– Виль, ты это серьёзно?
***
– Уходи. Я же сказал, чтобы ты не приходила!
Его трясло – он с трудом выдавливал звук за звуком, пока они не складывались в слова, а ей всё казалось нипочём. Она слушала его и смеялась. Смеялась звонко весело беззаботно. Невыносимо весело и беззаботно. И Алу захотелось ударить её. Нет, вмазать со всей дури… Нет, вогнать длинную предлинную очередь. Так чтобы её прекрасное божественное бесконечно кайфовое…, нет, дьявольское искусительное тело превратилось в кровавое месиво…
Муза, не обращая внимание на его агрессивное настроение присела на кровать нежно посмотрела ему в глаза и ласково, как это умеет делать только она скользнула своими офигительными пальчиками по его лбу, носу, губам, подбородку. Но теперь это её прикосновение сделалось ему неприятно омерзительно, и он откинул голову от её руки так, что голова впечаталась в подушку больно стукнувшись затылком о деревянную спинку кровати.
– Убирайся прочь! Па-ш-ла в-о-н! Тварь!
Взвыл он. Он был на грани истерики.
– Любимый мальчик, ну прекращай. Мне это не нравится. Ты переходишь все границы приличия.
Ласково, и, в то же время как-то по-взрослому с укором произнесла она. И он взорвался.
– П-Ш-ЛА В-В-В-О-Н! С-СУКА!! Ш-Ш-ШЛЮХА!!! БЛЯДЬ!!!!
– Ну, всё, малыш, прекращай, или я рассержусь по-настоящему, и ты меня действительно больше никогда не увидишь. Ты меня знаешь. Я не люблю тебя, когда ты ведёшь себя подобным образом… И, потом, где ты набрался такого «изыска»? Вероятно от своих продвинутых дружков-офицеров. Чувствуется их «высокоинтеллектуальный» солдафонский казарменно – бордельный лексикон… Любимый мальчик это не твоё. Оно не идёт тебе. Это для серых тупых бездарных ничтожеств. Никогда не произноси эту мерзость…
Она говорила, а сама, вспорхнула с постели и принялась медленно раздеваться. Сбросила туфли. Сняла шортики. Аккуратно сложила их и повесила на спинку стула. Сняла трусики…, аккуратно положила их на шорты. Прошлёпала к холодильнику. Достала запотевшую бутылку минералки. Налила воду в чашку. Долго пила её маленькими неторопливыми глотками, перемежая их словами. А он смотрел на её освещенное солнцем загорелое тело и не мог оторвать взгляда от божественных умопомрачительных ножек. Дивной бесподобной аппетитной попки. Дразнящее выглядывающего из-под короткой маечки животика с красиво намеченным рельефом мускулов. Заросшей негусто, как-то кокетливо рыжеватыми кудряшками волосиков «дельты» – соединения животика и ножек…
Он почувствовал, как его мирно спящий до этого «pencil» начинает просыпаться и принимать привычную при виде её голого тела форму и «боевую стойку»…
Она сняла майку, обнажив остальную часть тела – офигенную грудь с несравненными восхитительными так им любимыми сосочками… И он погиб. Эта тварь победила, раздавила его. Смяла. Распяла… Грязная девка! Сука конченная! Похотливая шлюха…
Она аккуратно сложила маечку и положила её на трусики.
– Ал, я приму душ, ты за мной.
Теперь уже привычным тоном безапелляционно и повелительно произнесла она и скрылась в ванной. А он остался в этой грёбанной комнате с таким ощущением, словно его лишили девственности…
* * *
Он теперь совсем не ко времени вдруг вспомнил их первое знакомство на том, таком далёком и таком памятном балу…
У него тогда только намечался роман с Анечкой. Он ещё не успел её отъе…меть, но всё шло к этому, и должно было закончиться логическим завершением в постели именно после бала.
…Сэйшэн был в самом разгаре и развивался своим чередом плавно перетекая из фазы официально – скованной в раскачегаренно – развязную. Его друзья мало-помалу разбрелись. Антоха «склеил» неплохую девочку с исторического и, кажется, успел её трахнуть. Девчонка смотрела на Тосю этакими влюблено-вожделенными глазами, и, вроде хотела ещё. Но это врядли. Для феноменально ленивого Антохи и один «заход» подвиг. Этому гипертрофированному интроверту получившему своё теперь сделалось совершенно наплевать на «тех, кого мы приручили». Жаль девочку… Жанно с пафосом жестикулируя, декламировал что-то забойно-драйвовое из классики «тяжёлого рока» поэзии миленькой очень серьёзной и совершенно трезвой девочке «воткнуть» которой у мудака Ваньки шансов в тот вечер небыло никаких. Виль «тёр» нечто глубокомысленно-скучное в кругу изрядно поддатых преподов и профессоров, внимавших Глисте с неподдельным интересом…
Ал с прилично «подкочегаренной» Анечкой нашли укромный тёмный уголок за колонной у противоположной от импровизированного бара стены. Подальше от сотрясающегося в грохочущем забойном дискотечном ритме танцпула. И он, покрывая её лицо горячими нетерпеливыми страстными поцелуями расстегнув её блузку одной рукой «изучал» её прелестную грудь, другой пытался залезть ей в трусики, подбираясь к её такому желанному бугорку. Анечка тоже без дела не пребывала – одной ручкой «активной обороной отражала его стремительное наступление, дабы не допустить его шаловливую ручонку к заветной цитадели», другой же в весьма неудобной позе силилась расстегнуть молнию его штанов и добраться до уже начинающего активироваться агрегата…
Неожиданно что-то произошло…
Сначала ему показалось, что завязалась драка. В зале наметилось некое движение, волнение. Волнение зародилось где-то вдалеке, возле дверей и, усиливаясь, передвигалось в сторону танцпула. Вот из соседней аудитории, служившего в этот вечер столовой, навстречу действу резво проскакали профессора словесности и истории…
Действие перемещалось к их убежищу… и к барной стойке в окружении внушительной свиты почитателей, преподов и профессоров прошествовал сам МЭТР под руку с НЕЙ…
Музу он встречал и раньше – девочка «мелькала в кадре». Но весь семестр, поглощённый по самые уши учёбой, точнее ликвидацией бесконечных задолженностей и хвостов он как-то не успел по-настоящему разглядеть её. Да, и если честно та Муза-студентка значительно отличалась от этого существа… Впрочем, Музу в спутнице ГРАНДА он узнал не сразу. В первое мгновение ему показалось, что старик ведёт под руку принцессу царицу богиню – юную Гебу.
…Они шли, нет, величественно шествовали через почтительно расступившуюся толпу. БОГ и БОГИНЯ. ЗЕФС и АФРОДИТА. По-своему красивый высокий крепкий худощавый старик и прекрасная нимфа грация муза… Он что-то такое весёлое говорил ей – богиня смеялась. Смеялась, естественно свободно совершенно не стесняясь шедшего рядом с ней «небожителя»… Она тоже рассказывала что-то весёлое, и «олимпиец» хохотал, откидывая назад свою красивую голову с зачёсанной назад седой хипповской гривой.
В первое мгновение Алу показалось, что богиня обнажена – на Музе в тот вечер было облегающее её чудесную фигуру клубное платье телесного цвета такого микроскопического размера и максимальной открытости, что практически ничего не скрывало. Ни её офигительнную грудь с рельефно выделяющимися под тонкой тканью сосками, ни аппетитно обозначенный крошечный треугольничек (вероятно полупрозрачных) трусиков с угадывающимся (темнеющим) под тканью треугольничком волосиков, ни дивные длинные ножки, обтянутые сапожками на таких высоченных каблучищах что казалось девочка не идёт, парит…
ЗЕФС и АФРОДИТА подошли к барной стойке и что-то заказали… АФРОДИТА присела на стул забросила ногу за ногу так, что платье уже практически ничего не скрывало и Ал почувствовал, что его аппарат начинает дымиться, требуя выхода своей термоядерной энергии…
– Пойдём, я знаю здесь недалеко открытую аудиторию. – В страстном предвкушении «предстоящего действа» нетерпеливо прошептала Анечка, и они пошли, точнее, понеслись туда.
Когда они мокрые и измочаленные вернулись через весьма продолжительное время в зал, там происходило нечто. Все собрались в круг и галдели точно на перемене…
– Француз, у тебя какой номер?
Услышал Ал голос однокашника Петьки, к сестре которого Катеньке не ровно дышал без всякой перспективы развития и не сразу сообразил, что обозначает этот номер. Потом догадался – номер пригласительного билета. Ал достал билет и увидел три разноцветные семёрки…
