У всех были одинаково розовощекие откормленные лица. Ни следов оспы, ни глубоких морщин, прочерченных ледяными ветрами. Еще не было ни шрамов, ни сломанных зубов или покалеченных пальцев, которые оставляет военная жизнь. И ни у кого не было оружия. Вместо него они держали мотыги, стамески и молотки. Один парень прибежал с корзинкой яиц.

Рэйт решил, что Персефона обратится к тем, кто собрался перед домиком Сары, но она протиснулась сквозь толпу и направилась прямо по широкой дорожке мимо колодца. Поднявшись на крыльцо чертога, она замерла, повернулась и стала лицом к жителям далля.

Она подождала, пока толпа соберется, потом громко объявила:

– Вчера Сэккет, Эдлер и Хэгнер пытались убить меня в лесу. – Она помолчала, чтобы до всех дошло как следует. – Они загнали меня на водопад, и Сэккет с Эдлером оба погибли, поскользнувшись на камнях и рухнув на скалы. Не знаю, почему они на меня напали. Они ничего не…

– Хэгнер рассказывает другое. – Из дверей чертога к Персефоне вышел коренастый мужчина с серебряным торком вождя на шее.

Рэйт первым делом подумал, что для вождя он ростом не вышел, да и глаза мужчины ему не понравились. Они казались разными, левый чуть шире правого. Единственный видимый шрам был недавним – ярко-розовый, еще незаживший – явно отметина воина малоопытного. Вэлон, вождь Дьюрии, носил бороду до груди, зубов имел мало, лицо его словно выковали из меди. Так выглядит воин опытный, способный уцелеть везде. У вождя Рэна все эти признаки отсутствовали. Зато он вышел с топором.

При виде него Рэйт протиснулся к подножию лестницы. Это не его клан и не его вождь. О чем бы ни пошла речь, никакого интереса, кроме обещанной кормежки, он не имел. Однако Персефона начинала ему нравиться. Хотя еще вчера он колебался, сегодня же твердо знал, что, если начнется драка, он ее прикроет.

Персефона повернулась к вождю.

– Коннигер, тогда Хэгнер – лжец!

– Да неужели? Если Сэккет, Эдлер и Хэгнер хотели тебя убить, то почему ты не мертва? – Коннигер сложил руки на груди и посмотрел на нее свирепо. – Кто поверит, что два опытных охотника поскользнулись и упали? Ты утверждаешь, что к их смерти непричастна?

Персефона открыла рот, чтобы ответить.

– Хэгнер! – крикнул Коннигер в темноту чертога. – Она тебя обвиняет – расскажи всем, что видел.

Однорукий мужчина выступил из тени и вышел на крыльцо.

– Мы охотились и нашли ее на водопадах с теми двумя парнями. – Он указал здоровой рукой на Рэйта с Малькольмом. Все подняли на них глаза, а те, кто стоял рядом, отшатнулись, что Рэйта ничуть не заботило. – Мы решили, что Персефоне нужна помощь. Ведь он дьюриец, и все такое. Думали, она попала в беду. Наверно, она нас не заметила потому, что целовалась со здоровяком.

Из чертога появилась женщина с венком на заплетенных в косы волосах и встала рядом с Коннигером, держась чуть позади. Услышав слова Хэгнера, она посмотрела на Персефону и покачала головой.

– Рэглан мертв меньше месяца, а ты уже крутишь с другим! Или ты сошлась с любовником еще до смерти нашего вождя? Бегала к нему в лес, пока твой муж мстил за твоего сына?

– Ты – мерзкий лживый кул! – выпалила Мойя и ринулась вперед.

Если бы ее не схватили, она добралась бы до ступенек.

– Придержи язык! – рявкнул Коннигер.

– Именно из-за таких выходок мы и распорядились насчет твоего брака, – заметила женщина с венком, судя по всему – жена Коннигера. – Мойя, ты – дикое животное! Хэгнер вобьет в тебя хоть какое-то уважение к людям.

Мойя дернулась, ее удержали.

– Продолжай, Хэгнер, – велел Коннигер.

– Ну, как я уже сказал, они целовались, но я решил узнать, что и как. Она явно была не против, обнимала его и все такое, однако мало ли что. Может, он ее принуждал. Мы взобрались на водопад, Персефона нас увидела и заявила, что нас нельзя отпускать обратно в далль. Якобы если люди узнают, то все пропало. И вот тогда те двое на нас и набросились. У здоровяка был меч, даже два. Нам не дали ни единого шанса! Он убил Сэккета и Эдлера. И меня бы тоже убил, если бы я не побежал.

– Почему ты так говоришь? – спросила Персефона. Она ничуть не разозлилась. Пожалуй, в ее словах чувствовалась боль, а тон и покачивание головы выражали полное недоумение. – Ты ведь знаешь, что это неправда.

Толпа увеличивалась, люди толпились уже за колодцем и каменным богом. Большая часть клана Рэн заполнила широкую дорожку, ведущую от ступеней чертога к центральным воротам. Они стояли плечом к плечу. У ближайших хижин дети взобрались на грубо обструганные скамьи возле кострищ, чтобы лучше видеть над головами своих родителей. Люди в толпе переговаривались между собой.

Коннигер поднял руки, чтобы унять шум.

– Твой черед, Персефона. Объясни-ка, почему трое наших самых уважаемых мужчин напали на тебя без всякого повода?

Персефона покачала головой.

– Не знаю. Я пыталась разобраться во всем с тех самых пор, как это случилось. Но эти трое были со мной и могут выступить свидетелями с моей стороны.

Настала очередь Коннигера качать головой.

– Ясное дело, они на твоей стороне. Нам нужен беспристрастный свидетель. Там был еще кто-нибудь?

Персефона сжала кулаки.

– Нет. Разве нельзя то же самое сказать про Хэгнера? Есть ли у него беспристрастные свидетели?

Вождь почесал бороду.

– Верно подмечено. Однако убиты два человека, и с этим не поспоришь. Мне трудно поверить, что два опытных охотника просто упали и разбились насмерть. – Он посмотрел на Рэйта. – А дьюрийцы известны своей кровожадностью.

Рэйт отпихнул стоявших перед ним людей в сторону, поднялся на крыльцо и встал рядом с Хэгнером.

– Он назвал меня убийцей! – прорычал Рэйт. – В Дьюрии обличитель доказывает свою правоту оружием. Думаю, такая традиция есть во всех даллях. – Он бросил взгляд на Коннигера. – Я требую, чтобы он взял свои слова обратно, как и ложь, которой покрыл эту женщину! Либо пусть нас рассудят боги. Давайте решим это прямо сейчас.

Он положил руку на меч.

– Бросаешь вызов однорукому? – воскликнула жена вождя. – Типично для дьюрийца!

– Какая разница? Если он говорит правду, боги даруют ему победу, даже не будь у него рук, а только один поганый рот. Или вы не верите в богов? – Рэйт презрительно покачал головой. – Типично для южан!

– Ты жестокий, дерзкий и несомненно лжец! – объявила жена вождя, тряся головой. – Разве сам не видишь, что ты подтверждаешь рассказ Хэгнера? Неужели думаешь, мы ничего не понимаем? – Она заговорила громче, чтобы было слышно толпе. – Какие еще доказательства нужны? Убийца, который помог Персефоне – дьюриец!

– Боги откроют правду! – рявкнул Рэйт и двинулся к Хэгнеру.

Коннигер шагнул между Рэйтом и одноруким. Яростный шум толпы нарастал.

Рэйт надеялся поесть горячего, выспаться как следует и, может быть, захватить немного припасов в дорогу. Вместо этого он получил обвинение в убийстве и стычку с вождем клана у дверей его чертога перед толпой изнеженных обитателей далля. Пожалуй, Шегон не был богом, но они наверняка его почитали. С тех пор, как Рэйт убил фрэя, на него будто легло проклятие. Утешало лишь то, что хуже быть уже не могло.

И тут прозвучал рог. Один, два, три сигнала.

Все внимание обратилось на дальний конец широкой дорожки. Мужчины кинулись запирать ворота толстым деревянным брусом.

Со стены раздался вопль:

– Пришли боги!

Персефона наблюдала, как собравшихся объял страх. Все взгляды обратились к вождю, однако Коннигер отнюдь не излучал уверенность. Он уставился на ворота и с трудом сглотнул.

– Поворачивают на перекрестке! – завопил Кобб со своего поста на стене возле ворот. – Они точно идут сюда!

– Что же нам делать? – спросил Бергин-пивовар, крутя в руках грязное полотенце.

Даже Тресса смотрела на мужа выжидающе, но Коннигер был не в силах ни пошевелиться, ни заговорить.

– Сколько их там? – крикнула Персефона через весь далль.

– Девять! – проорал в ответ Кобб. – Ну, то есть богов семь и двое… иных.