Все учителя, технички, ученики 7-х и 8-х классов и родители школьников после побелки дружно красили окна, парты, столы. Были направлены люди на ремонт интерната. Ситников успевал везде проверить, посоветоваться, подсказать, в какие цвета что лучше красить. Из отдела образования, из Вишнёвки, по телефону сообщили о том, что завтра к десяти утра нужно явиться к ним в бухгалтерию и получить зарплату для учителей.

На следующий день Владимир Леонидович к двум часа дня уже вернулся в школу с ведомостью на зарплату и пачками денег. Впервые в своей жизни ему пришлось быть кассиром. В своём кабинете, занимающем часть коридора второго этажа, он разложил на столе деньги по купюрам различного достоинства. Педагоги по одному входили, здоровались, расписывались в ведомости. Директор отсчитывал учителям нужную сумму денег, те пересчитывали и уходили с зарплатой. За час он всем выдал деньги. Остался его личный заработок 120 рублей. Одна купюра сто рублей и две – по десять. Он положил их в свой кошелёк. В дверь торопливо постучали. Ситников, швырнув кошелёк на стол, крикнул: «Войдите!» Стремительно открыв дверь, вбежала завхоз интерната Гребешкова, присела рядом со столом и спросила:

– В какой цвет красить панели стен в интернате?

Директор удивился её вопросу, так как светло-голубая краска была закуплена в достаточном количестве, и, сдерживая неприязнь, спокойно ответил:

– По санитарным нормам – в светлые тона, той краской, которую вам завезли.

В этот момент через открытое окно со двора донёсся непрерывный, требовательный сигнал автомобиля. Директор подошёл и высунулся в окно по пояс. У школы появилась большая грузовая машина с полным кузовом сосновых дров. Около автомобиля стоял молодой шофёр крепкого телосложения. Парень, осознавая, что делает для директора добро, улыбаясь, весело спросил:

– Где дрова разгрузить: у школы или около интерната?

– Для школы – в углу двора, у большого сарая, – распорядился Ситников и повернулся. Ему показалось, что Тамара Петровна резко спрятала руку под стол, но он счёл неприличным подозревать завхоза в воровстве, сел за стол и краем глаза посмотрел на свой открытый кошелёк: купюры по-прежнему выглядывали из карманчика кошелька.

Тамара Петровна встала. Глаза её сияли. Правый косой глаз придавали её облику жуткую пикантность. Она расстегнула на себе халат, обнажив глубоко декольтированную кофточку, снова застегнула и ласково произнесла:

– Мне теперь ясно: надо красить стены в моём интернате в светлые тона, а то я проработала восемь лет и этого не знала. Я слышала, что к вам приехали жена и дети. Привет вашим деткам и жене, – Гребешкова повернулась и, наклонив голову вперёд, покачивая бёдрами, вышла.

В школе кипела работа по ремонту. Люди решили трудиться до позднего вечера. Наступила вторая половина дня, а директор уже в восемь утра был в пути, поэтому устал и проголодался. Ситников предупредил завуча, что вернётся через час, и направился домой. Он медленно, отдыхая, брёл по широкой зелёной деревенской улице с одноэтажными домами с палисадниками. Из одного палисадника его позвала по имени и отчеству пожилая женщина. Он подошёл к ней. Старуха, сидя на лавочке под окном, показала ему рукой на место рядом с собой. Он охотно подсел к ней в тени дома. Она добродушно заговорила:

– Вы меня, разумеется, не знаете. Но вы ходите мимо, я вас заприметила. Затем узнала о вас то, что знает вся деревня: вы прекрасный учитель, семейный человек, любите своих детей, работаете в школе, не считаясь со временем. Классные комнаты хорошеют. Я знаю, как зовут вас, вашу жену и детей. Меня зовите по-деревенски Валя. Я фронтовичка, имею боевые награды. Сама себя чувствую хорошо, но вот ноги совсем отказывают, просто беда. Я люблю поговорить по душам с хорошими людьми. Извините, что позвала вас. Вот сижу целый день одна. Я рада каждому человеку. Хочу у вас спросить:

– Вам понравились наши учителя?

– По-моему, добросовестные, старательные. Все до одного пришли на общественных началах ремонтировать классы. Через неделю полностью подготовим школу к новому учебному году.

– Что вы думаете о завхозе интерната Гребешковой?

– Есть с ней проблема. А вообще-то, она хороший работник. Такая вежливая, доброжелательная. Например, несмотря на наши разногласия, сегодня сказала мне: «Привет вашим деткам и жене». Приятно было слышать такое.

– Ха-ха-ха! – рассмеялась старуха; всё её дряблое полное тело тряслось, как студень. – Вы ещё узнаете, что это за змея подколодная. Тамара Петровна вдыхает воздух, а выдыхает подлость. Если кому-то пожелала добра, значит, она или уже сделала ему какую-то каверзу, или готовит её. Завхоз вам сказала: «Привет вашим деткам». Будьте бдительны – что-то очень неприятное ожидает вас. Я вижу, вы спешите. Идите, идите! Спасибо, что хоть минутку уделили мне.

Ситников пришёл домой. Его радостно встретили жена и дети. Они были очень довольны просторными светлыми комнатами. Жена сказала:

– Если бы такое прекрасное жильё да где-нибудь, хоть в маленьком городишке – цены ему бы не было.

– Я сегодня получил первую зарплату, правда, не очень большую, но в деревне жить можно – продукты здесь дешёвые, колхоз обещал помочь обзавестись коровой, – произнёс Владимир Леонидович, достал из кармана кошелёк, извлёк из него ассигнации и… в недоумении вытаращил глаза: у него в руках оказались три купюры по десять рублей. Каким-то образом сотня превратилась в десятку! С минуту директор смотрел на три десятки. Жена, видя его расстроенное состояние, спросила:

– Что-то случилось?

Ситников объяснил, что, пока он через окно разговаривал с шофёром, завхоз украла из его кошелька сто рублей и подсунула десять. Супруги погоревали, пришли к выводу, что факт воровства не доказать, решили сделать вид, что ничего плохого не случилось. Муж с трудом пообедал. Будучи кристально честным человеком, он возмутился не столько потерей денег, сколько мерзким поступком Гребешковой.

На квартиру к директору пришла председатель сельского Совета Ирина Сергеевна Булавина, тридцативосьмилетняя, энергичная, в тёмном глухом летнем платье. Её пригласили осмотреть комнаты и новую мебель. Она сказала, что у новосёлов хорошая мебель и ковры красивой окраски, и предупредила, что во вторник с 11 часов в Вишнёвке состоится административный суд по делу Гребешковой по поводу утраты имущества, которое числилось у неё на балансе.

На попутных машинах Ситников к назначенному времени прибыл в зал заседания районного суда, в сумрачную комнату с подиумом для судей и длинными лавками для зрителей. Появилась Тамара Петровна с представителями колхоза. Пришла бухгалтер РОНО. Важно прошествовала на своё место судья – женщина лет тридцати, с тёмными волосами, одетая в строгий чёрный костюм. Сидя за столом, она зачитала заявление директора Оглоблинской школы.

Владимир Леонидович впервые попал на суд и, находясь в первом ряду, с любопытством снизу вверх смотрел на судью. После зачитывания различных документов, опроса Гребешковой, ревизора отдела образования, бухгалтера сельского Совета, судья резким, казённым тоном спросила у директора школы:

– Какие вы предлагаете применить меры к завхозу вашего интерната? Ваше личное мнение?

Ситников встал, поправил подвёрнутые рукава белой рубашки и убеждённо ответил:

– Тамара Петровна обязана возместить ущерб, причинённый государству, – и сел на лавку.

К великому удивлению Владимира Леонидовича, коротышка-ревизор отдела образования, которая раньше была возмущена безответственным отношением к казённому имуществу Гребешковой, на такой же вопрос, который задала ей судья, глядя из зала вверх, в лицо судьи, нежным, певучим голосом ответила:

– Я полностью доверяю суду и заранее согласна с его решением.

Представитель колхоза «Ударник», сухощавая рослая женщина в больших сверкающих очках, доложила суду, что руководство колхоза положительно оценивает работу завхоза интерната Гребешковой, ценит за безупречную честность и добропорядочность, а пропажа имущества объясняется поведением проживающих там детей, поэтому хозяйство выделит средства на покупку недостающего имущества. Сказав на едином дыхании эту тираду, она подошла к судейскому столу и положила на него листок бумаги, видимо, ходатайство председателя колхоза. Суд удалился на совещание.