Пирующие радостно загомонили, и за всеобщим возбуждением Джаван с трудом сумел взять себя в руки, чтобы скрыть ужас и отвращение. Алрой не столь хорошо владел собой, и вид у него был донельзя испуганный. Райс-Майкл, который всегда восхищался Джебедией, еще когда тот не ушел с поста главнокомандующего, и вовсе готов был в любой миг разразиться слезами. Как могли они оба погибнуть?! Немыслимо! Наверняка, Манфред лжет.

Но тем временем новоиспеченный граф продолжал рассказ, не забывая должным образом нахваливать своего слугу, и Джаван со страхом осознал, что они все-таки говорят правду. Он даже осмелился, с минуту поколебавшись, прибегнуть к своим недавно обретенным способностям, чтобы удостовериться наверняка. Этот дар — определять истину в речах человека — принадлежал, по словам Тависа, всем Дерини, хотя Элистер Келлен намекал, что дело куда сложнее, и способности Джавана передал ему перед смертью отец, тесно увязав их с очередностью наследования. У него не все вышло, как он задумывал, и Джаван получил доступ к этому дару раньше, чем положено. Сегодня, впервые за все время, он пожалел об этом.

— Перед смертью они успели сразить троих моих рыцарей, а славный сэр Рондел на время упал без чувств, оглушенный, — рассказывал Манфред. — Но он видел епископский перстень на пальце у Келлена.

И точно описал обоих — так что сомнений быть не может.

— Так почему же ты не принес перстень? — требовательно вопросил Хьюберт, с подозрением уставившись на Рондела. — И кстати, почему не привез сами тела?

Рондел, немедленно преисполнившись почтительной угодливости, низко склонился перед архиепископом, прижимая руки к груди.

— Я так и хотел сделать, ваша милость, но уже темнело, а я был совсем один, далеко от друзей. И когда я стал укладывать труп на лошадь — а мне еще пришлось сперва ее поймать, животные словно взбесились от запаха крови! так вот, когда я взвалил первый труп на лошадь, неподалеку послышался шум, и я увидел за деревьями факелы, не меньше дюжины. Уже наступила ночь, я не знал толком ни где я нахожусь, ни что это могут быть за люди, и потому решил, что разумнее будет скрыться, чтобы, по крайней мере, донести вам о случившемся. Кольцо у Келлена мне снять не удалось, а отрезать палец я не успевал, поэтому взял только крест. — Он мотнул подбородком в сторону распятия в руках у Манфреда, которое тот протягивал брату. — Пришлось даже цепь порвать, чтобы снять его.

Хмыкнув, Ран неспешно поднялся и потянулся через голову невесты, чтобы взять крест у Хьюберта, затем раздраженно повертел его на пальце.

— Манфред, это распятие могло принадлежать кому угодно. Откуда ты знаешь, что он говорит правду?

— Так ведь это легко выяснить, разве нет? — отозвался тот без обиды и колебаний. — Пусть его проверят чтением мыслей. Хьюберт, у вас же тут есть цепной Целитель, Ориен, или как его там?..

— Ориэль, — поправил Ран. Он бросил крест на стол, и тот с легким стуком упал прямо перед Алроем, который впился в него взором, точно завороженный. — Но почему бы нам не попробовать моего чтеца? — продолжил регент. — Он, правда, не Целитель, но чтобы читать мысли, это ведь и ни к чему. Он мне очень пригодился в монастыре святого Неота. Но пусть теперь подтвердит свою преданность и выступит перед всеми нами. Что скажете, милорды?

— Он покосился на приятелей.

Возражений не последовало, и Ран подал знак стражнику в дверях:

— Приведи Деклана Кармоди. И не смей говорить ему, в чем дело.

Джаван едва сдержал стон досады, когда стражник удалился, ибо Кармоди, подобно Ориэлю, был из тех Дерини, кого принудили сотрудничать с врагом, угрожая расправой их семьям. У Ориэля в заложниках оставалась жена и новорожденная дочь, у Кармоди — жена и двое детей. В отличие от Целителя, однако, Ран по-прежнему держал своего пленника в цепях: видимо, не слишком доверял ему.

На первый взгляд, впрочем, Кармоди едва ли мог представлять для кого-то угрозу: у него был вид совершенно сломленного человека, несмотря даже на возраст — не больше тридцати, самый расцвет… Но он казался больным и усталым — и Джаван понимал его, потому что сам чувствовал себя не лучше. Когда Дерини, закованного в легкие кандалы, ввели в зал, пленник лишь мельком покосился на Манфреда и двоих рыцарей рядом с ним: как видно, те не вызывали у него особого страха.

Главную опасность являл собой Ран — Ран, который держал в своей власти его жену и двоих детей, который уже не раз без всяких колебаний и угрызений совести лишал жизни других заложников, даже младенцев. В первые дни плена Кармоди немало пришлось повидать таких показательных казней, и он знал, что Ран не расточает угроз впустую.

Он покорно склонился перед регентом, пряча ненависть под маской тупой покорности. Ран встал рядом с Алроем и, безрадостно усмехаясь, небрежно оперся локтем о спинку кресла.

— Этот рыцарь говорит, что видел двух мертвецов, — заявил Ран, небрежно указывая на Рондела. — Не переусердствуй с ним, поскольку, сдается мне, лорд Манфред ценит его услуги, но мы желаем знать, кто были эти люди.

Кармоди обреченно вздохнул и поджал губы.

Джаван отметил про себя, как ловко повернул разговор Ран — чтобы Дерини не имел возможности просто повторить то, что им хотелось бы от него услышать. А поскольку Рондел говорил правду, никакая опасность ему не грозила.

Тем не менее, рыцарю все происходящее явно не пришлось по душе, и когда Ран поманил его пальцем, он подошел с весьма недовольным видом и не смог скрыть нервной дрожи от прикосновения Кармоди, который положил ему на лоб ладонь.

Рыцарь даже зажмурился, чтобы не смотреть на Дерини.

— Думай об этих людях, — прошептал ему Кармоди. — Представь их себе как можно отчетливее.

Похоже, Рондел повиновался, ибо почти сразу же Дерини отдернул руку и отшатнулся, словно в испуге. Глаза его широко раскрылись.

— Что ты видел, Кармоди? — потянулся к нему Хьюберт, сгорая от нетерпения. — Я вижу, ты знаешь, кто это такие. Говори!

Кармоди содрогнулся, но тут же овладел собой и, звеня кандалами, опустил руки.

— Элистер Келлен и Джебедия Алькарский, ваша милость, — промолвил он безучастно.

После чего Кармоди позволили удалиться, за ним ушел и Рондел, которого ожидал горячий сытный обед, ибо он с отцом и сыном Мак-Иннисами скакал почти без остановок три дня, чтобы скорее принести регентам радостную весть. Сам Манфред, однако, грязный и усталый с дороги, занял почетное место рядом с братом и Раном, ощущая себя героем дня. То и дело в последующие часы поднимались кубки за его здоровье — вся честь принадлежала ему одному, поскольку Рондел был его слугой, — и настроение в пиршественной зале было праздничным и торжествующим.

Джавана же известия Манфреда повергли в глубокое уныние, а наблюдая, как пьяный Айвер Мак-Иннис пристает без разбору ко всем придворным девицам, он с трудом подавлял тошноту. Он попытался не обращать на Айвера внимания, но тот вел себя настолько вызывающе, что не замечать его было попросту невозможно. От острых глаз Джавана не ускользнуло, что больше всего сын Манфреда увивается вокруг двух поразительно бесцветных девушек, едва ли старше его самого. Ни той, ни другой его ухаживания не доставляли особого удовольствия, и менее всего — даме средних лет, что сидела с ними рядом… да это же матушка Анселя Мак-Рори! — сообразил вдруг принц.

Тогда получается, эти девочки — знаменитые наследницы Мак-Линов; при дворе только о них и говорили, с тех пор как пришло известие о гибели их кузена Адриана Мак-Лина с сыном с Трурилле. Отец Адриана, Иен, шестой граф Кирнийский, был еще жив; но после смерти сына и внука его наследницами стали эти две девушки, дочери его погибшего сына.

Не удивительно, что Айвер Мак-Иннис так увлечен — хотя Джаван гадал, как тому удастся сделать выбор из двух сестер. Девочки должны были владеть своими землями совместно, и лишь после смерти одной из них вторая унаследует титул графини Кирнийской. Что если Айвер ошибется и выберет не ту?