-Удивительно, - восхитилась я, - Все прямо как в кино. Только все равно не вижу связи между девочкой и... Лео? - он поднял на меня желтые глаза, обрамленные густыми черными ресницами. Ведь я уже догадалась и поэтому хотела поговорить с ним. И он знал... Знал, что это я...
Он ждал, просматривая меня насквозь, задевая при этом некие струны души, которые вопреки всему играли похоронный марш.
-Десять лет назад... Это ведь ты...? - слова не желали просачиваться наружу, и даже наоборот, уходили вглубь, ближе к сердцу, и запирали сами себя в маленьких клетках.
-Я ничего не мог сделать! Ты ведь должна понять! - я еще никогда не слышала, чтобы он повышал голос и потому вздрогнула.
-Я напугал тебя? - на лице отразилось раскаяние, нежелание причинять боль. Действительно, как может напугать находящийся со мной в безлюдном парке бессмертный получеловек, который совсем недавно едва не убил меня? - ехидно подумала я, но вслух ничего не сказала. Мы такие глупые... В стремлении не причинять друг другу боли, выдаем такие финты, что жить с этим оказывается просто невозможно. Мне осталось мучиться максимум лет 80, а ему... Я ухмыльнулась. Как парализующий яд окутала его сознание, чтобы он всегда помнил и не мог думать о чем либо еще. Каждый раз в голове он будет прокручивать эту ночь и понимать насколько виноват. И самое главное — не сможет ничего исправить, не сможет переиграть свою жизнь, нажав кнопку рестарта.
-Итого, давай посчитаем: мой отец и лучшая подруга покинули мир навсегда. Десять лет, проведенных в заботе о зомби, что называлась моей мамой, а теперь доживает последние деньки в состоянии комы. Роб, человек, что стал мне другом, причем... близким, по духу и по течению жизни, убрался в другой штат, а может даже в другую страну. Мы с ним очень похожи и ты не посмеешь этого отрицать. Клариса, чья жизнь навсегда искалечена тобой и твоими действиями...
-Причем здесь Клариса? Ее я, как раз-таки, не трогал, - попытался возмутиться Лео.
-А как ты думаешь, что чувствует человек, которого разрезают на куски? - парировала я. Его брови непонимающе нахмурились и я тут же объяснила, - Мия была ее второй половинкой. Они даже фразы друг за другом договаривали. Теперь цельность нарушена, а как прикажешь жить ей?
Он молчал. Я хотела вырваться из хватки, но он решил, что я наоборот пытаюсь прижаться сильнее и потому притянул к себе и поцеловал. Горячие губы обжигали, разнося тепло по всему телу. В этом моменте было столько интимного, личного, что я старалась прикрыться волосами. Казалось, я растворяюсь в нем, становлюсь частью его бессмертной души, вытесняя собой всю боль, что накопилась за века никчемной жизни. Все чувства сплетались нитями в толстый канат и вливались в сознание сквозь единственный поцелуй. Я будто взрывалась, разлетаясь на тысячи кусочков, но по-прежнему чувствовала. Его губы были горькими, как темный шоколад, но в то же время ароматными и такими манящими. Но мне было мало. Хотелось слиться с Лео в единое целое, нерушимое, неделимое. Я прижималась крепче, судорожно вцепившись пальцами в его сильные плечи. И неважно сколько всего он причинил мне и моей семье, неважно, что перевернул все с ног на голову. Не будь его, мне вообще не стоило бы появляться на свет. И пусть земля разверзнется кровожадной пастью и утянет всех на дно: друзей, родных, врагов, совершенно незнакомых мне людей со своими никчемными судьбами, главное, чтобы он остался. Все прочее сгинет в бурных водах реки забвения, а я по-прежнему буду жить, зная что он существует и помнит.
-Тебя ищут, - прохрипел он, не отрываясь от моих губ. В этот момент я услышала отдаленные крики, что эхом отражались от деревьев и едва долетали до моего сознания. Множество голосов выкрикивали мое имя, будто шипение змей.
-Останься, - пробормотала я. Лео уже выпутывался из моих рук, мягко, но настойчиво. Когда мои пальцы перестали быть для него барьером, я попробовала установить ту мысленную связь, что появилась во время поцелуя, но ничего не вышло.
-Не смей оставлять меня... - шептала я, вглядываясь в кромешную тьму. И он ушел, так и не сказав ни слова. Голоса приближались, шипели все отчетливее: «Где эта гадкая девчонка?», это кажется мистер Бруно. Неужто сам подался на мои поиски? Вот это честь!
-Она здесь! - завопил тонкий женский голосок. Я упорно пробовала слиться с деревом, но женщина визжала все громче и громче.
Из-за деревьев выскочил неповоротливый толстый силуэт и, перебирая короткими ножками, помчался в мою сторону.
-Вот вы где, юная мисс! Разве вы не должны были вернуться домой сразу же после приема у психолога?
-Правда? Наверное, я плохо расслышала, - с этими словами я встала и начала отряхиваться. Пыль летела в разные стороны и мистер Бруно не удержался и чихнул.
-Вам следует помыться, миссис Ребеллиус... Апчхи...
-Вот дома сейчас и помоюсь, - я повернулась и пошла в сторону моста. Жесткая рука больно упала на плечо, заставляя остановиться.
-Что-то не так? - изумленно спросила я.
-Вы идете не в ту сторону, - пропыхтел мужчина.
-Но мой дом там, - возразила я, показывая рукой в сторону выхода из парка. Даже в темноте было видно как он покраснел от злости.
-Отставить! Теперь ты живешь в детском доме! - я резко сбила его руку с плеча, а потом плюнула, угодив прямо в разъяренное лицо.
Минута, удар и резкая боль в животе. Я четко почувствовала как лопаются еще не зажившие швы и согнулась пополам.
-Похоже мама не воспитала тебя. Ничего... - приговаривал он, вытаскивая меня за собой, больно вцепившись в волосы, - Ничего... Мы тебя научим...
18.
-Сколько бы вы не спрашивали, ничего не изменится: я шла домой, чтобы забрать вещи и на меня кто-то напал.
-Как он выглядел? Может ты запомнила что-то особенное? - шериф Дорт стискивал зубы, пытаясь выжать из меня правду.
-Было темно. Я ничего не видела. А теперь уходите, я хочу спать, - жестко разделяя слова по слогам, процедила я.
Шериф не верит мне и правильно делает, да только я никому не скажу, что меня избил мистер Бруно, толстый потный дядька, заместитель директора детского дома «Надежда» и ответственный за воспитательную работу, проведенную с детьми. Жизнь здесь не будет сладкой, это уже и так понятно, но зачем же все усложнять?
Швы действительно лопнули и я едва не заработала повторный перитонит. Доктор Шварц с добродушной улыбкой вновь заботится обо мне, будто забыв мою маленькую шалость. Про синяки и ссадины по всему телу можно не упоминать, так как особой опасности они не представляют.
-Вита, если что нибудь вспомнишь, обязательно позвони мне, - серьезным, проникновенным голосом настоящего полицейского проговорил шериф, прежде чем выйти из палаты.
-Я не позвоню, - пробормотала я, когда дверь закрылась. Из окна пахнуло свежестью летнего дождя и мне невыносимо захотелось выйти на улицу, но, увы, доктор запретил вставать.
Еще несколько дней спокойного существования в стенах городской больницы — это лучшее, что я могу представить себе в нынешней исковерканной жизни. В голову закралась мысль: Может, все время попадать в передряги, чтобы меня вообще никогда не выписывали? Невыносимо... Как все изменилось за последний месяц... Если Писатели Судеб действительно существуют, то мне достался самый извращенный. Он, как веревку, скручивает мою жизнь в узлы, от чего она укорачивается все больше и больше. Мой мозг взорвется, расплавится и перестанет думать, а сердце покроется толстым алмазным слоем, чтобы перестать чувствовать. Не думать и не чувствовать — мечта любого душевно искалеченного и я не исключение. И почему я не удивлена, что сумасшедший человек-ягуар, что живет на земле тысячу лет, который хочет прикоснуться к неприкасаемому, выбрал именно меня? Все понятно. Потому что я оказалась не в то время не в том месте... Ну и еще Писатель Судеб с извращенной фантазией... Чтобы жить и дышать достаточно всего одной мысли: ночью он придет, обязательно придет.
Неимоверным усилием я поднялась с кровати и осторожно высунула голову за дверь. В коридоре было пусто, через палату кто-то упорно спорит с медсестрой. Значит она не скоро заметит мое отсутствие. Часы показывают половину пятого. Часы приема закончились и врачи наверняка распивают чай, растеряв свою обычную бдительность. Я скользнула за дверь и тихими шагами направилась на третий этаж. Ступеньки очень крупные и потому с каждым шагом в животе прорезалась тупая боль. Облупленная краска, потертая лестница, стены, которые, казалось, вот-вот рухнут, открыто говорили о нехватке финансовых средств. Разве может идти речь о какой-то помощи для моей мамы?! Этой аппаратуре наверняка несколько десятков лет и ее давно бы пора сдать в утиль. Знакомая белая обшарпанная дверь под номером 17, с перевернутой семеркой, располагалась на середине коридора третьего этажа. Где-то слышались тихие постукивания, наверное, одному из больных не спится. За окнами необычно пасмурно, но запах дождя приятным дополнением витает по больнице. Я толкнула дверь двумя руками и переступила через порог. Обе койки оказались пусты. Колени подогнулись и мне пришлось ползти, превозмогая усиливающуюся боль. Здесь должна лежать моя мама! Все аппараты и трубочки на месте, кровать аккуратно заправлена белой простыней, в правом углу которой небольшая дырочка. Будто ее здесь никогда и не было...
