– А у тебя есть дети?

– Нет.

Она скрылась на кухне.

Что же ей рассказать о себе? Что жизнь кажется бессмыслицей, особенно когда ноябрь?

С кухни донесся запах специй, Алекс вернулась с двумя бутылками пива и сигаретами.

– Будем наслаждаться!

Я согласилась, хоть и не пью.

– Чирз!

Я незаметно поставила пиво на столик.

– Один мой знакомый сказал, что я должна поработать на TV, что мне здесь понравится. И мне здесь нравится! Ты знаешь Кристофера? Совладельца компании, которая делает шоу для канала? Не важно. Может, выпьешь перцовки? У меня есть в морозилке. И огурчики есть! И сало!

– Лучше зеленый чай.

Она согнала со стола кошку. И налила себе перцовки.

– Слушай, я звонила в ветеринарную клинику, хотела записать кошку к ортопеду и к офтальмологу. Мне сказали, что это один врач. Как такое возможно?

– Наши ветеринары еще не догадались, что могут брать вдвое больше.

– У нас в Австралии есть даже кошачий психолог. А офтальмолог и ортопед – это совершенно разные специалисты.

– Австралийские кошки носят очки и ортопедические стельки?

Смеркалось. Кошка потянулась, выгнув спину. Я засобиралась домой. Но Алекс не хотела меня отпускать. Чувствовалось, что ей неуютно одной в этой квартире.

– Ты веришь в магию? – Она приглушила голос к вечеру, как свет бра.

И стала гадать мне по руке. Рассказывала про курсы магии, которые закончила в Сиднее, уверяла, что несколько раз ей удалось с помощью заклинаний перемещаться в пространстве и времени.

Я кивала, размышляя о том, как на следующей неделе я сдам работу и исчезну.

Где-то пробили часы. Дочь, наверное, уже легла спать, так и не дождавшись меня.

Алекс закинула руки за голову, мелькнули черные волосы на подмышках. И она обняла меня. Обрушив каскад запахов: духи, волосы, нежная влажная смуглая кожа…

Сама не ожидая того, я поцеловала ее шею. Охватило чувство неведомое раньше, ее пухлые губы притягивали меня. Поддавшись импульсу, я пыталась языком нащупать силикон, но так и не поняла, был ли он.

Она заглянула мне в глаза и выдохнула:

– Ох, беби, что же ты делаешь?

С охотничьим азартом стала покрывать меня поцелуями, кусать, ласкать.

Почему я раньше не делала этого с девушками? Девушки приятнее на ощупь, ласковее, соразмернее и лучше пахнут. Если не остановлюсь сейчас, не остановлюсь никогда. Мысли клокотали и несли меня в пропасть. Но останавливаться уже не хотелось, мы оказались на ковре, я гладила и щипала ее большие коричневые соски. Лизала ее, доводила до изнеможения. До сих пор я не знала, что можно просто довериться своему телу, не контролировать себя, я не знала, как это приятно. И вот открылось еще одно измерение, мир стал объемным и теплым. Ее кудри змеями расползались по паркету, который уже начал вставать волнами. Под половицами хлюпала вода.

– Алекс! Алекс! Ю а зе бест! – Я была уже совершенно новым человеком.

Вспомнила, как двоюродная сестра учила меня целоваться. Как одноклассница делала массаж. Как ходила с подругой на синхронное плавание. Как многогранна и сложна жизнь…

Я не нашла в ванной шампуня, перепутала увлажняющий лосьон со средством для снятия макияжа, приняла душ дважды.

Алекс постучала.

– Не могу найти шампунь!

Она показала на полки:

– Здесь у меня волосы…

Выдвинула ящичек с цветными лаками:

– Здесь ногти, а здесь…

– Тело?

Она прильнула ко мне. Моя напряженность мгновенно растворялась в ее ласках. Ее небритый лобок был словно из кино семидесятых. Ее тело напоминало эротические кадры и что-то теплое, как масло, мягкое, как лепестки, и мою мать, какой я помнила ее в детстве, когда мне разрешалось, в особых случаях, спать в ее кровати. У меня перед глазами скакали цветные пятна. Мы не спали, грезили наяву, когда восход заскользил по потолку бликами.

Солнце затанцевало ритмами полосок, бросая летящие тени то в одну, то в другую стену. Вылезать из постели не хотелось.

Крючки на обоях от кошачьих когтей напоминали еврейский алфавит. Я водила пальцем по золотым завиткам выцветшего рисунка в духе Людовика-Солнца, пыталась расшифровать тайнопись кошачьего заклинания, но смысл ускользал. Кажется, вот оно, ухватила тайну бытия, но нет, всего лишь провела пальцем по стене.

– Похоже на клинопись. Или иврит.

– В Австралии меня отдали в еврейскую школу. – Ее голос был утренним, хриплым и сексуальным. – Дети из богатых семей издевались надо мной, потому что мне трудно было учиться на чужом языке. Говорили, что их родители спонсируют школу, чтобы я, нищая тупица из России, могла учиться.

Она коверкала слова, изображая вредных одноклашек. Я жалела ее, целовала сонные ресницы. Она потрогала мой крестик.

– Когда мне было шестнадцать лет, я ушла из дома.

Я рассказала ей, как вышла на конечной станции метро, села в троллейбус. Зашла в какую-то церковь и решила креститься. Мне сказали поститься, через неделю исповедаться и в назначенный день приехать принять Святое Крещение.

В назначенный день шел дождь. Через лужи у храма были положены доски, они прогибались и тонули, когда на них наступали, погружая идущего в грязь по самые щиколотки. Служба уже началась, я опаздывала. Подошел парень в резиновых сапогах. Я сказала, что иду креститься. Он предложил перенести меня. Я кивнула. Он аккуратно поднял меня, перенес через лужи и поставил на церковное крыльцо.

После службы батюшка спросил, знаю ли я молитвы. Я выучила «Отче Наш», молитву Богородице и Символ Веры. Священник приготовился крестить меня, попросил раздеться. За ширмой я сняла с себя все, кроме белой хлопчатобумажной комбинации. Я видела на картинках, что взрослых крестят в белой одежде. Ничего более подходящего в моем гардеробе не было. «Снимите это», – махнул рукой батюшка. На моей комбинашке были тоненькие кружева. Наверное, он посчитал их слишком фривольными для таинства. Не хотелось раздеваться. В такой момент мои помыслы должны были быть чистыми. Отогнав сомнения, я скинула комбинацию и приняла Крещение голой. Меня пустили греться в избу при церкви, мои волосы были мокрыми. Парень, перенесший меня через лужи, оказался церковным сторожем. Налил чаю, рассказал, что недавно с зоны. Он чистил картошку и рассказывал о том, как развлекался с козой, когда вышел из тюрьмы.

– До тебя страшно дотронуться, такая чистенькая, беленькая. Видать, правда – только окрестившиеся имеют силу Святого Духа, – скалился он из своего темного угла. Шрам на лице делал его улыбку кривой.

Пришел батюшка, отослал сторожа, взял меня за руку. Он говорил что-то о том, что служители культа – хранители тайного знания, которое прихожанам не понять. От церкви до остановки меня уже никто через лужу не переносил. Я запомнила, как ехала в троллейбусе с мокрыми ногами и мерзла. И волосы были еще мокрыми.

На работу мы с Алекс приехали с большим опозданием, растрепанные. Губы у обеих распухли.

Какое-то безответственное равнодушие охватило меня. Я сделала все, что могла, все, что было в моих силах и даже сверх того. Какая теперь разница – уволят меня или нет? Будь что будет.

Началось производственное совещание. Приехал Кристофер. На канале запускалось новое шоу, и он его лично контролировал. Он не утвердил ни одну из ведущих и неожиданно предложили вести шоу Алекс. Сначала все решили, что это шутка. Но американец был уверен, что она справится.

В перерыве Алекс утащила меня курить на лестницу.

– Он ведь не понимает, если я говорю неправильно. По-английски я могу шутить, но, когда надо говорить по-русски, я становлюсь той девочкой, которую увезли отсюда двадцать лет назад…

– Я могу исправлять, когда ты говоришь неправильно.

После совещания работать уже было совсем невозможно. Мы спустились в бар.

– Поедем вечером ко мне! Плиз!

Я показала ей в телефоне фотографию Машки.