Азъен обижался, но музыку не бросал — он сразу полюбил свою флейту. Иногда ему даже казалось, что она издаёт волшебные звуки, завораживающие и прекрасные. Ему понадобился всего лишь год, чтобы научиться всему, что знал его учитель, но он не верил, что это конец и продолжал учиться. Сёстры все чаще заглядывали на уроки Азъена, заслушиваясь его игрой, а братья предлагали примерить пару сестринских платьев.
***
Илай — столица огромной страны Элладеи. Сотни кирпичных и каменных домов, раскинувшихся вокруг величественного каменного здания с девятью башнями, создавали особую гармонию и уют. Вокруг замка располагались дома приближенных к королю лиц, придворных и рыцарей. Соединенные широкими улицами, они плавно переходили в дома попроще — из камня и дерева. На окраине города находились самые скромные деревянные домики для крестьян.
С башен замка открывался потрясающий вид на город, захватывающий своей красотой и величием. Центральная площадь, находившаяся в непосредственной близости от замка, соединяла собой все главные улицы города, чтобы любой желающий мог быстро и беспрепятственно попасть туда. Так распорядился Крейгор, когда перестраивал город после завоевания. Тогда проходили массовые казни всех не желавших склониться перед завоевателем. Широкий помост стоял там и по сей день, чаще служа местом для оглашения указов короля, но и для своей изначальной цели он тоже служил нередко.
Азъен хорошо помнил, как его привели на первую казнь. Ему ещё не исполнилось и десяти лет, и он не хотел туда идти, ведь собирались казнить его учителя музыки. Мужчина обвинялся в изнасиловании и до последнего отрицал свою вину. Азъен не мог поверить в его виновность и даже пытался защищать его, но никто не стал его слушать. Его ждала неминуемая смерть и он принимал это, как неизбежное, но едва увидев взошедшего на помост своего единственного ученика в окружении братьев и короля, его сердце дрогнуло. Он готов был поклясться в чем угодно, лишь бы мальчика увели. Фредерик, хоть и относился со всей строгостью и суровостью к преступникам, но так как тот просил не для себя, позволил Азъену закрыть глаза.
С закрытыми глазами все остальные чувства моментально обострились. Азъен слышал тяжелые шаги палача; чувствовал напряженное молчание толпы; звук бешено бьющегося в ушах сердца; слышал звук рассекающего воздух тяжелого двуручного меча; и как что-то тяжелое с глухим звуком упало на деревянный помост. От криков толпы, последовавших за этим, Азъен вздрогнул и открыл глаза. Из обезглавленного тела фонтаном била густая багровая кровь, быстро растекаясь по помосту, разнося тяжелый металлический запах, а в двух метрах от него лежала отрубленная голова учителя. Безразличные ко всему голубые глаза смотрели на своего бывшего ученика, а мир мальчика вновь погрузился во тьму, но на этот раз лишенный каких-либо звуков, ощущений и запахов.
Следующие дни Азъен помнил смутно. Его мать рассказывала после, как она несколько дней не отходила от его кровати. Успокаивающие отвары на него не действовали, а снотворное он отказывался пить, потому что стоило ему закрыть глаза, он сразу видел перед собой тот безразличный взгляд на отрубленной голове.
Единственное, что он хорошо помнил, так это как не выпускал из рук свою флейту, подаренную когда-то учителем. Её пытались у него забрать, отнять последнюю память об этом человеке. Если бы им это удалось, ещё не известно, каким вырос бы мальчик. Азъен верил, что именно эта флейта помогла справиться ему с потерей. На третью ночь после казни, мать Азъена проснулась от тихой мелодии, что играл её сын. В неё он вложил всю свою скорбь и тоску, не в силах больше держать это в себе. Музыка казалась легкой, почти невесомой, проникая в самое сердце и обволакивая целиком. Тогда Азъен в первый и последний раз в жизни видел, как его мать — всегда державшая под контролем свои эмоции, королева Ретрия — заплакала, спрятав лицо в ладонях. Ей казалось, что она чувствует всё то же, что и Азъен, насколько точно он смог передать это своей музыкой.
После этого Азъену быстро удалось вернуться к прежнему образу жизни, но что-то изменилось, на первый взгляд — мелочи, которым никто не придавал значения. Он оставался всё тем же жизнерадостным любопытным ребенком с горящими золотыми глазами. Но как только он начинал играть, то словно сливался со своей флейтой, создавая прекрасную музыку, покоряющую сердца и умы людей.
***
Каждый раз проходя мимо помоста, Азъен вспоминал своего учителя, но больше не испытывал той душащей боли утраты, лишь тоска и бесконечная благодарность, что он однажды появился в его жизни. Больше он не терял сознание при виде отрубленной головы или мертвого человека. Хотя отец и не настаивал на присутствие Азъена на казнях, братьям удавалось его уговорить, ведь его сын должен вырасти мужчиной, а значит — не бояться вида крови. Так они ему говорили, сами же в тайне надеялись увидеть, как их младший братец снова свалится без чувств. Их ждало разочарование — Азъен больше не разу не упал, даже слёз не было — в те моменты его переставало тревожить происходящее вокруг.
Вот и сейчас он отстраненно посмотрел на пустующий помост, стараясь не думать о плохом. Поблизости заиграла музыка, привлекая внимание горожан. Азъен поспешил туда, желая оказаться в первых рядах. Но ожидаемой толпы зевак он не обнаружил — люди безразлично проходили мимо небольшой красной повозки, украшенной разноцветными узорами, перед которой играли четверо людей — трое мужчин и одна женщина.
Первый мужчина — высокого роста с тёмными полуседыми волосами, хотя и не выглядел старо — он имел крепкое тело, несколько неглубоких морщин на лбу и в уголках губ и на вид он выглядел не старше сорока-сорока четырёх лет. Мужчина играл на инструменте, похожем на лютню, но с более изящными округлыми формами и звучала она совсем иначе — более певуче и не так звонко. Создавалось впечатление, что он держит в руках не музыкальный инструмент, а женщину, танцуя с ней своеобразный танец, понятный лишь ему одному.
Второй мужчина казался младше первого на десяток лет — стройный, высокий, он имел густую шевелюру чёрных волос, уложенных в простую высокую прическу, зачесанную назад. В руках он держал невиданный ранее Азъеном инструмент — подобный дудке, длиннее его флейты с множеством металлических клавиш на корпусе и расширением на конце. Он издавал множество разнообразных звуков от звонких и высоких до низких и глухих. Азъен завороженно смотрел, как тонкие губы музыканта едва касаются наконечника дудки, а длинные пальцы ловко перебирают отшлифованные за многолетнюю игру клавиши. Столько страсти и самоотдачи он не видел уже очень давно и с трудом оторвал свой взгляд, чтобы посмотреть на остальных.
Третий мужчина, или это не мужчина, а мальчишка — Азъен не мог рассмотреть —невысокого роста, ловко перемещался между музыкантами с бубном в руках. Этот инструмент юноша хорошо знал, но чтобы на нём так мастерски умели играть, он видел впервые. Металлические бубенцы звучали в такт музыке, а каждый новый удар заставлял сердце подстраиваться под её ритм.
За всеми этими, казалось бы, несовместимыми звуками, Азъен уловил ещё один — тихий, почти незаметный, но музыкальный слух сразу выделил его. Он-то и оказался тем связующим звеном между всеми остальными. Тонкие пальчики сидящей у самой повозки женщины ловко порхали по струнам, издавая музыку, схожую с шепотом ветра, когда тот легким поцелуем касается твоей щеки и ускользает дальше, словно его и не было вовсе. Длинные чёрные волосы скрывали черты лица женщины, но Азъена интересовала не она, а инструмент, на котором она играла. Он, судя по всему, имел дальнее «родство» с гуслями, но на много сложнее по строению. Имея чуть большие размеры, на нем помещалось больше струн — как минимум тридцать, а то и сорок — с расстояния в несколько метров невозможно сказать точнее.
Азъена очаровала не столько музыка, сколько невиданные ранее инструменты. Похоже, не у него одного музыка не вызывала особого интереса — люди лениво проходили мимо, иногда останавливались, чтобы вскоре возобновить свой путь. Но музыка не плохая, ей просто чего-то не хватало. Рука сама потянулась к сумке, где лежала флейта, а в голове Азъена уже звучала та мелодия, что нужна этому квартету.
