Наряду с водочными заводами Кромского и К⁰, большое значение в жизни беженцев играло бесчисленное количество комиссионных магазинов на улице Пера. Обыкновенно компания беженцев человека в 3–4, в прошлом адвокаты, купцы, врачи, чиновники, помещики, а иногда и Офицеры складывали капитал 100–200 турецких лир и открывали комиссионный магазин. О клиентуре говорить не приходится. Вся беженская масса — вечные клиенты, продавцы своих вещей. Вся союзная армия и моряки с военных судов союзников — вечные покупатели. Все барахло беженского багажа, вывезенного из России, начиная от бриллиантов, золота, старинных картин и вещей старинного русского искусства — все сносилось сюда и продавалось за бесценок. Порой можно было видеть в этих магазинах такие вещи, о которых, вероятно, редко кто слышал. Все это становилось достоянием, главным образом, иностранцев, покупавших ту или иную вещь, как «память о русской революции» для подарка кому-либо из близких.

Родоначальником всех русских комиссионных магазинов можно считать первую «выставку и распродажу вещей русских беженцев» в залах посольства, называвшуюся «Exposition be Russe». Эта выставка была открыта в апреле 1920 г. группой беженцев. Официально цель была весьма благая. Во-первых, познакомить иностранцев с богатствами русского беженства и, во-вторых, продать эти вещи по наиболее выгодной цене помимо спекулянтов, греков и турок.

Помещение было предоставлено за какой-то ничтожный процент от чистой прибыли в пользу Красного Креста.

Успех этой выставки-распродажи был колоссальный. Весь большой голубой зал посольства был битком набит вещами беженцев. Бриллианты, драгоценные камни, золото, серебро, картины знаменитых художников, ковры, — все это предстало перед глазами иностранцев и поражало их богатством и количеством. Оки все спрашивали, как могли беженцы привести все с собой и тем более в момент гражданской войны и столь поспешного бегства.

В первые дни выставки посетителями исключительно была знать и верхи союзного командования, турки и греки: послы, секретари их, адмиралы, командующие, директора банков, знатные турки, греки и др. Каждый обязательно что-нибудь покупал. В первый же день выручка достигла до 8 тысяч турецких лир. За все время существования выставки-распродажи, месяц или полтора, было продано вещей на сумму свыше чем на двести тысяч турецких лир. Считая, что вещи продавались по самой минимальной расценке, в 5—10 раз дешевле их действительной стоимости, можно судить, какое огромнейшее богатство было вывезено из России. А ведь это только через Константинополь и первыми беженцами…

Почин, говорят, дороже денег, — и в короткое время на улице Пера один за другим начали расти комиссионные магазины. Для всех был «товар», все бойко торговали и наживались. Наживались, конечно, не на законном комиссионном проценте, а на покупке и перепродаже беженских вещей. Расчет всех владельцев комиссионных магазинов строился исключительно на острой нужде беженцев.

С отъездом Врангеля в Крым и назначением его главнокомандующим, — вся крымская заграничная русская пресса сразу же выявила резко боевой фронт. Все официальные, «собственных корреспондентов» телеграммы были полны сообщений о реорганизации армии и переломе ее настроения. По их сведениям, воцарялся невиданный до сих пор образцовый порядок. Прибывшие из Крыма говорили то же самое и имя Врангеля было синонимом героя и спасителя отечества.

В бытность ген. Врангеля в добровольческой армии, у него неоднократно происходили трения и столкновения с командным составом казачества. Он был ярым противником какой бы та ни было, хотя бы и куцой, автономии казачества. В свое время он со своим другом ген. Покровским доказал это на деле, ликвидировав Кубанскую Раду. Во время отступления к Новороссийску, чтобы удержать казачество от окончательной измены, была дана казачьим областям некоторая видимость самостоятельности. Общая опасность на время стушевала остроту вопроса. Так было до Новороссийска. Первое столкновение за весь период отступления произошло у ген. Деникина с ген. Сидориным в Новороссийске. Добровольческая армия, прибывшая ранее, успела почти полностью погрузиться, казаки же, прикрывавшие отступление, пришли позже, когда все уже было занято. Ген. Сидорин, будучи атаманом Донского казачества, по прибытии в Новороссийск потребовал у ген. Деникина транспортных средств для перевозки казачьих частей в Крым и распределения тоннажа пропорционально численности добровольческой и донской армий. Кончилось тем, что часть казаков кое-как были погружены, но большая часть все-таки осталась. Брошены были все лошади, орудия и обозы. Еще и ранее существовавшие нелады между добровольцами и казаками после этой эвакуации окончательно вылились в форму неприязненных отношений и скрытой вражды. Личная неприязнь генерала Врангеля к ген. Сидорину, возникшая во время отступления от Харькова, обострила вопрос и подготовила почву для ликвидации всех «вольностей» казаков, кстати существовавших лишь на бумаге. С момента ликвидации самостоятельности казаков, единая, верховная власть должна была сосредоточиться в руках ген. Врангеля. Случай к этому вскоре представился. Донским командованием издавалась своя газета, кажется, под названием «Донской Вестник». Ряд статей, косвенно направленный против ненормальных отношений между Врангелем и казаками, послужил поводом к разгрому самостоятельности донской армии. Командованию донского казачества был предъявлен обвинительный акт в подготовке мятежа и измены. Между прочим, среди обиженных казаков было желание покинуть Крым и прорваться к себе домой, в Донские степи. На основании обвинительного акта ген. Сидорин был арестован и предан военно-полевому суду. Суд приговорил ген. Сидорина к расстрелу. Ген. Врангель, коему был послан приговор на утверждение, проявил великодушие. Смертная казнь была заменена каторжными работами с лишением всех чинов, орденов и званий. Но так как в Крыму «каторгу» — еще не выстроили, а казаки заволновались, то ген. Сидорина эвакуировали за границу.

Донская армия перестала существовать и была влита в русскую армию, как отдельная часть.

После приведения в порядок и реорганизации разрозненных и небоеспособных частей последовало наступление и борьба за Перекопский выход из Крыма. Ряд упорных боев с десантными операциями окончился в пользу Врангеля. Пришлое население Крыма и в особенности константинопольское беженство заволновалось и воспрянуло надеждой на скорое возвращение в родные места. Официальная пресса и «Осваг» ожили.

Все было полно описанием наступления, отдельных геройских подвигов, встречи армии благодарным населением освобожденных местностей, зверствами большевиков и т. д. Вся шумиха была создана для поддержания бодрости тыла, который стонал и был недоволен. Кроме того, это наступление было использовано в отношении общественного мнения заграницы, как показатель вновь возродившейся мощи армии после ее «болезни». Общий лейтмотив — «борьба с большевиками должна продолжаться».

Комитет общественного содействия, в связи с успехами армии, начал развивать свою деятельность в двух направлениях: среди союзников — за оказание помощи Врангелю и среди беженцев — за возвращение в армию всего боеспособного элемента. Офицерство, за весьма редкими исключениями, абсолютно отказывалось вновь возвратиться в армию. Открыто говорили: «Один раз нам удалось более или менее благополучно выскочить из этой каши, теперь довольно. А кроме того, какая гарантия, в случае неуспеха и провала всей новой затеи, что мы будем вывезены. Что Врангель и все, кому надо, уедут, мы ни одной минуты не сомневаемся, а вот о нас-то думать будет некогда и некому. Да и вообще 6 лет войны надоели». Таким образом, как прежний приказ о мобилизации, так и все эти новые обращения и воззвания к совести и патриотизму русских беженцев отклика не встретили.

В Крыму население реагировало на это наступление полным недоверием. «Что толку в этом наступлении», — говорили среди населения, — «все равно ничего из этого не выйдет. Уж если Колчак, Деникин и др. не могли ничего поделать, то что же может сделать Врангель со своей разложенной и деморализованной армией. Временно, может, и будут успехи, а там большевики все равно раздавят Врангеля. Главное, новое кровопролитие, еще более озлобит большевиков, и если только они ворвутся в Крым, то пощады никому не будет».