Когда все командиры были в сборе, Эль Мюрид сказал:

— Мой брат, Бич Божий, вернулся. Разве не так?

— Прошлой ночью, Ученик, — подсказал кто-то.

— Он не пришел, чтобы повидаться со мной. Не может ли кто-нибудь из вас попросить его пожаловать сюда?

Через полминуты после того, как добровольный посланник удалился, Ученик произнес:

— Я был бы очень благодарен, если бы кто-нибудь из вас раздобыл на время смертоносный кинжал культа Хариша.

Эль Мюрид знал многих вождей культа — некоторые из них находились сейчас перед ним, — но не хотел нарушать их тайны. Культ приносил большую пользу.

— Он будет лежать перед нашими глазами, напоминая всем, где обретается высшая власть.

Огромный зал для аудиенций перед Малахитовым Троном был призван внушать почтение. Эль Мюрид питал слабость к театральности и величию. Просители должны были стоять на невысоких возвышениях-подиумах, заменяющих в зале мебель. Так, стоя, им приходилось терпеливо ждать, когда на них обратят внимание и они получат возможность изложить свою просьбу.

К двадцати двум годам Эль Мюрид превратился в сильного, волевого, склонного к диктатуре лидера, хотя иногда, в одиночестве, все ещё испытывал приступы нерешительности. Он больше не терпел неповиновения. Мужчины и женщины Себил-эль-Селиба должны были жить по его законам.

Не прошло и двух минут, и кто-то из Непобедимых положил смертоносный кинжал на место для свидетеля — напротив возвышения для главного просителя. Эль Мюрид одобрительно улыбнулся и попросил передвинуть кинжал так, чтобы его нельзя было увидеть с Малахитового Трона.

После этого все принялись ждать.

В зал угрюмо вошел Нассеф. Его губы были бледны и крепко сжаты. А сопровождающий его Непобедимый, напротив, казался весьма довольным собой. Эль Мюрид понял, что между ними произошел спор, и Нассеф в конце концов был вынужден уступить.

Нассеф шагал к центральному подиуму для просителей. Он был слишком зол для того, чтобы сразу обратить внимание на окружение. Эль Мюрид без труда мог прочитать недовольство на нахмуренном лбу Нассефа.

Но вот Нассеф заметил Непобедимых, стоящих поодаль тесной группой. Большая часть ярости и высокомерия тут же улетучилась.

— Ваш военный командир доставлен, мой господин Ученик.

Заметив кинжал, Нассеф и вовсе поник. Положение клинка означало персональный сигнал, смысл которого Эль Мюриду известен не был.

Между Нассефом и Непобедимыми уже давно началась молчаливая борьба за власть. Эль Мюрид вопреки мнению его сторонников был об этой борьбе хорошо осведомлен и надеялся использовать её, чтобы одернуть военачальника в его стремлении к независимости.

Иногда ему казалось, что его шурин пытается создать свою личную империю.

Сейчас же Эль Мюрид хотел всего-навсего оказать на Нассефа давление, чтобы самому вырваться из Себил-эль-Селиба.

Он не желал больше торчать здесь, связанный по рукам и ногам.

Однако, обращаясь к военачальнику, он никоим образом не выдал главных причин своего недовольства.

— Бич Божий, Нассеф, — начал Эль Мюрид, — как-то ты похвастал, что единым словом можешь призвать под свои знамена двадцать тысяч воинов.

— Этот так, о Просвещенный.

Эль Мюрид с трудом сдержал язвительную усмешку. Нассефу придется покрутиться, чтобы выполнить свое обещание.

— Что же, военачальник, произноси свое слово. Собирай воинов. Я решил двинуться на Аль-Ремиш.

Бич Божий ответил не сразу. Вначале он внимательно оглядел Непобедимых. Сочувствия в их глазах он не увидел. Перед ним стояли цепные псы Эль Мюрида. Они сделают все, что прикажет хозяин. Нассеф бросил взгляд на кинжал, а затем посмотрел на Эль Мюрида.

— Все будет так, как ты прикажешь, мой господин Ученик. Я разошлю призыв, как только выйду отсюда, — сказал он, косясь на кинжал и покусывая нижнюю губу.

Эль Мюрид был несколько удивлен. Он не ожидал, что Нассеф так легко уступит.

— В таком случае ступай. Уверен, что у тебя будет множество дел. Я хочу выступить как можно скорее.

— Конечно, о Просвещенный. Но поход армии на Аль-Ремиш потребует весьма серьезной подготовки. Пустыня не друг для солдата.

— Она создана Властелином Зла и поэтому ему служит. Но она может быть покорена, точно так же как и сам носитель зла.

Нассеф ничего не ответил. Он лишь поклонился и вышел.

Эль Мюрид усилил наблюдение. Не все Непобедимые носили белые мантии и находились в своих отрядах. Некоторые из них, оставаясь тайными членами братства, жили среди простых людей и снабжали своих вождей информацией.

Нассеф сдержал слово. Он немедленно разослал гонцов и собрал командиров. Командиры целиком погрузились в решение задач, связанных с переходом большой армии через пустыню.

Вполне удовлетворенный Эль Мюрид почти забыл про Нассефа.

А однажды ему даже удалось провести вечер в семейном кругу.

Личная жизнь Ученика могла шокировать склонных к консерватизму Непобедимых. Но он не забыл того урока, который получил, когда попытался прибегнуть на суде к свидетельству Мириам. С тех пор ему и ей приходилось скрывать от всех свое необычное для этих земель равенство за закрытыми дверями.

Его покои в Новом Дворце сверкали великолепием. В его распоряжении имелся даже большой бассейн, в котором он мог купаться и расслабляться. В случае осады бассейн должен был служить обычным резервуаром для воды.

Мириам встретила его радостной улыбкой — улыбкой, которая для него так много значила.

— Я боялась, что тебя опять что-нибудь задержит.

— Но только не сегодня вечером. Сегодня ты мне нужна даже больше, чем я тебе. — Он закрыл дверь и поцеловал супругу. — Ты ужасно терпеливая женщина. Просто чудо. Ты так изменилась со времен Эль Акила.

— Нас меняют мужчины, — улыбнулась она. — Входи. Здесь сегодня только семья. Я даже сама готовлю ужин, лишь бы не допустить посторонних.

Он прошел вслед за ней в соседнюю комнату и окаменел.

С его сыном Сиди и все ещё не получившей имя дочерью находился Нассеф и рассказывал какие-то невероятные истории из жизни пустыни. Эль Мюрид с несчастным видом поджал губы и уселся на свою подушку, не проронив ни слова. Нассеф был братом Мириам, и дети его обожали. Особенно девочка. Иногда она тайно выскальзывала из замка и следовала за дядей по всей долине. Она не верила, что враги могут нанести удар отцу, захватив её в плен.

— Я сейчас вернусь, — сказала Мириам. — А тем временем, почему бы тебе не расслабиться в бассейне? Всю неделю у тебя для этого не было возможности.

— Я тоже! — заверещал Сиди.

— Если ты будешь все время торчать в воде, у тебя вырастет чешуя, как у рыбы, — со смехом сказал Эль Мюрид. — Так и быть. Пойдем. Когда мы дойдем до моря, Нассеф, мы произведем Сиди в адмиралы. Я не могу вытащить его из воды.

— Я составлю вам компанию, — сказал, поднимаясь, Нассеф. — А для тебя, Сиди, у меня есть задание. Покажи мне, как надо плавать. Мне это может пригодиться, если твой отец приведет нас к морю.

— А как же я? — спросила девочка. Она терпеть не могла воду, но ей ужасно не хотелось расставаться с дядей. Она начинала напоминать Эль Мюриду свою маму в юные годы.

— Ты — девчонка! — сказал Сиди таким тоном, словно одно это качество делало сестру неполноценным существом и уж во всяком случае не позволяло ей купаться в бассейне.

— Ты можешь растаять в воде, сахарок, — сказал ей отец. — А мы все-таки пойдем.

Лежа в прохладной воде, Эль Мюрид расслаблялся так, как не мог расслабиться даже в объятиях Мириам. Так он отдыхал примерно полчаса. Сиди и Нассеф веселились вовсю, они носились друг за другом, ныряли и поднимали фонтаны брызг.

— Хорошо, Нассеф. Время, — наконец произнес Эль Мюрид.

Шурин не стал прикидываться, что не понимает. Подсадив Сиди на край бассейна, он сказал:

— Пора заканчивать. Вытирайся, одевайся и беги помогать маме.

— Почему я всегда должен уходить, когда люди хотят поговорить?

— Делай как он говорит, сын. Только не забудь хорошенько вытереться, прежде чем начнешь одеваться.