После смерти мамы она забрала из Зеленого Гая ее и папины вещи. Она перевезла в Дуйсбург аккордеон, пишущую машинку, швейную бабушкину машинку, персидские ковры и посуду. Хрустальную люстру чехословацкого стекла она повесила в спальне, а в комнатах на полу расстелила по ковру. Она сделала из своей холостяцкой квартиры настоящее гнездышко, о котором всегда мечтала.
Год назад сбылась заветная мечта Полины. Она наконец обзавелась тем, чего ей давно не хватало – в ее квартире поселился хранитель их семейного очага рыжий кот Симплициссимус. Она котенком купила его в Голландии у фермеров. Отношения женщины и кота были не простыми. Кот не был ласковым, как ей того хотелось. Он будил ее рано по утрам, после чего она запирала его на кухне и продолжала спать. Свою любовь к хозяйке он выражал тем, что в приливы нежности и обожания он вгрызался ей в руку, ногу или куда придется. На ее теле были царапины и укусы. Полина даже обзавелась оружием от агрессивности кота, зеленой бутылкой для опрыскивания цветов, в которую она наливала воду. К этой мере самообороны Полина прибегала редко. Видя зеленую бутылочку, рыжая бестия делала узкие глаза и пряталась. Женщина очень любила кота и ни при каких условиях не собиралась с ним расставаться. Его поведение было ей понятно: кот был особью мужского пола, а с мужчинами все обстояло не просто.
Она, как могла, сама добилась всего того, чего хотела, и знала, что единственный человек, который ее по-настоящему любит – это она сама.
Утро выдалось солнечным. Полина выпила чашку эспрессо и с удовольствием съела ее любимую ржаную булочку, разрезав ее пополам и положив на одну половину сыр, а другую намазала клубничным вареньем. Каждое утро она принимала витамин Е от старости, комплекс витаминов Б от нервов, а также чайную ложечку семян льна. Утром и вечером она пила по стакану теплого тибетского чая с медом собственного приготовления. Она каждое утро протирала лицо кубиком замороженного ромашкового чая для упругости кожи, после чего мазала лицо дорогим исландским кремом. После того, как крем впитывался, она покрывала лицо слоем солнцезащитного крема и только потом, приведя в порядок волосы, которые она расчесывала деревянным густым гребешком, наносила тональный крем и румяна, красила глаза и губы. Систему раздельного питания она считала единственно правильной. Также она была уверена, что человеку в этой жизни позволено все, но он не должен ничем злоупотреблять. Полина не курила регулярно, но время от времени любила побаловать себя сигареткой. Вино она пила редко, но если доводилось, то сухое красное и обязательно итальянское. Ну и шампанское иногда.
Ее приятельницы, видя, что женщина держит себя в прекрасной форме, пытались выведать ее секреты. Полина охотно ими делилась. Был у Полины, конечно же, и волшебный крем, который она держала для особых случаев и о котором никто из ее окружения не знал. Она часто наносила его на лицо перед визитом в официальные ведомства. Он добавлял ей уверенности. Действие крема было потрясающим! Ведь он не только предотвращал процесс старения, но и корректировал отношение к ней. Обычно моложавая внешность и стройная фигура Полины раздражала ее ровесниц, толстых и некрасивых, сидящих в казенных заведениях, и добиться ей от них чего-то было сложно. Зависть делала свое дело. Они не могли допустить, чтобы эта самоуверенная красотка, хоть и гражданка их страны, но все-таки говорящая с акцентом, так сразу добилась своего. И тут крем делал свое дело. Женщинам-чиновницам вдруг начинало казаться, что внешность Полины безобразна, что она глупа и они охотно соглашались ей помочь. Мужчинам-чиновникам, наоборот, Полина казалась сексуальной и неотразимой, и очаровавшись ею и ее кажущейся беспомощностью, они готовы были для нее на все. Начальники вынуждены были быть уступчивее, недоброжелатели – добрее. Крем был ее собственного приготовления и рецептом она не собиралась делиться ни с кем.
Одевалась Полина модно и элегантно. У нее были красивые платья, костюмы и красивая обувь. Ногти ее рук и ног были аккуратно подстрижены и покрыты прозрачным лаком.
На улице Полина, разумеется, встречала других ведьм, тоже рыжих и тоже одиноких. Они узнавали ее. Но женщины эти никогда не здоровались друг с другом и, понятно, не шабашили. Они свято охраняли свое право на частную жизнь и в их обиходной речи часто звучала фраза «приватная сфера».
Полина купила патент «свободного художника» и занялась профессиональными переводами с русского на немецкий и с немецкого на русский. Ее клиентами стали русские и немецкие издательства. Одновременно с этим она проводила экскурсии по Дуйсбургу и Дюссельдорфу, давала уроки игры на фортепиано, обучала детей живописи, а также водила бывших соотечественников, не владеющих немецким языком в немецкие ведомства и по врачам. Ее фирма называлась «Бюро ворона Клара». На жизнь женщине вполне хватало, но шиковать, однако, она не могла себе позволить. Ей нравилось, что свое рабочее время она могла планировать по собственному усмотрению. Она рисовала! Полина накупила холстов и красок и ее спальня была заставлена планшетами с готовыми этюдами. А главное, она наконец-то закончила работать над созданием (как она этого и хотела) шедевра – портрета идеального мужчины, маслом.
Волшебство было тайным стилем ее жизни.
Позавтракав и приведя себя в порядок, Полина вложила косметичку в рюкзачок, который приготовила с вечера, кинув в него летнее платье и нижнее белье, корм для кота, бутылку своего любимого белого вина, которое держала для особого случая, и открыла окно спальни. Рыжий кот Симплициссимус немедленно взгромоздился на подоконник и обожающе-хищно посмотрел на хозяйку.
– Мы с тобой договорились, – предупредила Полина кота, – ты не кусаешься больше, а я тебя возьму с собой. Сегодня ты вел себя прилично. Осталось пятнадцать минут.
Она почесала кота за ушком.
Было без четверти двенадцать. На женщине было короткое ярко-синее ситцевое платье. Обута она была в «золотые» босоножки на среднем каблучке. Ее рыжие волосы были распущены. Украшений на ней не было, она упаковала в рюкзак свои золотые часики и сережки и подвесочку с желтым янтарем, которому было четыре миллиона лет, на черном кожаном шнурке. Она сняла с мольберта, скрутила в рулон и засунула в черную пластиковую трубу портрет. Его она тоже собралась взять с собой.
Ни службы аэропорта, ни летная компания, которой вылетала Полина, ни журналы регистрации пассажиров, а также сами пассажиры самолета, не могли отрицать тот факт, что Полина в тот день в четырнадцать тридцать одна вылетела на Фуэртевентуру.
– Знаешь, Симплициссимус, – погладила Полина кота по рыжей спине, – в моем возрасте я могу делать все, что хочу. Я заслужила это право. А ты – при мне. Поэтому ты полетишь со мной.
Полина достала с верхней полочки платяного шкафа голубую пилотку, которая сохранилась из ее пионерского детства, одела ее и подошла к зеркалу. Отражения не было. Значит, невидима! Она вернулась к подоконнику, взяла на руки кота и снова взглянула в зеркало. Невидимые!
– Пора! – Сказала Полина и повязала на шею оранжевый шелковый шарф. Она достала из кладовки маленький синий пылесос и поставила его в спальне на полу. Она посадила Симплициссимуса в рюкзак, сама села верхом на пылесос и…Viva Espana!
Окно за ними закрылось. Ручка сама собою повернулась вниз.
Симплициссимус по природе своей был трусливым котом и боялся высоты, но он безгранично доверял своей хозяйке, а потому, поднявшись в воздух, он просто зажмурил глаза.
Полина сделала круг над торговой площадью Старого Хамборна, потом над ратушей, где ей однажды отказались продлевать вид на жительство. Она побеждающе рассмеялась и полетела в сторону центра Дуйсбурга, увидела внизу знакомый дом на Реальшуль Штрассе и крикнула: «Привет, Гарри!». Потом она повернула в Хохфельд к больнице, в которой работала раньше и крикнула: «Эй вы! Знайте: я летаю!». Она пронеслась вдоль главной улицы города и сделала круг над школой и детским садом, в которых она работала раньше уборщицей, и направилась в сторону Оберхаузена. Не долетев до газометра, она увидела знакомый дом с припаркованным к нему мерседесом и позвала: «Эй, Рольфик! Ты дома?» Вот и Дортмунд остался позади, и Дюссельдорф. Вперед!
