Думал найти я… Думал найти я о родине слово — звякнуло, словно медаль у слепого, медь собирающая в электричке, слово, которому грех поприличней выглядеть: просто медаль у слепого, медь собирающая в электричке. Прогулка На белом поле красный крест в ночи мелькнет тебе со скорой и станет разуму опорой: вот поле выявленных мест и пусть не свет еще, но все же — в наплывах тьмы, набегах дрожи — на белом поле красный крест. Месяц нисан Дети! Есть ли у вас какая пища? Ин. 21:5 Затекающих веток ключицы и февраль, и фонарь, и узор струй на стеклах течет и лучится. Обещают нам голод и мор, одичание в кровли стучится и глядишь на оттаявший сор как на груду сияющей рыбы, и отчетливо звезды видны сквозь разрывы, изломы, изгибы всякой жизни и всякой беды. Царство твое Полем к выцветшей церкви в ночи добреду и кивнет иерей с солеи, как войду под всеобщие своды ея на правеж. Захрипит, аки смертонька, с клироса хор беспокойных старух, заклубится color маляра-богомаза, и не продохнешь, как прихлопнут тебя епитимьей, и все ж — это Царство Твое, это Царство Твое. Овчий двор. И не видно другого двора. Тьма над бездной. Но если вглядишься в неё — снег летит Вифлеемский, белеет жнивье, словно всюду рассыпан талант серебра. Ласточки С паникадила на иконостас они метались с криком заполошным и зябли огоньки по красным плошкам, снегов горячих жертвенник не гас. Венчание Несли вслед за гробом венки, венцы доставали и вот стоим, на помине легки, и дождь, как положено, льет. Взысканью погибших – свеча, нежданному гостю – поклон. Кадило взмывает, бренча, пустынники смотрят с икон. Блестит, золотясь, аналой и ливнем набросан вчерне рисунок судьбы в нежилой сто лет как не нашей стране. Лавра Глухомань и твои купола В тусклом золоте белом от стужи Не во времени ты замерла Не в пространстве красуешься вьюжном И внезапно Земля так мала В церкви
…глас хлада тонка и тамо Господь… 3 Цар. 19: 11-12 Вот ад, а вот – синеющий пролом в аду твоем – аду твоей свободы, луч в зимнем храме – зимнем и пустом — и медленно врачуемые своды пятидесятый слушают псалом. Смываешь мел и смотрят очевидцы той славы, чей и след давно угас — Твои ученики и ученицы, и – слезы благодарные из глаз. Едва ли исцелению случиться, но тонкий холод, веявший и в нас… Неофит цедя свой свет из прорубей прорух в стране калик сиделок площадных и иноков с глазами повитух свечей в сугробах в пропастях земных меж небом и землей висящий пух рассеянная вязь бессвязных зим плывет себе в свой Иерусалим уже не плоть и кровь еще не дух и что с того что снег непроходим Гуляя с дочерью, читающей «Анчар» и подбирающей листья Хорошо, что нет России… Г. И. Этот пот по челу, эта дрожь, и куда ты, не вяжущий лыка? Сам-то знаешь, куда ты бредешь, подаяньем живя как калика? Вихорь черный, тлетворный, а все ж — все ж летит безголовая Ника, сколько б нас не ложилось под нож, и морошка блестит, голубика… Только где бы нам на каравай наскрести, чтоб себе не дороже, в сумасшедший запрыгнув трамвай? Вьются бесы, а рожи-то, рожи! И с утра хладный пот по челу. И никто нам… хотя – почему? Билли Грэм во Дворце молодежи нам поможет. А Мун, доктор Мун? Или Алан Чумак. Это ж надо: Алан! Алан Чумак. И ламбада. Что ты все про суму да тюрьму? Хватит ерничать. Не разгрести нашей грязи, врачи-доброхоты, огрести же… Ну что ты, ну что ты, что ты с пригоршней праха в горсти, как Сивилла застыла? Сивилла… Ну, не плачь, ну прости нас, прости дураков. Ты простила? Простила? Все-то ищут дороженьку в рай, в город-сад, в изумрудный свой город стар и млад, но молю: не сбирай эту гниль, дщерь скорбей, не играй ни в потоп, ни в Содом и Гоморру! Помнишь, рос у нас грецкий орех? Никнут клены, дождями убиты, но листва у них не ядовита — тараканов без пользы, пойми ты ей травить. А тем более тех, что живут в голове неофита. Цвет лазоревый, свод голубой. как вагон из мультфильма. И враны увиваются над головой, словно полем им видится бранным стольный град наш, давно сам не свой. Да и наш ли? Куда ж мы поедем — к попугаям ли, к белым медведям? Вранограй на Москве, вранограй, волчьи стаи, собачьи ли своры и карбованцев на каравай не приносят ни голубь, ни ворон. |
