Она думала, что Риддл вновь пригрозит ей убийством за то, что она сбежала, пусть и на время, но ничего не произошло. Гермиона не понимала, что с ним происходит, а после разозлилась на саму себя и умчалась в комнату, чтобы выпить чаю и успокоиться.

Вот и сейчас он практически не обращал на неё своё внимание, а Гермиона гадала, почему это происходит.

Она дошла до своей комнаты и лбом прикоснулась к двери. Скорее всего, она никогда не сможет понять, что творится в голове у Риддла. Или сможет, но только в том случае, если она сам ей объяснит.

Да и не нужны ей объяснения этого морального урода!

Девушки зло выдохнула и открыла дверь, но не успела войти — её перехватили. Гермиона поморщилась — стальная хватка была знакомой.

Стоило ей прошипеть возмущенное:

— Отпусти, больно, — как её тут же отпустили и даже, кажется, отошли на пару шагов.

Она обернулась и спросила холодно:

— Что тебе надо?

Парень невинно улыбнулся.

— Я думал, что ты скучала.

Гермиона даже задохнулась от возмущения.

— Ты ошибся.

Тот лишь пожал плечами в ответ с совершенно равнодушным лицом.

— Нет так нет. К слову, Макгонагалл зажала меня в тёмной нише и пригрозила, что если я не поймаю и не отведу к ней тебя, то…

Девушка вспыхнула.

— Не надо меня никуда отводить! — выпалила она и убежала под насмешливым взглядом бывшего слизеринца.

Тот лишь покачал головой и вошёл в свою комнату.

Пока девушка шла к кабинету своего декана, она уже успела тысячу раз пожалеть о том, что наплела Макгонагалл чёрте что про их с Риддлом неземную любовь. Разумеется, она пожалела об этом уже тогда, когда поняла, что он тоже будет преподавать в Хогвартсе, но сейчас её досада разрослась до вселенских размеров.

Летом преподавательницы трансфигурации не было в школе и всё было вполне мирно, но сейчас он в первый же день под неведомым предлогом вызвала её к себе в кабинет. Гермиона практически на сто процентом была уверена в том, что это так или иначе связано с Риддлом.

«Хватит думать так о профессоре! С чего я вообще взяла, что это как-то связано с Риддлом? Может быть, она просто хочет обсудить дела насущные!» — мысленно укорила себя девушка, но, несмотря на это, в свои же мысли почему-то не верилось.

Перед тем, как войти, девушка осторожно постучала в дверь и прислушалась. Может, она передумала? Или так устала, что сразу же уснула? Или её к себе вызвал директор Диппет? Или…

— Входите.

Гермиона обречённо выдохнула и вошла.

Кабинет Макгонагалл ничуть не изменился, что было совсем неудивительно. Всё те же цвета, всё та же скрытая гриффиндорская натура даже в самых незаметных на первый взгляд вещах.

Гермиона улыбнулась. Она была рада тому, что хоть что-то осталось прежним. В отличие от неё самой.

Её усадили за стол, налили тёплый чай и велели рассказывать, а не строить грустное выражение лицо.

Девушка устыдилась — неужели она действительно делает несчастный вид? Но профессор махнула рукой и посмеялась:

— Успокойся, я просто пошутила. Но твоё непростое душевное состояние действительно заметно при более тщательном рассмотрении. Или я слишком хорошо тебя знаю.

Гермиона замялась. А что она могла рассказать? Не о том же, что они не общались всё лето и вообще друг друга ненавидят и Риддл вновь пытался её убить, а она его в ответ тоже чуть не похоронила.

— Я не знаю, о чём рассказывать, профессор. Ведь вряд ли то, что я скажу, понравится Вам, а я действительно не хочу, чтобы Вы расстраивались, — призналась девушка.

Женщина усмехнулась.

— Глупости. Моё любопытство всё равно сильнее меня.

Гермиона покачала головой и вновь приготовилась врать.

— Наши отношения слишком сложные. Выяснилось, что он всё ещё не готов и вряд ли когда-нибудь будет готов принять моё происхождение, а также мой факультет, характер, и меня в целом. Я уже и не знаю, что ему от меня нужно и зачем мы вообще начинали эти непонятные отношения, но…

Девушка запнулась, увидев, как погрустнело лицо Макгонагалл. Она тоже расстроилась — было жаль, что она так повлияла на настроение женщины.

— Я понимаю тебя, Гермиона, — внезапно сказала она доверительно.

Гермиона невольно вскинула брови.

— Что?

Женщина глубоко вздохнула и ответила:

— Однажды я попала в похожую ситуацию. Я влюбилась в парня, который жил с нами по соседству, но он был магглом… Мне пришлось делать выбор, о котором я… Жалею. Действительно жалею, Гермиона.

Девушка сглотнула и спросила осторожно:

— Ваш пришлось выбирать между своей любовью и магией, да?

Макгонагалл грустно улыбнулась проницательности своей ученицы и кивнула.

— Да. Моя мама долгое время обманывала моего отца, притворяясь обычной магглой и пряча палочку, а когда она не смогла сдерживаться и всё рассказала… Я уже была и папа не ушёл, конечно, но наша семья уже никогда не была такой, как прежде. Впрочем, она и не была идеальной — мама всю жизнь скучала по волшебному миру.

Гермиона покачала головой.

— Честно говоря, я не представляю, как можно сделать подобный выбор. Ведь магия — это суть волшебницы, но любовь…

Макгонагалл ответила с печалью в голосе:

— Да. Как видишь, я всё-таки выбрала магию.

Она внезапно спохватилась:

— Но у тебя совершенно иная ситуация, а мораль моей истории для тебя такова — всегда слушай своё сердце. Я его не послушала. Надеюсь, что ты не совершишь ту же ошибку.

Гермиона опустила глаза в пол.

— Я знаю, что говорит мне моё сердце, но… Это неправильно, профессор Макгонагалл, так не должно быть, — внезапно выпалила она.

Женщина понимающе кивнула.

— Я знаю, Гермиона, я знаю. Но выбор всё же за тобой. Ты самостоятельно должна разобраться с собой и принять правильное решение. Тем не менее, я ещё раз скажу тебе — всегда слушай своё сердце, и ты будешь счастлива.

Гермиона уходила от декана Гриффиндора в глубокой задумчивости.

Тем временем Том сбросил мантию, и придирчиво осмотрел белоснежную накрахмаленную рубашку, которую уже умудрилась испортить одна из поклонниц-слизеринок. Разумеется, он не собирался так близко общаться со своими ученицами, но ведь они были такими навязчивыми, а он, как настоящий джентельмен, был не в праве отказать даме.

Оставалось лишь надеяться на то, что на это закроют глаза из-за того, что он всего лишь на год или два старше этой девушки.

Тем не менее, сейчас его заботила совсем не та белокурая красотка. С ней он всегда может разобраться, а на данный момент были проблемы с гораздо более серьёзной и неприступной особой.

Всё лето он гадал, как вести себя с Грейнджер, и в конце концов решил на время перестать обращать на неё внимание, чтобы подумать над ситуацией и наконец перестать совершать импульсивные и совершенно абсурдные поступки.

В родительский дом он так и не вернулся — просто не смог, хотя и хотел увидеться с Мэри. К слову, та наверняка, если бы могла, слала бы ему письма каждый день, но Том был рад тому, что она не могла этого делать — иначе бы он рано или поздно сдался и навестил бы её.

Тем не менее, отчасти это было даже хорошо — он действительно очень долго думал и… Так ни к чему и не пришёл.

Но что он мог сделать?

Разумеется, самым правильным вариантом была Амортенция, но как же не хотелось превращать Грейнджер в безропотную влюблённую куклу, потому что таких вокруг него всегда хватало. А она была особенной, и разрушать эту «особенность» искусственно созданной зависимостью вовсе не хотелось.

Хотелось, чтобы она стала зависимой от него самостоятельно, но вот добиться этого будет… непросто. Да, лучше он скажет себе «непросто», чем «невозможно». Ведь ничего невозможного нет, не так ли?

Пока Том думал о методах воздействия на упрямую гриффиндорку, Гермиона пила успокоительное и пыталась понять, что же ей делать дальше.

Она не хотела признавать это, но после этого разговора с профессором Макгонагалл прятаться от очевидного уже не было смысла.