— Прощай, Грейнджер.

Нелепо. Хочется рыдать, а слёз нет. Почему она всё ещё не готова? Всё равно жить тоже хочется.

«Мама, папа», — думает Гермиона и невольно всхлипывает.

Они определённо не заслужили такого — ранней смерти своей единственной дочери. Но разве она сейчас может что-то исправить? Остановить?

Нет.

Нет!

Она не будет так умирать.

Риддл удивляется — девушка видит это в его глазах, когда резво вскакивает с места и смотрит на него с вызовом.

— Ты можешь сколько угодно говорить о том, что я плохая, труслива и слабая, но я умру так, как умирают гриффиндорцы — с честью.

Парень немного думает и кивает, а после говорит ровно:

— Понимаю.

«И ничего ты не понимаешь!» — мысленно кричит Гермиона, но тот словно забыл про то, что умеет читать мысли — просто смотрит на свою палочку и словно думает о чём-то.

Почему он ждёт? Придумывает заклятие побольней и чтобы больше мучений доставило? Если так, то жаль. Гермиона надеялась на милосердную «Аваду Кедавру», но, возможно, из-за своей нечистокровности не заслуживала её.

Это было так… Печально и глупо.

А ведь она действительно верила в то, что выживет. И в её душе даже тлела надежда на то, что когда-нибудь она сможет найти своих родителей.

А на что она ставила? На якобы «привязанность» Риддла к себе? Думала, что он не сможет убить её одним взмахом палочки?

Думала, что…

— Не смогу, — тихий голос и Гермиона вздрагивает, уже успевшая забыть о нём. Хотя, опять глупость. Конечно, она не забыла.

Девушка удивлённо поднимает на него глаза, не понимая. О чём он говорит? Неужели крышу снесло окончательно?

— Я не смогу убить тебя одним взмахом палочки, — терпеливо поясняет он и ждёт, когда же до девушки дойдёт.

«Значит, всё-таки мучительно», — обречённо думает бывшая гриффиндорка.

Может быть, смерти всё-таки можно избежать?

Всё происходит буквально за долю секунды. Девушка замечает небольшую красивую вазу на столе, хватает её, а задумавшийся Риддл реагирует слишком поздно.

Гермиона кидает её в парня, а тот по нелепой маггловской привычке защищается, выставив перед собой руки и не успевает.

Мир переворачивается и Том падает. Дальнейшее он видит слишком мутно и расплывчато.

У девушки в руках палочка и Том даже расслабляется — она всё равно не сможет убежать. Он поздно понимает, что она не собирается скрываться, а лишь направляет палочку на саму себя и смотрит со странной решимостью.

— Авада…

Том вскакивает, бежит и спотыкается, но не успевает.

— Кедавра.

Зелёная вспышка освещает помещение. Палочка выпадает из ставших непослушными рук и Том ловит её, а после выкидывает деревяшку и подхватывает неподвижное тело.

— Нет! — взвывает парень и трясёт девушку. — Открой глаза. Открой глаза, чёртова грязкнокровка! — продолжает надрываться парень, но всё тщетно. Грязкнокровка не подчиняется. И, похоже, больше никогда не подчинится.

Он оседает на пол вместе с телом Гермионы и обнимает всё ещё тёплую оболочку.

Это всё кошмар. Или он сошёл с ума. Или…

Внезапно он заваливается на пол, и почему-то приходит боль. Боль на затылке, а по лицу, кажется, стекает кровь. Пахнет кровью.

Но почему кровь? Ведь «Авада Кедавра» — это одно из самых гуманных и безболезненных смертельных заклинаний. Так откуда кровь?

— Мистер Риддл, так хорошо, что Вы очнулись, — говорит директор Диппет, с улыбкой разглядывая лицо своего ученика.

В тот момент абсолютно ничего не соображал.

— Очнулся? — тупо повторил он за мужчиной.

Тот кивнул.

— Да. На самом деле, я всегда подозревал, что гриффидорки действительно похожи на пламенных львиц, но чтобы настолько… Что ж, Вы не пострадали, и это главное. Только, мисс Грейнджер, пожалуйста, больше не кидайтесь вазами, — он шутливо пригрозил кому-то пальцем и ушёл.

Грейнджер.

Том попытался приподняться на локтях, чтобы получше разглядеть, но это не понадобилось — Гермиона Грейнджер сама подошла к нему и мрачно посмотрела на него.

Гермиона Грейнджер.

Живая.

Смотрящая на него с ненавистью, но живая.

Парень резко выбросил руку вперёд и дотронулся до неё, пока Грейнджер не успела отшатнуться. Тёплая.

Даже горячая.

— Я схожу с ума, Грейнджер, — вдруг прошептал он, приближаясь к девушке, и та заметила на его всегда безупречном лице следы крови и лихорадки. Его лоб покрылся испариной и Гермиона поняла, что он, кажется, говорит правду про своё сумасшествие.

Девушка попыталась осторожно высвободиться, но ей не позволили — Риддл лишь крепче сжал её руки, но впервые так, чтобы не причинить ей боль. Она поняла это и удивилась настолько, что позволила ему нежно держать её ладонь.

— Это действительно безумие. Я словно попал в какой-то другой, совершенно чужой мне мир, а от моей реальности остались лишь обломки.

Гермиона ответила честно:

— Похоже, ты действительно не в себе, Риддл. Всё-таки удар был слишком сильным — Диппет тебя еле-еле в чувство привёл. Если бы его в школе не было, то ты бы просто сгинул — я не знаю таких сложных заклинаний.

Парень покачал головой.

— Это всё неважно. Главное, что ты жива.

Гермиона выдернула свою ладонь и отошла к двери.

— Я не понимаю, что с тобой происходит, но настою на обязательной медицинском осмотре при помощи целителей из Мунго. А если ты издеваешься… То иди ты к чёрту, Риддл! — выплюнула девушка и выскочила за дверь.

Она неслась по коридорам Хогвартса, на ходу утирая слёзы, которые наконец, почувствовав свободу, потекли по её щекам.

Она не понимала, что происходит.

Почему она буквально спасла его? И пусть, что это она огрела его вазой, пусть! Он сам во всём виноват, он хотел её убить!

А она просто не такая ужасная, как он. Она добрая и совесть замучила бы её, если бы Гермиона оставила его умирать. Да, всё дело именно в этом. И не было тут никаких личных мотивов. Просто потому, что их и быть не может.

Хотелось сбежать.

Не важно, куда — лишь бы подальше отсюда, подальше от ненормального Риддла, от которого никогда не дождёшься покоя, от… себя.

Девушка вошла в свою комнату и опустилась на кресло, закрыв лицо ладонями.

Может быть, до начала учебного года действительно стоит попытать счастье где-нибудь в другом месте?

А в больничном крыле парень откинулся на подушки и устало выдохнул. Голова раскалывалась, всё тело отчего-то болело, но на его лице застыла улыбка. Улыбка, полная облегчения.

Он знал, что Грейнджер сию же секунду свалит из Хогвартса куда подальше, но его это не волновало — главным было то, что она была жива.

Жива.

Да, чёрт возьми, она жива! Выкуси, Смерть! Он никому её не отдаст, а тебе — уж точно.

Наверное, стоило что-то изменить в своей тактике. Этот глупый порыв отозвался ему душевной болью. Вряд ли он когда-нибудь забудет ту сцену.

Почему ему это померещилось? Неужели действительно так сильно повлиял удар? Хотя, та ваза была вполне себе приличной и без посторонней помощи парень бы действительно не выжил.

Но ведь она могла оставить его умирать, а Диппет вряд ли нашёл бы его. Могла оставить его умирать, а через несколько часов, когда он был бы гарантированно мёртв, пошла бы к профессору Диппету со слезами и сказала, что нашла его, Тома, мёртвым.

Хотя, всё могло бы быть и не так. Но она могла и сбежать, и трансфигурировать его во что-то маленькое и незаметное, а потом замести следы. Вариантов была масса! Но она почему-то выбрала самый лучший для Тома.

И, кажется, не рассказала, почему вдруг решила кинуть в бывшего однокурсника такую тяжёлую и опасную вещь. Но почему?

Он и раньше это понимал, но почему-то Грейнджер не выдала его только один раз — в случае со Слизнортом, но тогда это был безобидный «Долор».

Как же давно это было.

«Долор», Слизнорт, зелья… Как же давно это было. Как будто действительно в прошлой жизни. Как будто кто-то заставил это воспоминания — о приюте, собраниях в компании преданных чистокровных псов, — просто взять и померкнуть.