Ее внимание полностью переключилось на битву. Вокруг них сражались наиболее настойчивые бойцы, способные одолеть Распад силой воли. Каспар стоял поблизости, отдавая приказы оставшимся генералам. От их армии осталось меньше половины. Каждые несколько секунд кто-то из солдат обращался против своих товарищей, охваченный той же дикой ненавистью, что и Кэридвен. По ним стреляли пушки, унося за раз по полдюжины солдат.

В центре своего войска возвышался Ангра. Он стоял на помосте то ли из бочек, то ли из ящиков, то ли из трупов убитых им солдат, вытянув руки и по-прежнему распространяя Распад. Его радость померкла, лицо слегка напряглось, но… его ничто не остановит. Сейчас Кэридвен это поняла. Его ничто и никто не одолеет. Даже Мира.

Когда в стене лабиринта образуется дверь, я осматриваю ее в поисках зеркальной пластины, которая поможет мне пройти третье испытание. Однако ничего не вижу, кроме двери и льющегося потоком белого света. Затем вспоминаю, каким будет последнее испытание. Очищение сердца. Скорее всего, его нужно пройти без помощи и подсказок. Расправив плечи, переступаю порог. Помощь мне не нужна. Я готова. Я пройду любое уготованное мне испытание.

Очистив разум, выхожу в каменный зал. И потрясенно открываю рот, увидев… Ханну. Мне кажется, я вечность стою, уставившись на нее, когда справа от меня появляется из своего лабиринта Генерал. Он выбегает в зал, замечает Ханну и останавливается так резко, будто его ноги вросли в пол.

Генерал с Ханной смотрят друг на друга, а у меня в голове всплывают образы Рареса и Оаны. Как сильно они отличаются от стоящих передо мною людей! Не могу удержаться, чтобы не представить, какой бы была моя жизнь, если бы моими родителями были Генерал и Ханна или Рарес и Оана. Жесткая и бесчувственная пара или ласковая и добрая.

Слева открывается дверь, и из-за нее выходит Мэзер с клинками в руках и мечущимся взглядом. Он идет ко мне. Ну хоть кто-то из нас троих еще способен двигаться.

— Вы достигли конца лабиринта. Вы многое преодолели, — произносит Ханна, и в ее глазах светится одобрение.

— Зачем ты здесь? — выдавливаю я.

Мы не общались с ней с того времени, как барьер у магического источника разрушил нашу связь. И я не заговаривала с ней, даже узнав, что сама от нее отгородилась. Меня устраивало, что я больше не слышу и не вижу ее. Меня устраивало, что ее больше нет в моей жизни. И вот она стоит передо мной, безмятежно улыбаясь, словно мы с ней любящие мама и дочка, словно мне не предстоит расплатиться смертью за ее ошибки. Меня опаляет жгучая ярость. Зачем Ханна здесь?

Очищение сердца.

Я прижимаю ладонь к груди. Это испытание. Того, у кого в сердце пылает ненависть или злость, сочтут недостойным. Мне казалось, что в замке Рареса и Оаны я примирилась с Ханной. Я перестала злиться на нее и на Генерала и осознала: мои ожидания в отношении их чувств ко мне были неуместны и неоправданы. Генерал наклоняется в сторону Ханны, но с места не сходит. Затем снова выпрямляется. Он боится. Меня бросает в ледяной пот.

— Не думаю, что она — настоящая, — говорю я Генералу.

Ханна улыбается.

— Почему ты сомневаешься в этом, милая?

Я сжимаю кулаки.

— Потому что я отгородилась от настоящей Ханны много недель назад. И все еще ей не открылась. Ты — испытание. Магия, играющая с нашим разумом.

Ее улыбка становится шире.

— Так ведь я была магией с самого начала. Разве я когда-нибудь была настоящей Ханной?

Я хмурюсь.

— Ты…

Объяснение. Мне срочно нужно найти этому какое-то объяснение. Но чем дольше я смотрю на нее, тем яснее осознаю, что, возможно, она права. Общалась ли со мной настоящая Ханна?

— Хватит! — мотаю я головой. — Ты просто пытаешься сбить нас с толку. — Я поворачиваюсь лицом к Генералу и спиной к Ханне. — Нам нужно пройти это испытание. Очистить сердце.

Генерал не сводит с Ханны глаз, сжав губы в тонкую линию. Он не смотрит на меня и никак не реагирует на мои слова.

— Меня могло нарисовать твое воображение, Мира.

У Ханны мягкий голос, каким я его и запомнила. Он вызывает трепет и желание прислушиваться к каждому произнесенному слову.

— Я не выдумала тебя, — отвечаю я Ханне, по-прежнему стоя к ней спиной. — Я даже не знала тебя, пока ты сама не показала себя мне. Как я могла вообразить все, сказанное тобой?

— А как ты можешь быть накопителем? — спрашивает Ханна. — Как возможен этот лабиринт? Ключи показали тебе, что сделать, чтобы попасть сюда. Пластины в лабиринте — как пройти испытания. Может быть, магия и раньше помогала вам, приняв понятную тебе форму? Создала то, в чем ты нуждалась. Маму.

Я резко поворачиваюсь к ней, впиваясь ногтями в ладони.

— Я успокоилась и перестала злиться на тебя в Пейзли. Я увидела настоящих родителей и то, какой должна быть настоящая семья. И я знаю теперь, что наши отношения — какими бы они ни были — неправильные. Ты сама в ответе за то, что натворила. Я ни в чем не виновата. Но я исправлю твои ошибки, Ханна. Я лучше тебя.

— Знаю, — снова улыбается она. — Не твоему сердцу нужно успокоение.

От неожиданности я приоткрываю рот.

— Кому…

Ханна поворачивается к Генералу.

— Я отдала ее под твою защиту. Ей пришлось искать помощи у магии, потому что ты подвел меня.

Генерал.

Меня охватывает паника, и я делаю два неуверенных шага к нему, но он не отрывает взгляда от Ханны.

— Генерал, не слушайте ее! Смотрите на меня…

— Ты подвел меня, Генерал, — повторяет Ханна, и на этот раз в ее голосе отчетливо слышится горечь. — Ты подвел Винтер.

— Он не подводил Винтер! — опять разворачиваюсь я к Ханне.

Подошедший Мэзер кладет руку на мое плечо и пытается утянуть меня назад.

— Ему нужно пройти это испытание.

Я встаю прямо перед Генералом и говорю только ему:

— Во всем виновата Ханна. Только она.

Он моргает. Я чувствую облегчение, пока он не переводит на меня отсутствующий взгляд.

— Я вырос с твоей матерью. Я когда-нибудь говорил тебе об этом?

Я цепенею. Даже Мэзер, все еще уговаривающий меня не мешать, замирает. Мы оба слышим в голосе Генерала знакомую интонацию. Таким тоном он обычно давал нам уроки истории.

— Мы оба росли во дворце. Почти так же, как вы с Мэзером — вместе. — Он бросает взгляд на сына. — Я видел ее маленькой и неуклюжей. Видел ее недостатки, ошибки, срывы, поэтому мне сложно было увидеть в ней королеву.

Генерал смотрит на Ханну.

— Я совершил ошибку — не обращался к ней с почтением, которого требовал ее титул. И при угрозе войны со Спрингом я помогал ей как друг, а не как солдат своей королеве. Я должен был быть только ее генералом. Должен был увести Винтер с пути, на который направила его она. Я этого не сделал.

— Вы не знали, что она заключила сделку с Ангрой, — хватаю я его за плечи. — Вы не могли ожидать…

Генерал снова переводит взгляд на меня и сжимает мои руки. Он никогда еще не касался меня так отчаянно, словно с мольбой. Его глаза ярко горят, он в исступлении продолжает говорить, взбудораженный появлением Ханны, лабиринтом — всем, что ему пришлось пережить за последние двадцать лет. И, глядя на него, я испытываю ужас.

Я боюсь за него. Боюсь за Генерала.

— Я поклялся себе, что никогда больше не совершу такой ошибки, — его пальцы впиваются в мою кожу. — Поклялся, что буду видеть в тебе только королеву — каждую секунду твоей жизни. И нарушил свою же клятву.

Слезы. На щеках Генерала слезы.

— Уильям, — надломленно прошу я. — Уильям, перестаньте…

— Ангра захватил мое королевство, — продолжает он. — Я вынужден был растить своего сына как чужого. Я делал все, что мог, но этого было недостаточно. И я нашел тому единственную причину… Тебя.

— Меня?

Если бы Генерал не держал меня за руки, я бы рухнула у его ног.

— Это было так глупо. — Его пальцы напрягаются. — Теперь я понял это, Мира. Я годами винил тебя. Но ты ведь никогда не принимала на себя эту вину, да? И в какой-то момент я осознал, что винил не того человека. Ты была не виновницей нашего краха, а нашей надеждой на будущее. Я не мог вырастить Мэзера как родного сына, зато я вырастил вас обоих.