Немедленно около парохода были поставлены французские часовые, не пропускавшие никого с парохода. Через некоторое время явилась контрольная комиссия из Бюро Международной полиции. В состав ее входили офицеры: представители французов, англичан, итальянцев, русский военный представитель и офицер переводчик.

Перед началом проверки паспортов и документов французский офицер через переводчика объявил, что все французы и русские, которым негде остановиться и которые материально не обеспечены, могут у него записаться. Все записавшиеся не должны сходить на берег, будут на катерах отправлены на остров «Халки» (один из островов группы «Принцевых островов» в Мраморном море, находящийся в сфере влияния и распоряжения французского командования) и там временно размещены во французском лагере.

Всем им будут предоставлены, приблизительно на месяц, жилища и пища. 1 класс, конечно, категорически отказался. Из 2 и 3 согласились все французы и часть русских, имевших кое-что при себе. Остальная часть пассажиров отказалась от пайка и решила отправиться в город самостоятельно.

Паспорта были проверены и отобраны санитарным врачом, который заявил, что через две недели каждый в отдельности сможет получить свой паспорт в Бюро Международной полиции. В случае заболевания кого-либо за этот промежуток времени сыпным тифом, он немедленно обязан заявить об этом. туда же. После этого часовые были сняты и выход был объявлен свободным. Моментально палуба была усеяна греками, агентами и комиссионерами различных отелей, начиная от первоклассных «Палас» и «Токатлиана» и кончая трущобными меблирашками.

Привилегированные быстро покинули пароход. Уехали на остров Халки и «гости» французов. На пристани остались одинокие фигуры пассажиров, не пожелавших быть гостями французов. Они беспомощно озирались по сторонам. Но, наконец и они в одиночку и группами стали уходить к пристани. Одна из групп, человека четыре, решили совместно нанять одного арабаджи (извозчика) и вместе двинуться в город. Переговоры с арабаджей вел один офицер-армянин, говоривший по турецки. Один из арабаджей согласился за 60 пиастров отвезти их на «Пера» к «московам», при чем клялся аллахом и Магометом, что знает, куда везти и что там, вообще, много живут русских. Поверили и решили ехать. Уложили свой жалкий багаж, сели на него сами сверху и тихо поплелись по кривым, узким улицам Стамбула. Проехали мост. Свернули вправо, влево, опять влево, потом прямо… Одно время старались запомнить направление, по которому двигались, но затем сбились окончательно.

Моросивший мелкий дождик постепенно усиливался. Настроение у путешественников заметно ухудшалось и падало.

Наступал вечер. «Московов» нигде не было видно. Офицер-армянин пытался спросить кое-кого из проходившей публики, где живут русские, но от всех получал неизменно-короткое и быстрое «йок» — нет. Остановиться в одной из гостиниц они не могли, так как самый дешевый номер стоил не меньше 50 франков в день, чего у них не было, да и самый их вид заставлял швейцаров закрывать двери перед самым их носом. Вдруг на углу, неожиданно, русская вывеска: «Ресторан — русский уголок». Бросились туда. Вошли во второй этаж, где находился ресторан. Публики почти не было, за то хозяева и кельнерши были в сборе и суетливо готовились к вечерней работе. Две-три фигуры были за столиком, на котором лежали счета, книги и заметки. Фигуры, напоминавшие скорее директоров или, по меньшей мере, начальников старых петербургских канцелярий, — были сами хозяева. Женщины-кельнерши, суетливо бегавшие около столиков и буфета, напоминали гостей. Смущенные всей неожиданной картиной, осторожно и тихо-заискивающим тоном обратились к одному из сидевших с просьбой сказать, где здесь можно устроиться на ночь.

Узнав, что они только что приехали из России их моментально осыпали вопросами: когда, кто с вами приехал, где ген. Врангель, правда ли, что под Одессой разбиты большевики и т. д.

— Скажите, пожалуйста, — обратился к ним один из владельцев ресторана, — вы приехали из Крыма сегодня? Разве уже началась эвакуация и Крыма, Ведь в «Осваге», здесь у нас, пишут, что дела у Слащева блестящие, да и ген. Деникин начал поправлять свой фронт. А, между тем, оттуда все едут, — ничего не понять.

— Нет, — ответил один из путешественников, беженец, — мы приехали сюда вне всякой эвакуации. Выехали на частном пароходе и как частные люди с заграничными паспортами. Каково положение дел на фронте у Слащева и Деникина, точно никто не знает. Успехам никто не верит. Известно лишь одно, что в Крыму будут сосредоточены все средства для борьбы с большевиками. Затем он повторил вопрос относительно ночлега. Дело вот в чем, — ответил владелец, — если вы не с эвакуацией, а просто как частные лица, то вам нигде, кроме как в гостинице, но удастся не только устроиться, но и переночевать. Но на всякий случай попытайтесь переговорить с секретарем нашего посольства. Быть может, он вам что-либо посоветует и поможет. Мало веря в успех своих переговоров с секретарем посольства, они все же узнали здесь адрес посольства и отправились.

На улице было уже темно. Дождь усиливался. Опять бесконечно узкие, кривые и залитые городской грязью улички. Неожиданно они выехали на сравнительно широкую и светлую улицу. Это и была «большая улица Пера», на которой находилось русское посольство. Двор посольства был не освещен, но ворота открыты. Ни привратника, ни сторожа у ворот не было и они не долго думая завернули арбу с вещами и въехали в глубину двора. Здание посольства было в глубине и перед ним был разбит небольшой, закрытый решеткой скверик. Остановив повозку, разыскали швейцара и от него узнали, где квартира секретаря посольства. Наконец, разыскали секретаря посольства Извольского; оказался весьма любезен и без всяких излишних разговоров предложил располагаться в одном из зал, во втором этаже. Через вестибюль поднялись во второй этаж и сразу же, за стеклянной дверью попали в зал. Одна небольшая электрическая лампочка скудно освещала зал и разбросанную почему-то по всему залу всевозможную мебель. Потом выяснилось, что эта мебель будто бы принадлежала прежнему русскому послу Щербакову и теперь, по случаю ликвидации этой должности и его отъезда, мебель распродавалась.

Все сложилось для них, в общем, не так уж страшно. Скоро все улеглись и заснули крепким усталым сном.

На следующий день, с утра началось знакомство с посольским зданием и городом. Параллельно присматривались и подыскивали какую либо работу.

В кармане у всех было около 2 лир, на что можно было прожить вдвоем не более 4–5 дней. Соседний зал справа, оказывается, был уже занят несколькими семействами и одиночками, прибывшими сюда до и после одесской и ростовской эвакуации. Каждый расположился на полу, отгородив свое место чемоданами и корзинами. Никакой мебели, даже самой примитивной здесь не было. Все жили в таких условиях уже около двух недель. В большинстве это были временные жильцы, собиравшиеся выехать частью в Болгарию и Сербию и дальше на запад, частью обратно в Крым. Весь день у них был занят в добывании виз, документов, билетов и проч. К вечеру почти все собирались и начинался оживленный обмен впечатлениями за прошедший день. В левом голубом зале, отделенном от среднего стеной и дверьми, были тоже жильцы — «привилегированные», «лошадиная порода», как называли беженцы между собою всех «сиятельных» за их длинные, вытянутые физиономии. Они заранее, еще в России, знали о возможности остановиться в посольстве и с соответствующими письмами прямо с пристани прибывали сюда. Обстановка здесь была несколько иная. Правда, кроватей не было, но зато здесь были стулья и столы. Кроме того, этот зал отапливался и по утрам убирался посольской прислугой. Им оказывали внимание из уважения к их высокому происхождению и прежнему положению. Жильцы этого зала, абсолютно все подлежали дальнейшему отправлению в Англию Францию, Италию и Германию. Все требуемые для этого формальности и основания у них были и им необходимо было лишь отбыть карантинный двухнедельный срок.