку крови, и застыла. Что за жест простолюдинки!

Она вздохнула и поправила ободранный подол платья, который пыталась подшить. Беготня по виноградникам отразилась на тонкой ткани не лучшим образом. Мать посоветовала не мучиться, выбросить бесполезную тряпку, но Лаана не могла. Даже несмотря на то что уже почти забыла, как работать иголкой и ниткой. Аристократки же не занимаются такими вещами. Да ей и некогда было – вся жизнь в подсчетах, прикидках, что кому подороже продать. Чего удивляться, что стежок выходит такой кривой? Даже если завершить работу, платье все равно уже никогда не наденешь.

Рука против воли с нежностью погладила шелковую ткань. Ну как ее выкинуть? Это единственное, что осталось от старой жизни. Платье, золотая подвеска в виде солнца — символ Иля-Илаана, змейка-браслет и пара колечек. Золото уйдет на оплату беспокойства хранителей, но платье обязательно надо было оставить. Ее любимое, то, в котором она часто гуляла по Тамин-Арвану. Ходила перед мужем…

Глаза защипало, на губах появился знакомый соленый привкус. Лаана скрючилась и уткнулась лицом в складки платья, пряча непрошеные слезы.

Опять. Она же дала себе обещание больше не плакать! Каждый раз это отвлекало Таша от его дел, а ведь ему тоже было нелегко. Но, видимо, у него свои проигрыши, а у нее — свои.

Как и всегда, над ухом раздался его голос.

— Все хорошо? Вы… ты укололась? Принести что-нибудь — воды, может быть, какое-нибудь лекарство?

Лаана подняла голову, незаметно вытерев щеки от влаги. Таш озирался, ища, кого бы попросить о помощи. Когда он только подошел? Либо шерд сделал это настолько быстро и беззвучно, либо она так громко хлюпала носом, что ничего не услышала.

К счастью, никого сдернуть с места он не успел. Хранители были слишком заняты собственными делами. Два дня движения вслед за Глазами Гор, поздний привал, чтобы продвинуться как можно дальше, пока стоят часы прохлады… Всем было не до праздных шатаний или глупых слез.

— Не нужно, Таш, — тихо произнесла Лаана. – Со мной все в порядке. Это сейчас пройдет.

– Ты уверена?