Только Алисы не было.
Севший Алисин мобильник валялся на диване, поверх ее домашних джинс. В раковине стояла немытая посуда. В квартире царил страшный кавардак. Холодильник был пуст; а в углу кухни почему-то стоял довольно большой мешок какой-то крупы, по виду пшенки. Мать Алисы глотала корвалол и, словно в тумане, отвечала на вопросы следователя. Сова пыталась поминутно припомнить, когда и где она видела подругу в последний раз, и показывала следователю свою с ней переписку. Чуть позже приехали координаторы «Лизы Аллерт». Сова очень старалась взять себя в руки. Но слезы текли и текли из глаз словно сами собой; уже не было ни душащих всхлипов, ни истерики – но они все текли и текли…
========== ЧАСТЬ 2. Глава 9 ==========
- Трисс… - кисло сказал ведьмак, разглядывая себя в зеркале и неловко поводя плечами в новом дублете, скроенном по последней – на редкость идиотской - моде. - А это обязательно? Это же просто корчма.
- Геральт, не корчи рожи! – чародейка, застегивая расшитый пояс на тоненькой талии, нарочито-грозно нахмурилась. - Это не просто корчма. На тех, кто там сегодня выступает, в Понт Ванис едут смотреть со всего континента. Даже Лютик говорит, что это – новое слово в музыке. Хотя у него при этом такое лицо… - Трисс вдруг хихикнула.
- …будто его заставили съесть живую жабу, - ведьмак, смягчаясь, тоже слегка улыбнулся, глядя на чародейку сверху вниз.
- Ну еще бы! Признать, что конкурент тебя обскакал – не так-то, знаешь ли, просто!
- Вздор, - буркнул ведьмак. – Никогда не понимал этого. И вообще, Трисс, почему поэты порой – что твои базарные бабы? Склочные, завистливые, вздорные….
- Не начинай, Геральт. Занудство тебе никогда не шло. Застегивай уже, в конце концов, свой дублет, нам пора выходить. Или ты бы предпочел, чтобы я нас телепортировала? – лукаво прищурилась чародейка.
Ведьмак поморщился и вздохнул.
- Я бы предпочел вообще никуда не ходить. Но раз ты настаиваешь…
- Геральт! – Трисс вновь нахмурилась, но даже эта гримаска не могла скрыть веселого блеска в глазах. За то время, что они прожили вдвоем в Корво Бьянко, она здорово похорошела и повеселела и, казалось, стала моложе. – Если уж нам пришлось проделать такой путь – я намерена получить хоть какое-то удовольствие! Я так давно не была в свете…
- По-твоему, корчма – это выход в свет? – ведьмак иронично поднял бровь, невольно любуясь ей. Вновь и вновь…
Трисс шутливо щелкнула его по носу и вдруг сникла, вспомнив о чем-то неприятном и, казалось, раздражавшем ее до крайности. Геральт не уставал поражаться, до чего стремительно может меняться ее хорошенькое, живое личико. Дома он любил просто молча сидеть и часами слушать, как она рассказывает о каких-то пустяках или же, наоборот, старых и темных историях; любил смотреть при этом на ее лицо – было оно словно костерок на ветру…
- Завтра мне идти на это треклятое заседание, - сказала она. - Первое заседание вновь созванного конвента. Ты представляешь, какой там будет бедлам?.. Потом – банкет… - она махнула рукой, как бы говоря: «Даже думать не хочу!..»
- Так что, поверь, - продолжала чародейка, закидывая ведьмаку на плечи тонкие руки и легонько улыбаясь уголками губ, - от такой светской жизни у меня скулы сводит точно так же, как и у тебя. А сегодня у нас есть возможность развлечься, наконец, так, как… - она прикусила язык, глядя на выражение его лица, и слов «как мы хотим» все же не произнесла. – В общем, я хочу посмотреть на эту диковинку! Говорят, это поистине что-то необыкновенное.
- Кто говорит?
- Все говорят. Так что, мы идем?
Ведьмак вздохнул, обреченно и вместе с тем ласково-снисходительно. И крепко обнял ее за талию.
- Конечно, идем… С тобой – куда угодно!
- Геральт!
- Что?..
- Убери руки немедленно! Ты мне прическу испортишь!..
Корчма и впрямь была что надо; ведьмак, видывавший на своем веку всякое, был воистину удивлен, хоть и ни за что не показал бы виду. Он вспомнил, как Лютик, бывавший здесь год назад, писал ему: «нечто среднее между дорогим борделем, библиотекой и ратушей». И теперь, украдкой оглядываясь, ведьмак был готов признать, что на сей раз поэт не приврал и даже не приукрасил.
Для начала - здесь было так чисто, словно это и впрямь была ратуша в день оглашения помолвки короля. Дощатый пол был навощен и натерт до блеска. На всех столах были чистые скатерти, на стульях и скамьях – маленькие плоские подушки. Никакой соломы и опилок. Никаких липких пятен и луж, вонявших кислятиной. Никаких мышей. Никаких чадящих свечей и каганцев; свет, уютный и какой-то интимный, давали магические сферы, висящие над столами в явно тщательно продуманном порядке. С потолка не свисало ни связок подгнившего лука, ни еще какой непонятной дряни; а на стенах в полутьме были видны какие-то не то картины, не то объявления. Пахло чем-то жареным, томленым и очень аппетитным.
Им удалось занять стол в глубине эркера, отделенный от остального зала тяжелыми занавесями из грубой, но чистой холстины, аккуратно сдвинутыми сейчас в сторону и затейливо перевязанными плотными холщовыми лентами. Едва они успели присесть - Трисс непринужденно, Геральт – плюхнувшись и сгорбившись, - перед ними словно из воздуха соткалась девушка-подавальщица – миловидная, улыбчивая и явно не привыкшая опасаться игривых и навязчивых щипков и тычков, а то и оплеух под горячую руку. Словом, место было и впрямь чистое, приличное и явно процветающее.
На вопрос, чего желают уважаемые гости, внешне невозмутимый ведьмак буркнул что-то, должное означать «пива и закусить», а Трисс, откуда-то явно хорошо знакомая со здешней кухней, принялась перечислять столько всего, что брови ведьмака поползли вверх, а взгляд красноречиво и слегка насмешливо задержался на ее знаменитой талии… От чародейки это не укрылось. Она звонко рассмеялась:
- Не смотри на меня так! Могу я, наконец, отвести душу? – и, снова девушке:
- Милая, а подают ли у вас тот великолепный десерт, о котором мне говорили?..
Ведьмак только усмехнулся, и от нечего делать принялся украдкой рассматривать народ.
А на народ посмотреть стоило. Публика здесь весьма отличалась от той, что ведьмак ожидал бы видеть в корчме. Не было ни угрюмых кметов, ни пыльных работяг. Ни шумных, без меры подгулявших купчин. Ни хмурых типов неопределенного вида, но явно определенных занятий. Ни дешевых шлюх. Ни солдатни, ищущей, как бы затеять скандал, а еще лучше – поножовщину. Здесь за столами сидели те, кого в Понт Ванисе, да и во всем Ковире, с легкой руки какого-то остряка называли «золотой молодежью»: богатые наследники, молодые маги, уже обзаведшиеся собственной практикой, а заодно деньгами и спесью; дорогие куртизанки, какие-то непонятные субтильные личности, разодетые так, что Лютику и не снилось… Ведьмак, ловя на себе праздно-заинтересованные взгляды, усмехнулся как можно паскудней – никому и словно бы сразу всем - и уткнулся в свое пиво. Определенно, чувствовал он себя, что называется, не в своей тарелке.
Зато Трисс, похоже, наслаждалась от души. Мило щебеча, она поздоровалась с несколькими неизвестными Геральту фанфарончиками, перекинувшись парой светских – то есть совершенно бессмысленных – фраз. И едва не заерзала от нетерпения и любопытства, дергая ведьмака за рукав, когда на сцену, наконец, начали выходить музыканты.
И, поскольку разглядывать Трисс было бы сейчас попросту неуместно, Геральт принялся разглядывать этих самых музыкантов.
Выглядели они и впрямь довольно экзотично даже для просвещенного, богатого Ковира, приютившего у себя стольких ученых, чародеев и не-людей всех мастей, бежавших от войны и от фанатиков Вечного Огня.
На сцену, где уже стояла странная конструкция, напоминавшая небольшой торговый прилавок с барабанами всех размеров и форм, вышли два эльфа, низушек и краснолюд. Словно нарочно для смеха, самый маленький – низушек с головой, зачем-то обритой наполовину, - сел к самому большому барабану. Краснолюд взял скрипку. Эльфы, тихо и сосредоточенно переговариваясь, принялись негромко перебирать струны, один – лютни, другой – какого-то неизвестного ведьмаку инструмента, с длинным грифом и странной формы декой. Трисс шепнула ему, что это какой-то невиданный зерриканский гэ’тиар. Ведьмак в ответ лишь пожал плечами и отхлебнул темного пива из кружки.
