Дорога монотонно поднималась между смешанным лесом и клеверным полем. И вдруг открылась просторная панорама с зелёной местностью и голубым небом, по которому плыли лёгкие облака. Дорога резко уходила вниз к мосту через ручей и к показавшимся деревянным домикам небольшого поселения.

– Вот и родное село Оглоблино, – задушевно произнёс парторг, остановил машину и предложил:

– Выйдем, постоим чуточку, я вам расскажу, что где.

Выбравшись из автомобиля, они стояли и смотрели на великолепный пейзаж. Парторг влюблённо, самозабвенно объяснял:

– Село Оглоблино, как бы спрятавшись, протянулось полосой по низу полого склона лощины, вдоль ручья, которого из-за кустов не видно. Вон то громоздкое белое каменное здание – клуб. Двухэтажный дом – школа. В самом дальнем конце села между деревьями просматривается длинное строение барачного типа – правление колхоза. За селом виднеются шиферные крыши: с одной стороны – коровник, с другой – свинарник. А теперь пора в школу. Я из райкома партии позвонил Белопёрову, чтобы он нам её открыл, ключ – у него.

Воронов и Ситников подъехали к мрачному бревенчатому двухэтажному зданию с маленькими окнами и крышей, покрытой чёрным толем.

– Это наша школа, – гордо объявил парторг и, увидев на лице педагога разочарование, взволнованно, торопливо заговорил:

– Она строилась сразу после окончания войны. Государство изыскало кое-какие средства. Закупленного леса хватило только на первый этаж. Разобрали старый амбар на брёвна, но и их не хватило. Строили всем миром. С каждого двора принесли, кто что мог, и с 1 сентября 1945 года школа заработала. Это была незабываемая радость для той детворы. Мне тогда было семь лет. Учеников приходило много, сидели по четыре человека за партой. Занимались в две смены. Посещали нашу школу и дети из других деревень. Для них построили интернат. Электричества не было, всего одна керосиновая лампа на столе учителя тускло светила. И учились ведь, и учились неплохо, большинство затем выбилось в большие люди. Я после этой школы окончил сельскохозяйственный техникум, – парторг помолчал, затем решительно открыл дверцу автомобиля, вылез и поспешил в школу. Ситников едва успевал за ним.

Учитель математики с любопытством и грустью рассматривал небольшие классные комнаты с маленькими окнами, маленькие чёрные доски на стенах, старые грубые чёрные парты с вырезанными на них надписями. В правом переднем углу каждой комнаты стояла кирпичная печка. К двухэтажному зданию был пристроен спортзал. Когда они вошли в него, парторг с гордостью продемонстрировал немногочисленные спортивные снаряды и сообщил, что, конечно, это помещение не соответствует размерам современного школьного спортзала, однако в нём вполне можно проводить уроки физкультуры и даже подвижные игры с детьми.

В классе на втором этаже Василий Иванович подошёл к первой парте, нежно погладил её крышку и погрузился в воспоминания:

– Когда-то я сидел за этой партой. Я вам уже говорил, что за каждой партой умещались по четыре человека. Сейчас я смотрю и с трудом верю этому. Вы, Владимир Леонидович, немного шокированы видом здания? В городах такого не увидишь. Через год мы начнём строить типовую школу на 192 ученика. Так что это деревянное сооружение уже скоро разберут на дрова. Но, знаете, мне почему-то очень жаль. Расставаться с прошлым, каким бы оно ни было, всегда грустно. Впрочем, что ж поделаешь, такова жизнь. Ах, да, я забыл предупредить завхоза, чтобы она интернат открыли. Ну, да ладно, потом.

Как сосчитал Ситников, на втором этаже было пять комнат, на первом – четыре. В каждой было по одной печке; в спортзале – две, следовательно, в школе всего 11 печек.

Рядом с двухэтажным зданием находился маленький домик, который использовался как мастерская для уроков труда. Парторг повеселел и с нарочитой торжественностью предложил посмотреть «шикарный дом для приезжего учителя».

В центре села строились из силикатного кирпича пять одноэтажных домов с шиферными крышами. Один из них был уже готов к сдаче. Две женщины средних лет и мальчик, лет десяти, собирали около дома строительный мусор в вёдра и высыпали в тракторную тележку с открытым бортом.

Василий Иванович остановил автомобиль около построенного дома. Парторг и учитель выбрались из машины. Уборщицы мусора и мальчик прекратили работать и вперили глаза в незнакомого человека.

Воронов и Ситников, сняв у порога туфли, обошли квартиру. Три просторные комнаты и кухня аккуратно покрашены, побелены и выглядели весьма уютно. От печки отходили трубы водяного отопления; окна – высокие и широкие; всё блестело свежей покраской. Парторг молчал и торжествующе смотрел на городского человека.

– Великолепно! – воскликнул Владимир Леонидович.

Они побывали во дворе и осмотрели два сарая, затем вышли на улицу. Бойкая женщина в синем платке, державшая в руках ведро и метлу, звонко спросила:

– Уважаемый педагог, понравился ли вам дом? Согласитесь ли вы жить в нём и работать в нашей школе?

Ситников задумчиво молчал. Убогий вид школы произвёл на него самое угнетающее впечатление. И всё же отказаться от работы в ней означало поставить крест на заветной мечте обрести собственный дом. Словом, выбор был не из лёгких.

Василий Иванович между тем стоял рядом и невозмутимо смотрел в землю.

Женщина настойчиво повторила вопрос:

– Так вам понравился дом или не понравился? По-моему, это не дом, а дворец. Я всю жизнь, с десяти лет, проработала в колхозе, но мне такого не видать. Как была в фуфайке, так и осталась. И почему к нам не едут порядочные учителя? Чем наши дети хуже других?

Владимир Леонидович посмотрел на парторга, лицо которого не выражало никаких эмоций, и позавидовал самообладанию деревенского человека. Потом Ситников перевёл свой взгляд на женщин и мальчика. У педагога не нашлось жестокости отказать этим людям в просьбе, и он, чувствуя, что его сердце срывается вниз, сдавленно произнёс:

– Согласен. Буду работать с вашими детьми.

Лицо парторга озарилось улыбкой, и он крепко пожал Ситникову руку, а потом пригласил к себе домой переночевать.

– Нет, нет, – отказался учитель. – Вы мне помогите добраться до райцентра. Я в гостинице снимаю номер. Завтра утром я должен сообщить инспектору РОНО о том, что соглашаюсь работать в вашей школе.

Василий Иванович довёз его до Никитовки, а оттуда Ситников автобусом вернулся в Вишнёвку.

Ситников приступил к работе в качестве директора восьмилетней школы села Оглоблино в начале июля. За два дня он познакомился со всеми учителями и техничками. Не появлялась завхоз интерната Тамара Петровна Гребешкова. Владимир Леонидович послал за ней техничку Анну Васильевну, пятидесятилетнюю женщину с покладистым характером, а сам начал наводить порядок в кладовой с наглядными пособиями. В это время печник с помощником чистили дымоходы. Директор сортировал демонстрационные материалы по предметам и аккуратно раскладывал по полкам. В дверном проёме кладовой появился худенький мальчик и тихо, робко спросил:

– Здравствуйте! Вы новый директор?

– Допустим, я. А ты кто такой?

– Я Коля, сын Тамары Петровны. Мы с мамой прячем сено под крышу. Дня через два она освободится и придёт на работу.

Ситников возмутился и, сдерживая негодование, объяснил:

– Скоро нагрянет приёмная комиссия для проверки готовности школы к учебному году. Твоя мама является завхозом интерната и за каждый день получает зарплату. Пусть немедленно придёт в интернат и начнёт его ремонт, а то я уволю её с работы за длительный прогул.

– А чем мы будем целую зиму кормить корову и двух быков? – откровенно удивился мальчик и попытался успокоить директора:

– Что касается комиссии, то вы не беспокойтесь: мама попросит дядю Сашу, он позвонит куда надо, и комиссия приедет попозже или совсем не побывает у нас, а напишет хорошую справку, как в прошлом году, и вас похвалят.

– Кто такой дядя Саша?