Тенсен принялся за работу. Предплечье пострадало не так сильно: удар пришелся вскользь, к тому же его смягчила плотная шерстяная куртка. Старик промыл рану и перевязал потуже. Потом он вспенил мыло, и в его ладонях появилось большое белое облако из хрупких мыльных пузырьков. Облако было красивое, нежное и воздушное. Оно пахло летними цветами и выглядело совершенно безобидно. Но Арин знал, что сейчас сделает Тенсен.

— Приготовься, — предупредил министр, — будет неприятно. — С этими словами он нанес пену на порез.

Мыло покрыло рану. Арин не мог даже вдохнуть от дикой боли — как будто чудовище с длинным огненным языком лизнуло рассеченную плоть. Он бы закричал, если бы мог.

Тенсен смыл пену, еще раз нанес мыльный раствор и окончательно промыл порез. Арин без сил откинулся на спинку стула и вздохнул с облегчением, когда Тенсен зажал рану чистым куском ткани. Порез уже не жгло огнем. Арин не открывал глаз. Боль снова стала глухой, текучей, как раньше, — Арин обрадовался ей, как старому другу. Она стала почти приятной.

Но Тенсен еще не закончил, и Арин понимал, что будет дальше. Он открыл правый глаз и увидел, как старик стерилизует иглу в огне масляной лампы.

— Нет, — прохрипел Арин. — Приведи Делию.

— Ты же не платье.

— Приведи, — повторил он, хотя не раз наблюдал, как Тенсен зашивал раны прямо на поле боя.

Именно поэтому Арин брал старика на все вылазки в Гэрране. И еще потому, что Тенсен с огнем в глазах и твердостью в голосе поклялся служить своей родине до конца. Проработав актером много лет, Тенсен легко мог перевоплотиться в кого угодно. Если нужен врач, значит, он будет врачом. Сам Тенсен вспоминал, что однажды даже играл роль доктора в театре. Арину было все равно, где и почему тот научился лекарскому искусству. Научился — и хорошо. Однако зашить рану на собственном лице Арин не позволит.

— Делию лучше не впутывать. Ей опасно об этом знать, — возразил Тенсен.

— Думаешь, это удастся от кого-то скрыть?

Старик улыбнулся — да, с этим трудно поспорить.

На лице Арина навсегда останется след.

Когда министр вернулся с Делией, ткань, которой Арин зажимал рану, насквозь пропиталась кровью, а сам он почти задремал. Портниха устало и недовольно взглянула на него, как будто Арин был упрямым ребенком, который поранился, потому что не слушался взрослых. Выражением лица Делия напомнила ему мать. Арин ухватился за эту фантазию, когда портниха продела нитку в иголку и коснулась прохладными пальцами его горящего лица. Он смотрел одним глазом, который застилали слезы, так что совсем не трудно было вообразить, что перед ним мать. Делия воткнула иглу в кожу, проколола ее и затянула нить. Тенсен вытер выступившую кровь, чтобы портниха лучше видела порез. Так продолжалось до тех пор, пока зигзагообразные стежки не стянули всю щеку.

Может, дело было в том, что раненая половина лица казалась чужой. Или он просто не хотел думать о том, что сейчас делает портниха, и пытался убедить себя, что могло быть и хуже. Так или иначе, Арин вспомнил: за день до того, как Кестрель купила его, он нарвался на драку. Вместе с другими рабами, работавшими на строительстве новой валорианской дороги, Арин сгребал гравий. Он старался не высовываться, вести себя спокойно… но вдруг раздался какой-то шум. Арин поднял голову. Двое валорианцев тащили за собой раба. По рядам гэррани прокатился шепот. Насколько понял Арин, это был беглец родом с востока, которого только что поймали. В империи жестоко наказывали тех, кто осмеливался сбежать.

Арин рванулся вперед, крича и осыпая валорианцев ругательствами. Повезло еще, что господа не понимали по-гэррански, иначе ему выбрали бы наказание похуже. Надзиратель ударил Арина по лицу, а затем валорианцы велели другим гэррани скрутить нарушителя порядка. Его повалили на гравий, били, но, даже валяясь на земле, Арин видел, как чернокожего раба толкнули на колени и схватили за волосы.

Пока валорианец доставал кинжал, раб встретился взглядом с Арином.

— Не беспокойся, — сказал он по-гэррански, который не слишком отличался от языка Дакры. — Император за все ответит.

Один стражник дернул раба за волосы, а второй отрезал ему уши и нос.

— Ну вот. — Делия оборвала нитку. — Тринадцать стежков, два шва, на лбу и на щеке. Веко я не трогала.

Кровь почти остановилась, и Арин приоткрыл левый глаз. Теперь, когда ничто не мешало ему видеть, Делия уже не казалась похожей на мать. Швея ополоснула руки.

— Хорошо зашила, — похвалил ее Тенсен.

— В первый и последний раз, — ответила портниха и ушла.

Тенсен пододвинул стул, сел рядом с Арином и начал вытаскивать осколки из его ладони. После пережитого кошмара это ощущение было почти приятным.

— Делия сегодня рассказала мне кое-что интересное, — произнес Арин.

Тенсен зацепил пинцетом большой осколок и вытащил его.

— Правда? — Министр бросил кусочек стекла на невысокий стол, стоявший рядом.

Арин пересказал сведения, которые узнал от портнихи. Старик слушал молча. На столе постепенно скопилась целая горка окровавленного стекла.

— По-моему, в этом нужно разобраться, — закончил Арин.

— Я предпочел бы, чтобы ты больше думал о Гэрране и поменьше — о нарядах леди Кестрель.

Арин сжал кулаки, отчего осколки еще сильнее впились в ладонь, и поморщился от боли. Тенсен убрал пинцет и строго посмотрел, мол, поделом тебе.

— Ты не понял, — возразил Арин. — Глава сената, судя по всему, уже знает о платье, и это важно. Если удачно сделать ставку, выигрыша хватит на небольшой остров, и все это будут деньги других игроков. Тринн подслушал разговор. Что, если как раз тогда император наградил главу сената, подсказав ему, на что ставить? Нам надо понять, что за услугу тот оказал.

Тенсен молча вытащил еще один осколок из ладони Арина и внимательно его осмотрел.

— И потом, это испорченное платье, — продолжил Арин. — С Кестрель что-то случилось.

— Рвота на рукаве, говоришь? Грязь на коленях? Не выдумывай всякие ужасы. Подумаешь, девушка просто выпила лишнего и споткнулась на дорожке в Зимнем саду. Нам какое дело?

— Она влезла в какие-то темные дела, — настаивал Арин. — Я чувствую.

Тенсен отложил пинцет.

— Ты видишь то, что хочешь видеть.

— Неправда. Я этого не хочу. Не хочу, чтобы она попала в беду.

— Может, и так, но тебе нравится представлять, что она несчастна. Жалеет о своем выборе. Да если бы так и было, что бы ты сделал, Арин? Кинулся ее спасать?

Арин промолчал.

— А мне кажется, она выглядит вполне довольной, — добавил Тенсен.

— Швы на платье разошлись. Юбки были перепачканы. В Зимнем саду нет грязи, только мощеные дорожки. Так откуда пятна?

Тенсен уставился на своего губернатора:

— Арин, прости, если это прозвучит грубо. Я понимаю, тебе кажется, что Делия передала очень важные сведения, но, по-моему, ты проявляешь совершенно нездоровый интерес к невесте принца и ее гардеробу.

Арин закрыл рот, не найдя что возразить. От охватившего его сомнения по спине пробежал холодок.

— Прошу тебя, — сказал Тенсен. — Шпионаж — это моя забота.

— Но ты так ничего и не узнал с тех пор, как выяснил, что случилось с Тринном.

— Все в свое время.

— Ты ждешь вестей от нового шпиона? Он что-то выяснил?

Что-то мелькнуло в глазах Тенсена.

— Или она?

— Пока нет, но надежда есть.

— Мне все это не нравится. Ты как будто очень доволен своим новым агентом, вот только толку от него нет, а я даже имени его не знаю.

— Можешь называть моего информатора Мотыльком.

— Я хочу знать имя.

— Я понимаю, ты боишься, что этому человеку нельзя доверять. Не бойся. У Мотылька хватает причин работать на нас.

Арин ударил здоровой рукой по столу.

— Я отошлю тебя в Гэрран. Клянусь, посажу на ближайший корабль, если не скажешь, кто твой шпион. Говори сейчас же!

Тенсен сгреб в кучу осколки, разлетевшиеся от удара, а потом откинулся на спинку стула. Его зеленые глаза ярко блестели.