Этот факт сбил энтузиазм Полины в деле обслуживания кроватей. К работе она стала относиться без особого усердия.
Самая старшая постельная дама Элизабэт ее с самого начала почему-то не возлюбила и не хотела с ней работать в паре. Ее, признаться, тоже никто из коллег Полины не любил. Все ждали ее выхода на пенсию.
Это была среднего роста блондинистая злая австрийка, которая едва умела читать и писать, но с огромным опытом ухода за кроватями. Этому доблестному делу она отдала тридцать лет своей жизни и очень гордилась этим. Она носила длинный белый халат, через который всегда просвечивали ее огромные трусы в розовый цветочек, тоже часть рабочей униформы, которую она выдумала себе сама.
Две другие коллеги Полины были очень похожи друг на друга, их даже звали одинаково – Бригиттами. Обе типичные немки, при мужьях, с виду благополучные и к работе своей прикипевшие. Уж как никак, а по десять лет в клинике отпахали. На деньги, заработанные на кроватях, они, разумеется, не жили, это были их карманные деньги, в отличие от Полины, тянувшуюся из последних сил, чтобы содержать себя и поддерживать материально маму с маленькой украинской пенсией.
Полина скучала по интеллектуальной работе. Она никогда не рассказывала коллегам о своем университетском образовании, чтобы они не передали эту информацию высшему начальству и чтобы ее не уволили, посчитав высококвалифицированным работником. Она не хотела что-то снова менять в своей жизни. Возвращаться в Киев не собиралась и все делала для того, чтобы получить постоянный статус пребывания в Германии и наконец начать жить так, как она хотела.
Полина любила работать с двумя турчанками – Миной, с которой позже по-настоящему подружилась, и Сефдой. Сефта была ее ровесницей, она родилась и выросла в Германии и являла собою образец западного продукта, состоящего их ярко выраженной эмансипации. Она отличалась от других женщин выраженным стремлением к справедливости.
Она объяснила Полине, свежеиспеченной постельной даме, обстановку в коллективе, подробно рассказала, кто чем дышит. Росту она была маленького, крепенько сбитая и очень темпераментная.
Когда Полина с ней на пару тянула за собой тележку с постельным бельем, они выглядели как два ишака. Сефда ее поучала:
Ты не усердствуй, здесь этого никто не оценит. Даже не похвалят, не то, что премию дадут. Денег рождественских ты не получишь. Их дают только тем, кто здесь давно пашет. И отпускных мы не получаем. Умей расслабляться во время работы. Делай паузы, а то быстро выдохнешься. Среди нас здоровых нет, некоторые болеют костями, кто артритом, у кого воспаляются суставы. У меня спина ужасно болит. Работа физическая, целый день на ногах.
– Да я рада, что хоть такую работу нашла, – вздыхала Полина.
– Да, в Дуйсбурге работу днем с огнем не найдешь.
И они толкали этажерку дальше, мыли и застилали кровати.
Недостатком Сефды было то, что она болтала без умолку и находила темы для разговора, которые своим негативом разъедали Полину изнутри. Она не могла понять, делала ли ее коллега ей умышленно больно, показывая абсолютную бестактность и эгоизм или она просто этого не понимала, будучи ограниченным человеком. Энергии в ней было зато, хоть отбавляй. Да, темы она находила злободневные. Например, она знала, что у Полины не было мужа и детей и наслаждалась рассказами о своей дружной полноценной семье, о родственниках. Она знала, что с деньгами у Полины было сложно и, глядя ей участливо в глаза, спрашивала: «Ну скажи, тяжело ведь тебе, невыносимо, да? Это ведь так ужасно, когда на счету у тебя постоянно минус и никто не помогает? Так ты когда-нибудь и не выдержишь, заболеешь». Словом, зная, что у Полины все плохо, она тут же рассказывала, как у нее все хорошо. Полина радовалась за нее вначале, но со временем, когда Сефда излупила дыры на ее «больных местах», она после работы становилась настолько раздражительной, что готова была кидаться на любого, кто попадался ей на пути.
Их «старая» (ей было шестьдесят три года) коллега Эдит обладала хорошим чувством юмора, но из-за своей завышенной энергичности она без продыху гоняла Полину по всей больнице без передыху с одного стационара в другой и бесконечно драила-надраивала грязные и вонючие кровати, только не вылизывала их, обегая каждую по многу раз до тех пор, пока не покрывала, наконец, ее защитной. Они с Полиной с такой скоростью толкали этажерку, что у обеих свистело от ветра в ушах. Чтобы избавиться от нее хотя бы на минут пять и присесть, Полина посылала ее на перекур (к счастью, она была курящая). Но Эдит быстро возвращалась снова, заявляя, что выкурила только половину сигареты, а остальную половину еще не заслужила.
Социальные отчисления производились из честно заработанной зарплаты Полины на медицинскую страховку, страховку по безработице и многое другое. Мысль заболеть и потерять рабочее место держала Полину в постоянном страхе. Ведь потеряв рабочее место, она была бы депортирована. Гордость свою Полина глубоко спрятала и тупо мыла, драила до отупения, до боли в руках и ногах, и в мозгах.
Официально в Германии, как и в России, считается каждый труд почетным. Только вот оплачивается он по-разному.
Но не будем о грустном. Итак…
Каждый день в полвосьмого утра Полина с напарницей (с кем именно – зависело от плана) выкатывали их этажерку из «кроватного гнезда» и бегали с ней по бесконечным коридорам огромной клиники из стационара в стационар.
В лифте Полина стояла рядом со своей этажеркой, смотрела на себя в зеркало и говорила своему отражению: «Guten Morgen!». Она редко нравилась себе по утрам. Белые штанишки – «бананчики» как-то грустно свисали на бедрах, а белый коротенький китель болтался на ней, скрывая кожу и кости. Рыжие волосы были собраны на макушке, на лице не было макияжа. И все равно мужчины в клинике часто делали ей комплименты.
Одеждой «дизайнерши по кроватям» ничем не отличались от медсестер. Пациенты часто к ним обращались с вопросами, на которые они не могли ответить.
Полина добиралась до стационара 2А, где со вчерашнего дня скопилось более десяти грязных кроватей. Она встречала в коридоре больных на инвалидных колясках или ходячих больных с капельницами, прикрепленными к штативу на колесиках. Эти пациенты как будто выгуливали свои капельницы. Хотя это и было глупо, но Полина немного завидовала пациентам, которых посещали бесчисленные родственники и любящие супруги. Она понимала, что случись со ней что-либо, никто не будет сидеть у ее кровати.
Особенный коктейль негативных эмоций получался, когда она смешивала эти мысли с ненастной ноябрьской погодой за окнами клиники, стонами пациентов и грустными мыслями об Эберхарде и свой неустроенной личной жизни.
После «основной» работы, доходов от которой не хватало на то, чтобы не зависеть от социальных пособий и остаться в стране, Полина два раза в неделю ездила убирать дом бывшего архитектора господина Вайденбаха и один раз в неделю в доме Габи-его снохи, поделивших огромный дом на две квартиры. Заработанными у них деньгами Полина оплачивала аренду своей квартиры.
Работа в больнице заканчивалась в тринадцать тридцать. Полина очень уставала, у нее гудели ноги и ныла спина и плечи, болели руки. Тяжелая работа, хотя и не на полный рабочий день, к которой она не была приучена с детства, морально и физически изматывали ее. Работы по специальности было не найти, да и кому нужна была здесь ее кандидатская диссертация? Знание немецкого было на повседневном уровне, но для работы в офисе ей нужно было учить его и дальше. Ей очень хотелось домой на диван и тишины, покоя. Вот просто так запереться в квартире и никого не видеть.
Но вот подходил автобус и она выезжала в Нойдорф к господину Вайденбаху. Еще через двадцать минут она уже была на месте и звонила в дверь девяностолетнего архитектора. Как это ни странно выглядело, но этот человек почему-то стал важен для нее. Среди всех мужчин, которых Полина встретила в ее заграничной жизни, он держал лидирующее первенство. Он был по-настоящему взрослым, человечным и как мужчина покорил Полину тем, что прожил вместе со своей недавно скончавшейся супругой долгие шестьдесят лет. Это значило, что он сумел сделать эту женщину счастливой, если она не оставила его, а это искусство доступно не многим мужчинам. Господина Вайденбаха Полина посещала по понедельникам и четвергам. По пятницам она работала у его снохи Габи.
