Мужчина глубоко вздохнул, проводя большим пальцем по пяти золотым монетам, очерчивая контур каждой из них. В его карих глазах читалось сомнение, но блеск золота оказался ярче.

— Мальчик с седыми волосами и золотым сердцем… — задумчиво произнес мужчина, глядя в горящие глаза цвета жидкого золота. — Мы сделаем все возможное, Ваше Высочество.

***

Азъен кивнул, надевая капюшон, и поспешил на выход. Самуила пришлось ждать несколько минут прежде, чем он вышел с другой стороны здания с двумя мужчинами, чем сильно напугал брата с сестрой.

— По-вашему я должен был выйти и войти через парадную дверь? — улыбаясь, спросил он, видя реакцию на своё появление. — Я надеюсь, вы не будете возражать, если мы увезем их на телеге?

— Да, конечно, — кивнул Азъен, поворачиваясь к сестре, сидящей на месте возницы.

— Возвращайся в замок. Я приду, как только смогу.

— Но я хочу остаться. Я могла бы помочь, — возразила Катарина, вцепившись руками в поводья.

— Милая леди, — обратился Самуил к девушке, услышав её голос. — Вы уже многим помогли, а все остальное предоставьте нам. Ваша помощь излишня.

— Я не леди! — фыркнула Катарина, закрывая лицо капюшоном, хотя в такой темноте её всё равно невозможно было бы узнать. — Почему я не могу остаться?

— В дальнейших процедурах не будет ничего приятного, — ответил мужчина. — Уж поверьте моему опыту — юной даме не следует там находиться.

— Он прав, Кать, возвращайся домой, — прошептал Азъен, обнимая сестру. — Я зайду к тебе, как только вернусь. Обещаю.

— Братик, я не усну, пока ты не вернешься. Ты только проследи, чтобы все хорошо с ними было.

— Конечно прослежу.

Азъен дождался, когда распрягут лошадь и Катарина уедет. Двое помощников Самуила впряглись в телегу, покатив её ко второму входу. Юноша хотел помочь им перенести друзей, но те и без него хорошо справлялись — крепкие высокие мужчины, на вид — не больше Алэна — осторожно подняли пострадавших без особого труда и перенесли их в подвальное помещение. Вопреки ожиданиям Азъена здесь оказалось сухо, тепло и светло. Посередине небольшой комнаты стояли две высокие кровати, на которые и положили безвольные тела.

Оглянувшись по сторонам, юноша обнаружил несколько полок с мазями, чистыми тканями и медицинскими инструментами. Азъена замутило от обилия запахов спирта и лекарств. Только здесь, при хорошем освещении, он смог увидеть друзей — сквозь запекшуюся бордовую кровь на спине проступали множественные порезы, казалось, что их больше, чем пятнадцать. Все их тела покрывали бурые пятна, на ягодицах Эрика он увидел кровь, стекающая по бедрам вместе с белыми пятнами семени. Такие же обнаружились и на Алэне. Азъен даже боялся предположить, сколько раз за день их насиловали. Он хотел прогнать эти мысли, но они упорно возвращались яркими образами, как палач подходит к Эрику и берет его.

Резкий неприятный запах, ударивший в нос, вывел Азъена из оцепенения, из глаз брызнули слезы. Стоявший перед ним мужчина с маленькой склянкой в руках удовлетворенно кивнул и закрыл баночку.

— Если юноша такой впечатлительный, может, ему стоит покинуть это место? — спросил мужчина надтреснувшим голосом, обращаясь не то к Азъену, не то к Самуилу, стоявшему у кровати, где лежал Эрик.

— Нет, я останусь, — ответил Азъен, понимая, что в этот раз он не терял сознание, а находился в полуобморочном состоянии, ничего не замечая. — Я могу помочь вам.

— Тогда, юноша, сними свою грязную одежду и надень чистую, — он показал рукой на вешалку, где весело несколько чистых халатов.

Азъен подчинился, снимая свою мешковатую рубашку и сумку, кладя их на кушетку в самом углу комнаты. Прежде, чем одеть чистое, он долго отмывал руки от засохшей крови в тазу с водой. Видимо, он пропустил больше, чем казалось на первый взгляд: возле обеих кроватей появились два небольших столика, на каждом стояло по две миски с чистой водой, ткани, иглы и другие металлические предметы, о предназначении которых Азъен мог лишь догадываться. Мужчина несколько секунд изучал его тяжелым взглядом, но потом вспомнил, зачем он здесь находится и приступил к своей работе. Самуил, убедившись, что всё в порядке, покинул подвальное помещение.

— Меня зовут Густав, — представился мужчина, смачивая белую тряпку в теплой воде.

— Я Янес, — соврал Азъен, надеясь, что мужчина не заметит лжи. Повторив движение лекаря, Азъен внимательно следил за его дальнейшими действиями, стараясь в точности повторять их. Запекшаяся кровь смывалась плохо, и он с опаской прикасался к рассеченной коже. Чтобы хоть как-то отвлечься, он попытался завести разговор с мужчиной. — Вы работаете на Самуила в этом доме или лечите и других людей?

— И то, и другое, — не отвлекаясь, ответил Густав. — Обычно я лечу людей вне стен этого заведения — у меня хватает клиентов. Самуил же является постоянным, точнее те, кто на него работает.

— Им так часто нужен врач? — удивился Азъен.

— Клиенты бывают разные. Некоторые считают, что толстый кошелёк дает им право жестоко обращаться с людьми. В этом заведении так и есть, поэтому я здесь частый гость, — Алэн тихо застонал, когда мужчина, смыв запекшуюся кровь, начал тщательно промывать каждую рану. — А ты крепкий мальчик. Тебе придется потерпеть ещё немного. Это не так страшно — перенёс двадцать три удара, значит жить будешь.

— Как двадцать три? — глаза Азъена стали размером с блюдца от услышанного. Мужчина поднял на него тяжёлый взгляд.

— По-твоему я не умею считать? Вот — ровно двадцать три ровных и тонких разреза. Били наотмашь тонкой плетью. Широкая таких не оставляет.

— Но… — Азъен отказывался верить, но он сам насчитал на теле Алэна двадцать три тонких линии. Посмотрев на спину Эрика, он едва удержался на ногах — на нём насчитывалось тридцать семь длинных полос, закрывающих всю спину. — Их же только пятнадцать должно быть…

— Значит, палач либо не умеет считать до пятнадцати, либо он сбился со счёта. Мальчик, может, тебе присесть? — видя побледневшее лицо Азъена, спросил Густав.

— Нет, все хорошо, — Азъен покачал головой, отмывая тряпку в окрасившейся в ярко-красный цвет воде и понимая, что всё далеко не хорошо — перед глазами потемнело, а к горлу подкатывала тошнота. Но несмотря на всё это он упорно продолжал промывать раны Эрика.

— Я так и подумал, — мужчина подошёл к полочке с лекарствами и протянул её Азъену.

— Вдохни носом, — тот повиновался, вдыхая резкий запах аммиака и тут же отвернулся. В голове моментально прояснилось, тошнота отступила, словно её и не было. — Если тебе опять станет так же хорошо, вдохнешь еще раз. У меня нет времени возиться с тобой, если ты тут свалишься.

— Я понимаю, — Азъен поставил баночку на столик, надеясь, что она ему больше не пригодится.

Густав работал быстро, хорошо зная свое дело. Когда Азъен заканчивал промывать спину Эрика, тот уже накладывал последние швы и смазывал их заживляющей мазью. Тщательно отмыв Алэна между ягодиц и осмотрев на предмет повреждений, он заключил, что серьезных разрывов тот не получил.

А вот с Эриком он потратил намного больше времени. Сначала придирчиво осмотрев работу Азъена, он обработал раны и велел мальчишке не мешаться. Эрик хрипел от боли, кажется, даже не приходя в сознание, а лекарь продолжал накладывать швы тонкой нитью. Рядом лежавший Алэн дышал глубоко и ровно, пытаясь шевелить руками, словно хотел убедиться в очередной раз, что они не в колодках.

— Алэн, как ты себя чувствуешь? — спросил Азъен, беря друга за руку. Тот приоткрыл мутные глаза, но вряд ли что-то смог ими увидеть.

— Ага… — только и смог прохрипеть он, слабо сжимая руку.

— Как он может себя чувствовать? — не поворачиваясь, спросил Густав бесстрастным голосом. — Не беспокой его пока, Янес. Ему нужен покой и отдых, тогда он поправится быстрее. Ты ведь именно этого хочешь?

— Хочу.

— Тогда отойди от него. Пока ты можешь ему только навредить.

Азъен отошел от Алэна и встал у изголовья кровати, где лежал Эрик. Он не хотел мешаться и просто наблюдал, как мужчина прошивает кривой иглой тонкую кожу, соединяя рассечённые края вместе. Похоже, такое пристальное внимание ничуть не мешало лекарю, и он больше не прогонял юношу. В некоторых местах, где несколько разрезов пересекались меж собой, сшить их оказалось невозможно, удалось лишь не много стянуть края, чтобы потом не было такого большого шрама. Дыхание Эрика постепенно выровнялось, становясь глубоким. Густав удовлетворенно кивнул, сказав, что с ним всё будет в порядке, если только не начнётся заражение, но за этим он обещал внимательно следить. Пару швов мужчине пришлось наложить между ягодиц, обнаружив там разрывы мягких тканей.