Я невольно улыбнулась, представив себе эту картину. Атмосфера разрядилась ещё немного. Устроившись в кресле поудобнее, я украдкой стала рассматривать обстановку комнаты: красный ковер с витиеватым узором, такого же цвета массивное кресло напротив, круглый столик на одной ножке и книжный шкаф из красного дерева. На полировке мебели отражались красные всполохи огня. Шерлок подправил кочергой дрова и уселся в кресле напротив. Сложив руки домиком у подбородка, он принялся отстранённо смотреть на огонь, и я последовала его примеру.
Наблюдая за взметающимися от поленьев оранжевыми искрами, я подумала, что сидеть вот так, рядом с Шерлоком в этой кроваво-карминовой квартире, когда за окном ведёт первобытный хоровод буря, было невыразимо уютно. Раньше я не замечала здешнего уюта, возможно, потому что предыдущие посещения этой квартиры приносили мне лишь печаль и разочарование.
– Молли.
Я вздрогнула от неожиданности. Шерлок даже не пошевелился, даже не повернулся, когда заговорил со мной спокойным холодным тоном:
– Я обидел тебя. Мне нет оправданий.
Я уставилась на него во все глаза.
– Я не прошу у тебя прощения, потому что не заслуживаю его.
Не может быть…
Он, наконец, обернулся, и я потрясённо заметила, что за маской холодной решимости на лице скрывается рвущаяся наружу горечь и мука.
– Я вряд ли сделаю твоё существование лучше, скорее, испорчу его. То, что ты сказала обо мне позавчера… – …было омерзительным. Прошу, не вспоминай! – Нет, это было правдой. Ты никогда не сможешь чувствовать себя по-настоящему хорошо со мной, а я не хочу, чтобы ты страдала. Поэтому я больше никогда не заговорю с тобой о чувствах. Обещаю.
Боже, полный решимости ледяной тон, но сколько в нём боли, как и в сверкающих зелёных глазах!
«Глупый! Глупый! Глупый! Ты действительно готов отказаться от личного счастья при первом же препятствии? Как же ты неопытен!»
Каким-то шестым чувством я ощущала, что Шерлок сейчас не лукавит в надежде вызвать во мне жалость, а говорит совершенно искренне.
«Ты говоришь, что не сможешь сделать мне хорошо, но только лишь с тобой, пускай и не без страданий, я ощущаю подлинное всепоглощающее счастье! Ты всё ещё испытываешь влечение ко мне? Даже после тех мерзостей, что я бросала тебе в лицо в пылу ссоры? Это мне нет прощения!»
В один миг всё стало ясно и удивительно легко. Шерлок действительно изменился, и всё то хорошее, что замечала в нём я и окружающие было однозначным доказательством этой чудесной истины!
Как будто огромный кусок скалы упал с сердца, допуская туда солнечный свет облегчения и прозрения.
Для Шерлока Холмса всё, что связано с романтикой, в новинку, поэтому он и говорил такие странные вещи во время признания! Да он наверняка даже целоваться не умеет, не то, что делать предложения.
«Бедный, как тебе, должно быть, было больно… Теперь я знаю, что ты и вправду видишь во мне человека, подругу, к которой ты относишься с уважением, доверием и страстью».
Меня топило не дикое ликование, а лишь согревающая душу ясность и радость. А что касается той особенно горькой обиды… то какая же я женщина, если не могу простить любимого мужчину, даже если он сам себя не прощает? Ведь теперь, наконец-таки, всё встало на свои места, и мой Шерлок ради меня на самом деле преобразился!
«Как же я могла сомневаться в твоём благородстве, ведь два года назад ты пожертвовал своей репутацией и рисковал жизнью, чтобы спасти друзей».
Я поднялась с кресла и сделала шаг. Шерлок как-то обречённо опустил голову, думая, что я направилась к выходу.
«Неужели ты действительно решил, что я так просто уйду и лишу нас обоих возможности совместного счастья? Ты решил, что я оставлю тебя тут одного страдать, мой милый? Никогда!»
Я обогнула его кресло и зашла со стороны спинки. Заключила его кудрявую голову в ладони и медленно потянула к себе. Шерлок послушно откинул голову. На лице было написано такое недоумение, что я невольно улыбнулась:
– Глупый.
Он недоверчиво вскинул бровь, и этот жест показался таким забавным на перевёрнутом лице.
– Глупый, – повторила я, – если решил, что я уйду. Забудь о том, что было.
Я не знала, о чём ещё сказать: о своих чувствах, метаниях, облегчении или счастье. Но я совершенно точно знала, что надо сделать вместо тысячи пустых заверений. Я медленно опустила своё лицо к его и в последний момент, перед тем как утонуть в зелёном омуте, заметила вспышку радости в его глазах.
Наши губы соприкоснулись.
И не стало ни гостиной, ни Бейкер-стрит, ни туманной Англии, ни всего земного шара. Мир растворился и сконденсировался вновь в одной единственной точке, где соприкасались наши тела. В абсолютной черноте под плотно сжатыми веками я видела лишь пару горящих признательностью и желанием изумрудных глаз, сияющих, словно туманность Лагуна в черноте космоса*. Да, мы были одни в мерцающей вселенной, иначе как объяснить невесомость во всём теле? Из всех ощущений осталось лишь осязание родных губ, дарящее жар взрыва сверхновой. В это мгновение на небосклоне родилась новая звезда, осветившая наш поцелуй с небес.
На краткий миг я ощутила сильный рывок, возвращающий меня на Землю, и чьи-то руки каким-то образом перенесли меня на кресло. Шерлок резко сжал меня в объятиях и тут же ослабил хватку, давая мне возможность высвободиться, если я того хочу. Но я лишь теснее прижалась к его груди, ощущая щекой шёлк рубашки и бешеный стук любимого сердца. Казалось, это самое правильное в мире – сидеть у моего Шерлока на коленях и прижиматься к нему, склонив голову на грудь.
Стоп. Моего? Ну, вот, теперь я заразилась собственничеством от детектива. Тот ласково коснулся губами волос у меня на макушке и уже бережнее приобнял за плечи. От этого покровительственно жеста у меня стали слипаться глаза – за последнюю неделю было слишком много эмоционального напряжения. Разобраться с тем, что сейчас произошло, можно и завтра.
Из полуприкрытых век я наблюдала за оранжево-красными искрами, вспыхивающими и тут же гаснущими в камине. На смену душевному облегчению пришёл сон, который одолевал меня со страшной силой. Последней связанной мыслью, пришедшей в уже наполовину затуманенный разум, было то, что я, не верящая в астрологию, слишком часто сравнивала чувства с космическими объектами. Наверное, решила я, окончательно проваливаясь в дрёму, это из-за частых походов в планетарий в детстве. А во сне привиделось созвездие Девы, но вместо звёзд в нём были изумрудные глаза Шерлока.
POV Шерлока
Мозг медленно пробудился.
Слабый сероватый свет пробивался сквозь веки.
Ощущалась непривычная тяжесть чужого тела на своём.
Открыл глаза. За окном виднелась предрассветная дымка. Сейчас где-то около шести-семи часов утра.
Молли крепко спала, прикорнув на моей груди, и я мог ощущать её почти бесшумное дыхание. Как странно. Впервые в жизни я проснулся, обнимая другого человека. Между нами не произошло ничего эротического, за исключением поцелуя, но, тем не менее, я ощущал глубокую интимность момента.
Попробовал чуть пошевелиться в кресле. Спина и плечи ныли, конечности слегка онемели из-за долгой неподвижной позы. Но, главное, что Ей было сейчас удобно, и я не стану перемещаться, чтобы не нарушить её сна.
Я пришёл к Молли в тот вечер, не усомнившись в её согласии. Вернее сказать, мысли мои были заняты лишь собственными чувствами. Поэтому отказ был настолько неожиданным ударом, что лишил меня самоконтроля. Я пребывал в кошмарной ожесточённости чувств, меня захлёстывала ярость вперемешку с негодованием, и в тот момент уместным решением мне показалось залить рану в душе тем обезболивающим, к которому часто прибегают обычные люди – алкоголем. Это было малодушием, и я не собираюсь более вспоминать об этом позорном инциденте, а, тем более, повторять.
Только охладев немного, я вновь обрёл способность беспристрастно мыслить. Я прокручивал в голове все происшедшие события, обдумывал сказанное девушкой, и постепенно, мучительно медленно приходил к выводу, что моё поведение было отвратительным, что все жестокие выражения Молли в мой адрес были вполне заслуженным. Не буду описывать всё, что я тогда прочувствовал. Скажу лишь, что это было невыразимо тяжело: снова и снова возвращаться мыслями в квартиру девушки, и каждый раз отмечать очередную деталь, которая могла оскорбить Молли, и признавать свою неправоту. Никогда не забуду её упрёка: «Ты не достоин моего уважения». Как эти слова мучили меня, хотя лишь спустя некоторое время мне хватило ума распознать их справедливость. Но самыми ужасными, пожалуй, были мои слова про Мориарти. На самом деле я нисколько не хотел попрекать девушку давнишними отношениями. По сути, если б я прозрел раньше, значительно раньше, то не было бы никаких джимов, николсов и рыжих парней.
