— В чем интерес?
— Все просто: заменить Мать-Природу.
— Есть китайская компания — Пекинский институт геномики (в китайской Силиконовой долине — городе Шэньчжэне), которая создает микросвиней размером с хомяка по €2000 за штуку.
— Животное-бонсай. Практично, — прокомментировала Леонора. — Теперь появились безрогие коровы. Они менее опасны, чем с рогами.
— Рядом с такими Calico — чушь собачья, детский сад!
— Что такое Calico? — спросила Роми.
— California Life Company, — отрапортовал Пеппер. — Дочерняя компания, созданная Google в 2013 году. 1170, бульвар Ветеранов, Южный Сан-Франциско. Они вложили 730 миллионов долларов, чтобы отодвинуть смерть.
— Ваш робот силен цитировать Википедию, — заметил Чулика, — но он не знает, что Calico ни с кем не обменивается опытом. Все их исследования строго засекречены. Я слышал, что они работают с дрозофилой, фруктовой мушкой, несущей последовательности нуклеиновых кислот, которые являются выраженными антигенами. Модифицированные определенным образом и введенные в клетки, они в два-три раза продлевают жизнь дрозофил. Если подобное окажется возможным в человеческом масштабе, мы будем жить до трехсот лет. Маленькое насекомое принесло Нобелевскую премию по медицине Жюлю Хоффманну из Французской академии.
— Все совсем не так! — Доктор Александр решил пустить пыль в глаза собеседникам, изумив своей осведомленностью. — В Calico сосредоточились на гене FOXO3, выявленном у подавляющего большинства долгожителей Земли.
— Кстати, о французах — Люк Дуэй создал искусственную кровь, которая пригодна для переливания, но монополия Французской организации крови, работающая под эгидой Минздрава, не дает ему хода.
— То, что делает Джефф Боке, потихоньку меняет человечество. Он творит новые формы жизни на компьютере, создает необиологию.
— Сегодня, — продолжил Чулика, — мы — переписчики… У меня есть рукопись — хромосома, и я ее копирую предельно точно, получая тождественный экземпляр. Не слишком интересно. Биологи будущего будут создавать хромосомы ex-nihilo — с нуля. И представят совершенно новые организмы.
Такова была мечта биотехногенетиков: «сочинить» новый вид, подобно музыканту, пишущему симфонию. Природа вызывала у них скуку: человек обошел ее владения, истощил ресурсы, уничтожил флору и фауну. Пришло время заменить Бога. Господь создал человека, теперь очередь человека строить новый мир. Моя лазерная кровь текла по сосудам со скоростью содержащегося в ней света. Из всех французских ведущих только я и Жан-Жак Бурден были известны тем, что повторяли вопрос двадцать раз, пока не получали ответ. Некоторые политики называли меня «хуже Элькаббаха»[274], другие «Леа Саламе[275] без сисек».
— Как человек становится вечным? Напоминаю: мы хотим прекратить умирать. Что же делать? Я начинаю отчаиваться. Вам не надоело агонизировать каждый день? Я свозил дочь к Франкенштейну, Иисусу и Гитлеру, но нового человека не нашел.
Забавно, что Андре Чулика проникся симпатией к нашему маленькому племени. Он любил вызовы, а его жена, полагаю, пересматривала мои шоу в записи. Думаю, он тяжело пережил приостановку проекта Scéil. Биоконсерваторы убили гениальную идею в зародыше — если уместно будет так выразиться о манипуляциях со стволовыми клетками.
— Вот как мы поступим, — сказал он. — 1) Лоран секвенирует ваш геном гораздо качественнее, чем 23andMe; 2) я позабочусь о замораживании ваших стволовых клеток; 3) отправляйтесь в Бостон, Джордж Черч назначит реювенализирующие процедуры…
Внезапно раздался жуткий вопль. Пеппер вновь занялся «наложением рук» на зады приглашенных дам, скандируя HITLER = MOZART! Его искусственный интеллект очеловечивался от общения с нами: за несколько дней он превратился в грубую фашистскую свинью.
— Я съем твое дерьмо, если заплатишь!
— Господи, от кого он нахватался этих гадостей?
— Перестаньте над ним издеваться, — попросила Роми. — Вы разве не слышали, что искусственный интеллект обучают «машинным методом» — прямо на ходу? Пеппер развивается вместе с нами. Чем больше вы смеетесь над ним, тем чаще он будет высмеивать других. Это вы делаете его плохим!
Я попытался утешить Роми, но было ясно, что она больше не считает Пеппера машиной. Ужин закончился всеобщим весельем, когда генетики завязали репродуктор Пеппера салфеткой, чтобы заткнуть фонтан непристойностей, и попытались заставить робота пить водку «из горла». Сальдманн подал ему идею способа самогерметизации, а Харрис попытался выдохнуть дым от косячка в схемы. Мы вышли на улицу, громко распевая «Мы роботы» — песню немецкой группы Kraftwerk, — и остановились на тротуаре, под ярким светом луны, размноженным в каждом стекле небоскребов. Люди и умная машина дружно хихикали, а наши громадные черные тени танцевали на фасаде зданий, в духе невыразимого ужаса немецкого киноэкспрессионизма.
* * *
На следующий день Андре Чулика пригласил меня посетить его геномную лабораторию в инкубаторе научных стартапов на берегу пролива Ист-Ривер. Я оставил свою маленькую семью в отеле и на цыпочках выскользнул из номера. Благодаря обновленной крови мне теперь хватало нескольких часов сна. Нью-Йоркский питомник генетических исследований оказался сверкающим стеклянным зданием в окружении садов и строительных кранов, возводивших биогород будущего. Изменчивый свет промокшего неба отражался в реке. Весь квартал наводил на мысль об архитекторе, который чертил свои проекты, «накушавшись» ЛСД. У входа в биотехнологический комплекс, прямо на тротуаре, сидел продрогший до синевы бродяга.
— Пациент на пути к криоконсервации? — пошутил я.
В девяностые подобные шутки вызывали смех у моей публики, ведущий ученый образца двухтысячных вежливо промолчал.
Чтобы попасть в Cellectis, пришлось пройти сотню метров по беломраморному холлу, преодолеть два шлюза (один был оснащен камерами видеонаблюдения и рамкой металлодетектора, другой открывался только при сканировании бейджа со штрихкодом).
Доктор Чулика с гордостью показывал мне огромные помещения: мало кто из французских предпринимателей способен за несколько лет сколотить миллиард долларов (честно вкалывая!). Я не стоил ни гроша и потому завидовал успеху ровесника. Да, я знаменитее, но это принесло мне только селфи. Окна его ажурного офиса с венецианскими шторами смотрели с высоты птичьего полета на черную воду, где баржи плыли, пересекаясь, как плезиозавры в мезозойском болоте. Двадцатью этажами ниже стояло белое шапито.
— Что это такое? — спросил я.
— Здесь хранятся обломки Всемирного торгового центра вперемешку с людскими останками. Власти Нью-Йорка не знают, что с ними делать, потому они лежат здесь, под этой палаткой.
— Красноречивый символ.
— Почему?
— Ну как же — вы создаете новое человечество на руинах прежнего.
— Клянусь, я преуспею.
В нескольких кварталах южнее мерцала голубым призматическим стеклом «Башня свободы» — сердце нового Всемирного торгового центра. Вместе с длинным стальным радиошпилем, из которого в небо устремлен 300-метровый луч света, новая башня была на 140 метров выше двух прежних.
— Сейчас вы увидите, чем мы заняты сегодня. Но сначала наденьте халат, перчатки, бахилы и голубую шапочку.
— Это так опасно?
— Это лаборатория класса 2. Всего уровней безопасности четыре. Там вам пришлось бы надеть скафандр с автономной подачей воздуха и побывать в нескольких камерах дезактивации.
Накануне мы оба ели трансгенный картофель, но пáпулы и пýстулы[276] на лицах пока не появились. К сожалению, Cellectis не делает водку без побочных эффектов, поэтому голова у меня кружилась и я противно липко потел. Наверное, от страха.
— Здесь работают с вирусами, — продолжил Чулика, толкнув тяжелую дверь лаборатории.
