Обогнув повозку, юноша остановился у её задней части, чтобы его никто не увидел. Губы коснулись холодного металла, моментально нагревая его своим теплом, сливаясь с ним в одно целое и переносясь в совершенно другой мир, где нет печали и забот, нет времени и суеты, есть лишь умиротворение и музыка. Казалось, прошло всего несколько секунд, как всё вернулось на место и музыка стихла, но затекшие пальцы и сбившееся дыхание говорили ему об обратном. Он сидел на самой нижней ступени повозки и восстанавливал дыхание, положив флейту на колени.

Кожаные сапоги, поднимающие за собой небольшие столбы пыли, остановились прямо перед сидящем Азъеном. Тот опустил голову ниже, прячась за широким капюшоном и уже приготовился, что его прогонят, да ещё и угрожать начнут, чтобы больше не приходил, но высокий мужской голос сильно удивил его.

— Юнец, ты где так научился играть? Мы ещё никогда столько народа не собирали.

Азъен поднял расширившиеся от удивления золотые глаза на мужчину, на вид — не старше тридцати лет, но при этом он оказался ниже его на голову. Их окружала толпа людей, которую он сразу и не заметил. Все казались восхищены музыкой и спешили поблагодарить артистов кто словом, а кто монетами.

— Ты язык проглотил или просто немой, парень? — ещё раз спросил карлик.

— Да… То есть… Нет, – замотал головой Азъен. — У меня был учитель.

— Учитель? А может ты у кого-то украл эту флейту и научился сам? — к ним подошел старший мужчина с полуседыми волосами. Его голос прозвучал с ноткой упрёка, от которого Азъену захотелось сжаться, а лучше спрятаться. Под твердым взглядом тёмно-серых глаз он чувствовал себя неуютно. Ему казалось, что мужчина видит его насквозь.

— Ничего я не крал! — обиженно заявил Азъен, прижимая флейту к груди. — Мне её подарил учитель.

— У тебя был хороший учитель, — взгляд мужчины моментально потеплел, морщины разгладились, а тонкие губы приподнялись в легкой улыбке.

— Хороший. Был, — Азъен поднялся на ноги, убирая флейту обратно в сумку. — Вы извините, у меня нет с собой денег, чтобы заплатить за вашу музыку.

— Шутишь, мальчик? Да ты уже сделал для нас больше, чем надо. Это мы должны благодарить тебя. Скажи, чего бы ты хотел?

— Я ни в чем не нуждаюсь — у меня все есть, — Азъен не хотел показаться попрошайкой, но его любопытный взгляд на инструменте, похожем на лютню, не укрылся от мужчины.

— Ты хочешь её? Если да, то она твоя, — он протянул инструмент Азъену, но тот не сдвинулся с места.

— Я не хочу её у вас забирать. Мне только интересно, как она называется.

— Это гитара, мальчик. Никогда такой не видел?

— Нет, не видел. Могу я попробовать… Сыграть на ней?

— Конечно.

Азъен аккуратно принял инструмент из рук мужчины, сразу почувствовав её тяжесть и благородное дерево, из которого она изготовлена. Сев на ступеньку под входом в повозку, он положил гитару на колени, обхватывая руками, как это делал мужчина. Пальцы легли на тонкий холодный металл, из которого сделаны семь струн разной толщины, делая первое скользящее движение, робкое и аккуратное, позволяющее ему сразу почувствовать инструмент. Пальцы быстро забегали по струнам, а гитара пела, отзываясь на каждое его прикосновение. Через пару минут, удовлетворив свое любопытство и положив инструмент на колени, он поднял взгляд. На него смотрели три пары любопытных глаз, под которыми он почувствовал себя неловко.

— Мальчик. Ты уверен, что никогда раньше не играл на гитаре? — спросил старший мужчина, принимая инструмент обратно. Азъен лишь покачал головой.

— Значит, либо ты лжец, либо у тебя талант, — заключил третий мужчина, подошедший, пока Азъен играл. Он протянул ему свою длинную черную дудку. — Знаешь, что это?

— Нет. И я не лжец! — возмутился было юноша, но любопытство быстро пересилило все остальное и он уже не мог злиться. — А что это?

— Кларнет. Желаешь попробовать? Он посложнее, чем гитара или флейта.

Азъен кивнул, отвечая на вопрос, а остальное он уже не слушал. Кларнет оказался тяжелее, чем ему могло показаться на первый взгляд: сделанный из редкого черного дерева, он вызывал уважение к мастерам, что трудились над ним; в корпусе находилось не меньше сорока отверстий с тонкими металлическими клавишами разных размеров, подобно серебряным монетам, отливающим на солнце. Азъен прощупал каждую из них прежде, чем его губы сомкнулись на тонком мундштуке. Первые неловкие ноты вызвали лишь легкие смешки. Азъен не обращал на них внимание — он изучал новый для себя инструмент, общаясь с ним, и скоро тот ему ответил. Смешки прекратились, или он просто перестал их слышать, музыка полилась подобно реке, то ускоряя своё течение, то замедляя его. Кларнет чем-то напомнил ему флейту, и в тоже время казался полной его противоположностью — он мог звучать звонко, словно певчая птица, и в тоже время мог перейти на низкие октавы, издавая глухие и тяжелые звуки. Когда кларнет издал свой последний аккорд, а Азъен поднял блестящие от наслаждения золотые глаза, его уже окружали все четверо музыкантов. Высокая черноволосая женщина удивленно улыбалась ему, а в тёмно-карих глазах он увидел любопытство.

— Мальчик, ты умеешь играть на любом инструменте? — звонкий певучий голос оказался нежным и ласковым, как и музыка, что издавал её инструмент.

— Не знаю. Я не имел возможности попробовать всё, — Азъен протянул кларнет его владельцу. Длинные пальцы сомкнулись на инструменте, проводя ими по ладони юноши. Тот не успел обратить на это внимание, как его отвлек следующий вопрос женщины:

— Ты давно занимаешься музыкой?

— С семи лет.

— Достаточно рано для ребенка, — на это Азъен лишь пожал плечами. Какая разница, сколько ему было лет? Он просто влюбился в музыку, что издает флейта. И не имело значения, в каком возрасте это произошло. — Мой инструмент тебе понравился?

— Понравился. Я раньше никогда такого не видел. Он чем-то похож на гусли.

— Это цитра, милый, — улыбнулась женщина, протягивая широкую доску со струнами юноше. Он было потянулся к ней, но от следующего вопроса женщины его руки замерли на месте. — Хочешь его себе? Если он тебе понравился, то бери.

— Я не возьму его. Мне лишь интересно на нем сыграть.

— Странный ты, мальчик. У тебя совсем нет мечты или того, чего бы ты хотел больше всего на свете? У тебя есть желание? Мы можем его исполнить.

— Можете избавить сердца и умы людей от ненависти, корысти и зависти? — Азъен не сдержал скептической улыбки, видя удивленно-вопросительные лица. Женщина лишь покачала головой.

— Это не в наших силах. Но ты, кажется, хотел сыграть? — на этот раз Азъен принял протянутую ему доску, укладывая её на колени.

Он насчитал сорок пять тонких струн, растянутых над гладкой поверхностью доски. Первая струна отозвалась на легкое прикосновение, издавая тихий, но звонкий звук. Азъену хватило всего одного движения руки по струнам, чтобы инструмент заговорил с ним на лишь ему одному понятном языке. Цитра пела для него своим прекрасным неповторимым голосом, перенося в свой волшебный мир, где желала поделиться своей историей с ним одним. Азъен заслушивался своей игрой, когда уже начинало казаться, что руки больше ему не принадлежат, самостоятельно перемещаясь по струнам. Он чувствовал боль, но не хотел или не мог остановиться, не дослушав до конца историю, где есть иной бог — не такой, как те, что он знал. Именно этот бог создал всё, что его окружало, создал людей, которые потом придумали себе других богов, чтобы поклоняться им. Он не нуждался в поклонении или жертвоприношении. Он лишь наблюдал, как далеко люди готовы зайти ради своих желаний и что после этого с ними становится. Он исполнял их желания, но просил за это определенную плату. Кому-то она могла показаться ничтожной, кому-то огромной, но ради мечты они платили и получали желаемое. Цитра поделилась с Азъеном некоторыми желаниями, от которых ему стало не по себе. В них он не увидел ничего прекрасного — обладание богатством, властью, телом возлюбленной женщины… Азъен резко оторвал пальцы от струн, прижимая их ладонями и вновь посмотрел на музыкантов. Он не знал — в действительности ли он слышал эту историю или это лишь его разыгравшаяся фантазия.