Пятым на сцену вышел кто-то тощий, похожий на богатого бездельника, в модной куртке, узких брюках и щегольских сапогах. При нем не было никакого инструмента, даже завалящей дудки или, как в свое время устал поправлять ведьмака Лютик, флейты. Тощий встал на краю сцены, соединил подушечки пальцев домиком, уткнувшись в них подбородком, и так замер.

- Чародей? – удивленно шепнула Трисс. – Надо же. Интересно…

Ведьмак поднял бровь, глядя на сцену. Это действительно было уже нечто. Чародейская братия, конечно, подчас имела странные увлечения. Но выступать с трубадурами… На одной сцене… В корчме! Это было так же странно и дико, как если бы император Нильфгаарда вышел на эту самую сцену поиграть на пресловутой дудке.

Но, в конце концов, чего только не бывает на свете.

Музыканты встали, приготовились. Несколько секунд они просто стояли, словно статуи, а в это время меж соединенных пальцев хлыщеватого чародея разгорался синий свет.

А потом низушек зачем-то несколько раз ритмично ударил друг о друга деревянными палочками, и музыканты заиграли все и разом.

Такой музыки ведьмак действительно не слышал никогда. Такого исполнения – тем более. Чародей явно с этой музыкой что-то делал, и она была повсюду, будто рождаясь сама по себе, из воздуха, проникая в самое нутро и резонируя в грудной клетке. Она была такая громкая, что разговаривать стало невозможно – пришлось бы кричать друг другу на ухо. У нее был странный ритм и не менее странная мелодия. Но, глядя на то, как сверкали глаза Трисс, как на лицах тех, кто сидел за другими столами, проносилось одобрение и какая-то странная эйфория, ведьмак даже подумал, что дело тут отнюдь не в одной лишь в громкости. Он стал вглядываться в чародея на сцене, пытаясь понять, что же именно тот делает, и насколько же все это ему, ведьмаку, не нравится.

И тут на сцену вышла женщина. Она была совсем не похожа на всех известных Геральту представителей Лютиковой братии - веселых, развязных, бойких и разодетых, как попугаи. Эта же была серо-черная, сдержанная; вся ее одежда, к тому же, имела весьма странный, чуть мешковатый крой, не выставляющий напоказ ни талии, ни груди, ничего вообще, кроме стройных лодыжек. Единственным ярким пятном в ее костюме был желто-оранжевый шарф, небрежно и свободно намотанный на шею – никаких фантазийных бантов, ничего. При этом держалась женщина со спокойным достоинством, словно не в корчме на сцену вышла веселить народ, а спустилась по парадной лестнице в зал королевской аудиенции… Она приветливо и вместе с тем величественно улыбнулась всем - и одновременно никому, и запела.

Голос ее, усиленный магией, действительно был невероятен. Он сметал все на своем пути. Он был как потоп, как горная река. Он завораживал и заставлял замирать.

Но совсем не это заставило ведьмака отставить в сторону пиво и внутренне подобраться от пока еще неосознанной, но никогда не подводившей его непонятной тревоги; тревоги предчувствия… Он вгляделся в женщину, стоявшую на сцене, в сотый раз за свою жизнь возблагодарив ведьмачьи мутации, позволявшие ему сохранять на лице привычную бесстрастную маску.

«Я ее знаю, - подумал Геральт с каким-то странным чувством – словно внутри него насторожился, поднял лапу и был готов взять след невидимый, огромный и очень, очень недобрый пес. – Холера, да ведь я же ее знаю!»

Женщина пела, музыканты играли. Геральт смотрел. Он приглядывался и так, и эдак, говорил себе вновь и вновь, что прошло много лет, и что видел-то он ее всего два раза в жизни. И, чем дальше он себе это говорил, тем сильней крепла в нем уверенность, что он не обознался.

Слишком много фактов, мрачно думал ведьмак. Слишком много, дьявол их раздери, странных событий, которые теперь, стоило ему увидеть здесь эту женщину, сами собой начали, кружась и сближаясь, объединяться во что-то пока еще неясное, но очень ведьмаку не нравившееся…

Эта женщина. Здесь. В Понт Ванисе.

В этом мире.

Когда музыка прекратилась, а женщина на сцене, величаво улыбаясь, объявила перерыв и бесшумно ушла за кулису, - ведьмак властно схватил Трисс за руку и потянул ее к выходу из корчмы. На лице чародейки появилось досадливое выражение, недовольное и недоуменное одновременно.

- Геральт?! В чем дело? – возмущенно воскликнула она, едва дверь корчмы за ними закрылась, и они оказались на улице, на холодном ветру.

- Я ее знаю, Трисс! И это мне очень, очень не нравится.

Трисс выдернула свою ладошку из лапищи ведьмака, недовольно поправила рыжую прядку, выбившуюся из сложной прически. Нахмурилась.

- Ее знает весь Ковир, Геральт. А также община местных эльфов, для которых она дает концерты в ратуше, исполняя старинные песни Aen Seidhe и делая это, по слухам, так, что ей платят за пение побольше, чем мне за мои эликсиры в Туссенте. Но это не повод вытаскивать меня на холод!..

- Погоди, Трисс, - прервал ведьмак. – Это действительно может быть очень серьезно. Ты помнишь, как Иорвет провалился в стихийный портал пять лет назад? И как мы все втроем оказались в том мире-без-магии?

По лицу чародейки пробежала быстрая тень. Она поежилась, не то от холода, не то еще от чего-то.

- Такое забудешь, как же. Если бы не Цири…

- Так вот. Присмотрись повнимательней к этой трубадурше…

- Геральт! – Трисс разве что ногой не топнула. – У меня нет настроения разгадывать загадки. Говори прямо, в чем дело, и идем назад. Мне холодно.

- Трисс, это та самая женщина, - быстро сказал ведьмак.

Глаза Трисс округлились.

- Ты уверен?

- Думаю, да.

- Думаешь – или уверен?

- Если сомневаешься - просканируй. Аккуратно только, чтобы этот ее чародей не заметил.

- Не учи ученую, знаю. А что, если ты ошибаешься?

- Значит, я просто старею, слепну и, как любой старик, отовсюду жду неприятностей.

Трисс помолчала, глядя ему в глаза. Потом вдруг погладила его по плечу. Улыбнулась, смягчилась. Взгляд ее потеплел.

- Стареющий ведьмак – по-моему, это так славно! – сказала она негромко. – Стареющий ведьмак, который сидит в самой дорогой корчме самого богатого города, а после пойдет в собственный дом, где его ждет мягкая постель…

Лицо Геральта дрогнуло. Желтые глаза сверкнули впотьмах, в отсветах вечерних огней. Он наклонился и быстро поцеловал чародейку.

- Я надеюсь, дома меня ждет не только это, - шепнул он. Трисс сжала его ладонь.

- Идем, Геральт! Я совсем озябла.

Сам не заметив как, он увлекся и действительно слушал. Музыка была странная, нездешняя, не похожая ни что другое. Конечно, не кривя душой, ведьмак сказал бы, что ему куда милей баллады Лютика, те, что тот пел у костра под звездным небом, что несли в себе память о местах и о людях, которых больше нет рядом… Но и в этой музыке определенно что-то было.

Он поднял глаза и вдруг встретился взглядом с женщиной на сцене. И тут же понял, что и безо всякого сканирования теперь знает наверняка.

В темных, больших глазах певицы мелькнуло узнавание. Целая буря в миг пронеслась по ее лицу: испуг, недоверие, и тут же – радость и какая-то непонятная надежда. А потом она обернулась к остальным музыкантам и что-то негромко сказала. И они заиграли вновь.

Трисс, хитро улыбаясь, глядела не него искоса. И все, сидящие поблизости, начали то и дело оборачиваться на него, Геральта, заставляя враз еще сильней нахмуриться, стараясь нацепить на себя вид безразличный и равнодушный.

Потому что припевом песни были слова:

- Коль жаждешь справедливости – найми же ведьмака!..

Песня была хорошая и… чувственная. Настолько, что Геральт в очередной раз мысленно восславил все свои мутации, не позволяющие ему краснеть. Он насупился еще больше. Трисс захихикала.

А потом песня закончилась, и женщина со сцены – теперь Геральт вспомнил, что ее зовут Алиса, - вновь объявила перерыв и призвала всех заказывать себе еще напитков, обещая продолжение веселья. А потом спустилась со сцены в зал корчмы, и Геральт увидел, что она идет прямо к ним. Приближается спокойной, плавной походкой, слегка раскрасневшаяся, даже не пытаясь делать вид, что не узнает, и уже издалека слегка улыбаясь им уголками губ, тепло и приветливо.