– Ну вот и я говорю. Слушай, догоню тебя позже, ладно? – Он неуклюже двинулся в класс. – И постарайся до выпускного не заделать киндеров девятиклассницам!

– Ну не знаю, не знаю, – пробормотал я. Дэйв громко фыркнул и скрылся за дверью, отчего мне показалось, что ответ я придумал все-таки дерьмовый.

Остаток пути до класса писательского мастерства я проделал без помех. И это хорошо, потому что иначе бы точно с кем-нибудь сцепился.

Стоило мне появиться в дверях, и комнату заполнили восторженные вопли. Я уставился на мистера Дженкинса. Тот, как обычно, сидел за своим металлическим столом в углу класса. Препод ухмыльнулся, пожал плечами и вновь, как мне показалось, преувеличенно внимательно уставился в журнал, который читал. Звонок на урок еще не прозвенел, и то, что творилось вокруг, формально его пока не касалось, поэтому он все и игнорировал. Я поискал Олли в дальней части класса, но народ повскакивал на парты, и разглядеть за ними кого-то было нереально.

– Да неужели? Нас правда почтила своим присутствием знаменитость – Кайл Бонэм? – Кэм Итон шутливо раскланялся передо мной.

Ага, Кэм: клоун у одиннадцатого класса. Иногда его кривляния немного раздражали, но в этот момент он оказался очень кстати. Народ заржал над Кэмом, и все вдруг принялись повторять за ним этот шутливый поклон, с каждым разом наклоняясь все ниже передо мной, парнем, который вдруг в одночасье стал знаменитостью. Зубы все еще болезненно сжимались, но я все-таки сделал над собой усилие и выдал всем широкую улыбку. Меня не оставляло беспокойство об Эмме. Все равно вечно злиться она не будет.

– К вашим услугам. – Я типа по-королевски высокомерно кивнул Кэму.

Он вдруг бросился на пол в проходе между партами – как раз в том, куда мне нужно было идти. Теперь на нас пялились даже те, кто до этого игнорировал, отчего я уже начинал нервничать, как будто играл в какой-то дешевой пьесе. Вот тупость-то! Но я все-таки двинулся вперед, задрав подбородок, пока не добрался до Кэма. Там я остановился, не глядя на парня, и протянул руку. Он тут же схватил ее и затрясся в притворном экстазе, закатывая глаза и бормоча:

– Картошка ФРИ! О, даже длань моего господина источает этот БОЖЕСТВЕННЫЙ аромат!

Я посмотрел в конец класса и наконец увидел Олли. Друг вытянулся на стуле и наблюдал за мной, закатив глаза, словно за непослушным младшим братом. Мне вдруг захотелось еще немного покуражиться.

– Кто-нибудь, сфоткайте Кэма, – ухмыльнулся я, оглядываясь по сторонам.

Олли пристально смотрел на меня, как будто пытался донести какую-то мысль, только я не понял, какую именно.

– Кто знает, чем все может обернуться. Тут и талантов особых не надо, достаточно посмотреть на меня.

Народ захохотал, особенно парни. Я чувствовал себя словно после хорошей разминки на тренировке. Куча пар глаз в восхищении уставились на меня. Даже в лакроссе испытывать подобного мне не доводилось. В дальнем углу я приметил пышную волну темно-каштановых кудряшек. Рейчел. Девушка сидела спиной ко мне, вроде как в окно смотрела. Интересно, а почему она во всем этом не участвует?

– Но если мы хотим, чтобы фотка Кэма была повсюду, придется придать ей… как бы сказать… – я произнес это с подходящим к случаю французским акцентом —…пижонства. И выбор у нас только один, конечно. – Я пошел обратно по проходу, но боковым зрением заметил, что Олли дернулся, но я не стал обращать на это внимание. Я оперся о парту Рейчел. Девушка не подняла даже глаз. – Нам понадобятся почти сверхъестественные фотографические умения мисс Рейчел Эттингер.

И вот тут она наконец на меня посмотрела. Ее губы побелели – так были сжаты – а глаза казались просто огромными и блестели от слез. Девушка выглядела так, словно я ударил ее в живот: на лице смесь боли, гнева и чего-то еще… презрения, что ли. Рейчел вскочила, оттолкнула меня со всей силой, на какую только была, наверное, способна. Ее немного шатало, и, отпихнув меня, она наткнулась на угол парты, а потом выскочила из класса, забыв про сумку. Я смутно расслышал визгливые девчачьи смешки.

Какого черта? Я глянул на Дженкинса, но учитель по-прежнему весь был в своем журнале. Он всегда читает, чтобы убить время. Я перевел взгляд на Олли. Друг покачал головой. В его глазах читалось явное осуждение.

– Актриса, что с нее взять, – высказался Кэм, и все опять заржали.

Я растянул губы в улыбке и плюхнулся на свое место.

– Братан! – Я повернулся к Олли, он смотрел прямо перед собой, сильно сжав челюсти. – Что это вообще было?

– Ты видел ее упоминания в Flit? – пробормотал Олли, не глядя на меня.

– Нет. Я свои-то не разгреб, не успел. А что? Что-то не так? – В груди поселилось тяжелое щемящее чувство, будто мне к ребрам привязали гири. – Серьезно, Олли, что я натворил?

Друг повернулся ко мне, мышцы у него на лице чуть расслабились. Он вздохнул.

– Я знаю, что ты ничего такого специально не хотел, Кайл, но это была одна из самых паскудных твоих выходок.

– Правда, что ли?

Олли вздернул бровь. Весь его взгляд говорил: «Ты мне нравишься, но ты редкостный идиот».

– Я думал, всем просто весело. Скорее уж, я один вел себя как придурок.

– Да брось, Кайл.

В кармане у меня загудел телефон. Я вытащил сотовый. Мама.

– Прости, дружище, но, кажется, я должен ответить.

Я повернулся к Дженкинсу – учитель как раз встал и разминал затекшие руки-ноги – и одними губами произнес: «Мама. Можно?» – помахав в воздухе телефоном. Дженкинс ткнул пальцем в часы и коротко кивнул. Перемена почти закончилась.

– Но ты же знаешь, что это была просто шутка?

Телефон снова завибрировал, уже настойчивее. Олли чуть раздраженно улыбнулся и кивнул мне.

– Знаю. Но… просто будь повнимательнее, Кайл.

Я нахмурился. Развивать тему было уже некогда. Спустившись по проходу мимо Олли, чтобы не перешагивать через вытянутые ноги Кэма, я выскочил за дверь.

– Привет, мам, – я вытянул шею, осматривая пустынный коридор: Рейчел нигде не было видно. – Что случилось?

– Кайл, почему мне названивают репортеры? И директор школы? Почему я должна делать вид, будто знаю, что такого мои помощники видели сегодня по телевизору на обеде? – Мамин голос звенел от напряжения. – Что, во имя всего святого, происходит?

Я вздохнул и прислонился спиной к стене.

– Есть минутка? Это довольно трудно объяснить.

Я пролетела уже половину парковки, когда поняла, что забыла в классе сумку. Отчаяние мое было настолько разрушительным, что я еще побегала вокруг машин, как младенец, бьющийся в истерике. Глаза кололо от надвигающихся слез, и я изо всех сил щурилась, чтобы не дать им превратиться в водопад. Как я попаду в машину и уеду далеко, как только смогу, быстро и не оглядываясь, если у меня нет чертовых ключей? Я плюхнулась на бордюр и уткнулась головой в колени.

Этот день закончится. Ведь так и будет в конечном итоге? И все будут жить дальше. Ну не станут же они вечно все пережевывать? Ради Христа, это всего лишь флит! Кроме того, кого волнуют люди, которым настолько нечем заняться, что они все свободное время троллят незнакомцев в интернете? Или устраивают мелкие девчоночьи пакости, настолько избитые и заезженные, что я бы их даже в пьесу не вставила? До сих пор мне было плевать, что обо мне думают другие, так зачем начинать теперь? Почему-то аргументы получались не особо убедительными.

– У тебя все в порядке?

Я подняла взгляд и вздрогнула. Не то чтобы парковка для одиннадцатиклассников – такое уж священное место, но я не думала, что с кем-то тут столкнусь.

– Да, в порядке, – соврала я и моргнула: солнце, отражаясь от машин, давало гораздо больше света, чем полумрак, в который я пялилась, уткнувшись лбом в колени.

Девушка передо мной была не очень высокая, может, головы на полторы выше меня. Короткие темные блестящие локоны выглядели как упрек моим кудряшкам – все-таки не должны вьющиеся волосы быть наглядной иллюстрацией теории хаоса.