– Что же нам делать? – шепотом спросила Тресса у мужа.

Вождь прикрыл рот рукой. Тяжело дыша, он посмотрел налево, потом направо.

– Коннигер, тебе нужно выйти, – сказала Персефона. – Встреть их на дороге, пока они не дошли до далля. Поговори с ними. Я выйду с тобой, чтобы переводить.

И тогда Коннигер посмотрел на нее. Персефона ожидала, что он разозлится, яростно сверкнет глазами, может быть, даже ударит. Растерянному, затравленному взгляду она предпочла бы пощечину.

«Он думает, мы уже мертвы».

– Ну уж нет! – Коннигер покачал головой. – Это же равносильно самоубийству! Наши стены толстые, ворота надежные. Здесь нам ничего не грозит.

Персефона оглядела толпу и нашла Малькольма. Она спустилась с крыльца и схватила его за руку.

– Разве стены их удержат?

Малькольм покачал головой.

– Стены ваши из дерева. Их даже камень не остановит, лишь слегка замедлит.

Персефона всмотрелась в лица жителей. Матери взяли детей за руки, оглядываясь то на ворота, то на Коннигера. Мужья прижали жен к себе, на глазах у многих выступили слезы. Надежда таяла. Они начали понимать, что вождь их не спасет.

Есть вещи людям неподвластные, к примеру, воля богов.

– Они уже у границы выпаса! – крикнул Кобб дрожащим голосом.

Персефона отвернулась от Малькольма и сосредоточилась на Рэйте. Он стоял на ступенях, рука на мече. Он был высокий, плечи широкие, лицо суровое.

Убийца Богов.

– Слушайте все! – крикнула она, взбираясь обратно на крыльцо. – Послушайте меня! Это Рэйт из Дьюрии. Убийца Богов!

Она посмотрела на него, пытаясь оценить шансы по выражению его лица. Он явно разозлился, может быть, даже впал в ярость, но точно не испугался.

– Кобб говорит, что их девять. Со сколькими ты сражался в прошлый раз? – спросила Персефона у Рэйта.

Он промолчал.

– С тринадцатью, – ответила Брин. – По рассказам, он сошелся с Шегоном и тринадцатью его людьми. После того, как он убил главного, остальные разбежались.

– На этот раз их меньше. Сможешь сделать это снова? – спросила Персефона.

Рэйт обменялся взглядами с Малькольмом.

– Есть разница между тем, что рассказывают, и тем, что было на самом деле.

– Конечно, однако если они решили устроить то же, что в Дьюрии, ты умрешь с нами, – проговорила она.

– Ты уверен, что ворота их не удержат? – спросил Рэйт у Малькольма.

– Не больше, чем садовая изгородь.

– Значит, выбора нет? – обреченно вздохнул Рэйт. – Ладно, пусть откроют ворота.

– Нет! – оживился Коннигер. – Нельзя их впускать!

– Фазве ты не слышал? – выпрыгнул вперед Гиффорд, опираясь на костыль, сделанный Роан. – Они фазобьют вофота в щепки! – Он посмотрел на Малькольма прищуренным глазом. – Если они боги, то могут пфосто велеть вофотам откфыться, и те подчинятся.

– С нами Убийца Богов! – воскликнула Брин. На ее лице расцвела улыбка. Пожалуй, единственная сейчас. – Узнав, что он здесь, они наверно побегут прочь!

– Брин, ради любви Мари, помолчи! – взмолилась Сара.

Рэйт спустился на две ступеньки. Толпа расступилась, давая ему дорогу.

– Откройте ворота! – крикнула Персефона и вернулась к Малькольму. – Он ведь сможет, правда?

– Думаю, мы скоро увидим…

– Они же боги! – вскричал Коннигер. – Люди не могут сражаться с богами!

Вместе со всеми Персефона смотрела, как Убийца Богов идет к воротам один.

– Лучше бы ты ошибался!

Рэйт не сводил глаз с ворот.

Смерть – худшее, что может с тобой случиться. Любимая поговорка отца. Он слышал ее много раз. Во время Долгой Зимы, когда мать проявляла недюжинную изобретательность в приготовлении пищи, даже она сама так говаривала: «Попробуй. Смерть – худшее, что может с тобой случиться». Для дьюрийца, живущего на выжженной каменистой равнине, засыпанной снегом, смерть не страшна. Так говорил отец. Пожалуй, оно и к лучшему. Рано или поздно умирают все, а в Дьюрии многие умирают молодыми.

Смерти Рэйт не боялся, но когда-нибудь он собирался жениться и стать лучшим родителем, чем был его отец. Он-то не провел бы всю жизнь в войнах, бросив семью на произвол судьбы.

Глупо было подходить к Далль-Рэну так близко. Если бы он держался края леса и пошел на юг, как задумал, то обогнул бы его и находился уже далеко. Оставаться с Малькольмом было еще большей ошибкой. Он мог бы, то есть должен был, бросить его в той таверне. С младенцем путешествовать и то проще.

Самой худшей ошибкой было связываться с Персефоной. И как это вдруг ее проблемы стали его проблемами?

Отец Рэйта не угодил бы в ловушку с такой легкостью. Он понимал, что нельзя позволять эмоциям туманить взгляд. Рэйт урока не усвоил, хотя слышал его не раз. Многие годы он пытался избегать ошибок отца, однако, как ни смешно, погибнуть ему суждено так же глупо, как и Херкимеру. Еще один дурной дьюриец падет от руки фрэя. Впрочем, нет, разница тут огромная – ведь он последний дьюриец.

Несмотря на приказ Коннигера, при приближении Рэйта мужчины у ворот подняли брус с крючков и отбросили в сторону. Открывать ворота они не стали, а бросились удирать, как кролики.

Рэйт оглянулся. Персефона стояла рядом с Малькольмом, вцепившись в его руку и шепча на ухо. Кивки бывшего раба и выражение его лица подтверждали то, что Рэйт и так знал – у него нет ни единого шанса.

Вздохнув, он толкнул ворота и покинул далль. Отряд фрэев приближался двумя стройными рядами. Рэйт ожидал увидеть копии Шегона, но эти фрэи были другими.

Что ж, он не против разнообразия.

Желтые доспехи, сверкающие золотом в полуденных лучах. У многих светлые волосы, как у Шегона, и синие в складках капюшоны на сияющих плащах, только у этих фрэев продубленная на солнце кожа, тела крепкие и поджарые. Они не фрэи, но и не люди.

Одного из них Рэйт смело мог бы назвать самым огромным существом из виденных им в жизни. Двенадцать футов или даже выше, лысый, черты лица свирепые. На великане была лишь кожаная юбка из полосок шкур, в руках гигантский меч. Другой, хотя и ходил на двух ногах, больше смахивал на зверя, чем на человека или фрэя. Блеклые желтые глазища казались слишком велики для его головы, передвигался он вприпрыжку на коротеньких ножках. Кожа темная и жесткая, уши остроконечные, причем гораздо длиннее и острее, чем у любого фрэя. Страшнее всего выглядела его пасть с рядами тонких, как иглы, зубов, которые едва в ней помещались. Они торчали под разными углами, и Рэйт задумался, как это существо умудряется есть, не разрывая себе губы в клочья.

– Какой же ты услужливый парень! Спасибо, что открыл нам дверь, – с улыбкой заметил ближайший фрэй.

Его светлые волосы были подстрижены короче, чем у Шегона, и острые уши виднелись во всей красе. В отличие от Шегона этот фрэй был широкоплеч и мускулист. Агрессивные небесно-голубые глаза следили за каждым движением Рэйта.

– Извини, но вам туда нельзя, – сказал Рэйт, стоя в центре прохода и понимая, как глупо это звучит.

Улыбка коротко стриженного фрэя превратилась в усмешку.

– Это еще почему?

Усмешка Рэйту не понравилась. Лицо фрэя выражало радостное нетерпение: он предвкушал потасовку.

– Потому что я так сказал. – Рэйт положил руку на меч Шегона, глаза фрэя проследили за ним и прищурились.

Прочие члены отряда подошли и остановились чуть позади первого фрэя, там, где обзор был лучше.

– И что тут у нас? – спросил другой фрэй. Не считая великана, он был самым высоким в отряде. Волосы его достигали плеч, бороду, как и все фрэи, он не носил. – Комитет по встрече в лице одного?

– Наоборот, – ответил первый, – он утверждает, что мы не войдем.

– Это еще почему? Даже для рхуна как-то слишком грубо.

– И у него меч Шегона.

Это открытие привлекло всеобщее внимание. На лицах вспыхнуло удивление, сменившееся восторгом.

– Так вот он каков, знаменитый Убийца Богов, о котором мы столько слышали! – воскликнул высокий.

Как и у всех фрэев, у него были тонкие, красивые черты: безупречная кожа, ровные зубы и ярко-голубые глаза.