Том кисло улыбнулся.

Да, конечно. После того, что он ей сделал, просто невозможно взять и растаять. Хотя он действительно волновался. По-своему — так, как умеет.

На месте назначения его уже ждали. Молодая медсестра посмотрела на его с сомнением и спросила:

— Вы — Том Риддл?

Парень обаятельного улыбнулся и кивнул, отчего девушка отчаянно покраснела и вдруг растеряла все слова.

— Тогда пойдёмте, — промямлила она и отвернулась, скрывая за ширмой густых волос красные щеки.

Том усмехнулся — глупые девушки, которые ведутся на внешность, никогда не изменятся. Почему-то подумалось, что Грейнджер никогда не велась на его внешность — всегда ненавидела и соперничала с ним.

«Точнее, пыталась», — подумал Том, но ему пришлось признать, что он слегка покривил душой. Грейнджер соперничала с ним вполне успешно. Тем более для грязнокровки.

Возможно, именно в этом причина того, что он не воспринимает её, как… Точнее, того, что он воспринимает её как-то странно. Так, как Тёмный Лорд просто не должен воспринимать кого-либо.

Если он сейчас вновь начнёт думать об этом, то точно сойдёт с ума. Впрочем, кажется, это уже случилось. Она уже свела его с ума, потому что остановившись перед дверью, он понял, что его сердце слишком сильно бьётся.

Оно не должно биться так, словно вот-вот выпрыгнет из груди. По его лбу не должна течь тонкая струйка пота. Его руки не должна сотрясать мелкая дрожь.

Тем не менее, всё это происходит.

Том был недоволен, Том хотел рвать и метать, но… Он был бессилен.

Бессилен против неё.

Хотелось рычать и биться головой об стену.

Зачем он вообще пришёл сюда? Что заставило его поганый тогда попросить у Диппета встречу с Грейнджер?

Том зажмурился, отчаянно не желая верить в то, что сейчас происходит. А точнее, в то, что сейчас происходит с ним.

К тому времени медсестра уже ушла, оставив его одного стоять перед дверью.

Он точно свихнулся.

Потому что он нерешительно тянет руку к ручке двери и его голова кружится. Потому что его нервы уже на пределе.

Потому что он одновременно хочет и не хочет видеть одновременно любимое и ненавистное лицо.

Любимое.

Том отшатнулся от двери и облокотился на стену.

Ненавистное.

Том сделал робкое движение вперёд.

Слишком сильно, слишком больно, слишком непонятно.

Слишком.

Том схватился за голову и разворошил пряди, и без того похожие на воронье гнездо. Прямо как у Грейнджер.

Нет, только не она, только не опять.

Парень сглатывает и вновь приближается к двери — осторожно, боязливо, словно за ней его ждёт смертельная опасность.

Впрочем, так и есть. И опасность действительно смертельная, потому что он готов убить себя, лишь бы не испытывать то, что он испытывает сейчас.

Потому что это неправильно.

Лучше погибнуть великим Тёмным Лордом, чем остаться рабом этого чувства.

Он не мог произнести слово «любовь» даже в мыслях, потому что так было безопаснее. Если он этого не признает, значит этого и нет вовсе.

Глупо.

Как же всё это глупо.

Подобные отговорки перестали помогать ещё полгода назад.

Отчего-то он начал верить в так называемые переломные моменты. Просто раз — и перемкнуло. Просто два — и пробило. Просто три — и всё уже никогда не будет, как прежде. И уже ничего нельзя поделать.

Или идти дальше, или идти вперёд — путь назад просто напросто отрезан. Кем? Неизвестно. Зачем? Тоже непонятно.

Но, тем не менее, это есть.

Это чувство в груди, которое заставляет корчиться в душевных муках. Раз за разом погибать в собственном огне. В огне собственной души.

Он считал себя особенным, потому что верил в то, что у него нет никакой души вовсе.

Но она есть.

Она течёт по его венам, делая кровь горячее.

Она проникла в его сердце, учащая пульс.

Она заставляет его совершать необдуманные поступки.

Она делает то, что ей не позволено.

Делает то, что делать в принципе невозможно.

Том схватился за ручку двери и втянул в себя воздух, пытаясь надышаться, словно перед смертью.

Он пытался устранить её.

Он пытался задушить все эти чувства на корню.

Она является сорняком, который уничтожает прекрасные цветы.

Он упустил тот момент, когда можно было что-то исправить.

Теперь он будет расплачиваться за это всю жизнь.

Потому что отныне он раб.

Раб.

Раб.

Раб своих чувств.

Раб своих эмоций.

Раб своих страданий.

Её раб.

Дверь наконец открывается.

Он ошибся.

У него есть душа.

И имя ей — Гермиона.

========== 31. Клянусь полночною звездой, ==========

Девушка уже начинает засыпать, когда Сюзанна покидает её, чтобы навестить других больных и дать им нужные зелья. Этот день слишком утомил её — она не успела толком поспать, ведь боли начались через полчаса после того, как она легла.

Целитель сказал, что родители скоро навестят её, но пока она может спокойно отдохнуть. Тем не менее, через несколько минут после своего ухода к ней в комнату вновь ввалилась Сюзанна. Её глаза горели от восхищения.

— Ты не представляешь, кого я увидела в коридоре! — мечтательно сказала она.

Гермиона протёрла глаза и спросила с усмешкой:

— Мистера Сметвика?

Девушка покраснела.

— Нет!

Гермиона рассмеялась.

— Если не его, то я в растерянности.

Сюзанна махнула рукой, но её горящие щеки выдали её с потрохами.

— Глупость! Просто там такой парень… Такой красивый, — пролепетала девушка. — Черноволосый, статный, и взгляд у него такой, такой… Ах.

Гермиона насторожилась.

— И он из Хогвартса — в мантии со значком Слизерина. И ещё, думаю, примерно твоего возраста.

Сюзанна, увидев округлившиеся глаза девушки, запнулась.

— Подожди… Получается, он к тебе? — она завизжала от восторга.

Гермиона сжала руки в кулаки.

«Что ему здесь нужно?» — подумала она зло.

— Вероятно, ты права, — ровно произнесла Гермиона, поджав губы.

Сюзанна удивилась.

— Ты не рада? — расстроенно сказала она.

Гермиона глубоко вздохнула.

— Нет, я не рада. Если это тот, о ком я думаю, то у нас ним не лучшие отношения. Не понимаю, что он здесь забыл.

Возможно, её неприязнь была слишком очевидна, так как Сюзанна словно сдулась.

— Тогда я пойду.

Гермиона отчуждённо кивнула. Спать почему-то расхотелось.

Девушка не хотела, чтобы он видел её в таком состоянии. Она не хотела казаться такой… слабой. По сути, выглядящей побитой собакой.

Неожиданно дверь открылась и она услышала знакомый голос:

— Можно?

Гермиона почувствовала, как что-то внутри ухнуло вниз.

— Если я скажу нельзя, то ты уйдёшь? — холодно спросила она.

Она не хотела видеть его, потому что знала — если это действительно связано с Лавандой, то в этом есть и его вина. В конце концов, всё началось с того, что он пришёл к ним на Рождество, и это главная причина слухов.

— Нет.

Он вошёл и застыл от шока. Он не узнал ту, что лежала сейчас на больничной кровати, потому что всё лицо Гермионы было в огромных разорвавшихся волдырях. Парень выдохнул и вдруг почувствовал, что рад тому, что он пришёл к Розье до того, как увидел Гермиону — иначе бы он просто прибил слизеринку, и никакой Азкабан бы его не остановил.

«Как она посмела?»

Он не думал, что всё будет настолько плохо. Несмотря на то, что Диппет сказал, что всё можно исправить, это выглядело… ужасно.

— Зачем ты пришёл? Чтобы поиздеваться, да? — Гермиона накинулась на него с обвинениями, не вытерпев взгляда, полного ужаса.

Парень сглотнул.

— Нет. Хотел убедиться, что всё в порядке.

Возможно, в другой ситуации она бы удивилась этим словам, но сейчас стыд и злость взяли своё, и она процедила сквозь зубы:

— Убедился?

Риддл слабо кивнул.

— Тогда уходи! — закричала Гермиона, не контролируя себя.

Ему не нужно было повторять дважды. Уже через несколько минут он выходил из камина в кабинете директора Диппета. Мужчина ждал его, но явно удивился, когда увидел Тома.