– Вы живы? Я боялся, что этой ночью в квартире кто-нибудь умрёт. Спасибо, Антон. Так сильно меня ещё никто не пугал.
Он пожал своему пугачу руку и дополнил историю новыми деталями. Выскочив ночью из подъезда, Сансей, Киса и Лин пытались решить, что делать: звонить в милицию, скорую или психиатрическую лечебницу. Ситуацию разрешила Лин:
– Не надо никуда звонить. Аня справится сама.
Весь день я провела в кровати. Следующим утром мы проснулись с Антоном в шесть и по девственному, пушистому снегу, тихо падавшему всю ночь, как ни в чём не бывало, отправились гулять на Дворцовую площадь. Он был всё так же молчалив, а я поглядывала на него искоса и грелась наивной мыслью, что за одну ночь узнала о нём больше, чем кто-либо ещё. Улицы города были безлюдны, фонари отбрасывали жёлтые рассеивающиеся круги на белую нетоптаную перину, и хотелось петь от счастья, попадая в их тёплый мерцающий свет. У самой Дворцовой площади, на доме номер десять, висела длинная растяжка с призывной надписью: «Переезжайте в Санкт-Петербург!» Теперь я знала точно, что моему переезду быть, ведь такие жирные знаки не увидит только слепой. Я поняла, что готова переехать не просто в новый город, а в новый любовный роман, который уже отпечатался на подкорке сильнодействующим химическим веществом, страхом и влечением, выжигая тем самым все прежние переживания.
После переезда наши отношения, не успев начаться, зашли в тупик. Когда квартира была полна людей, он делал вид, что не замечает меня, а мне не хватало смелости подойти и выяснить всё напрямую. Когда мы оставались наедине, то львиную долю времени проводили в тишине или под звуки, что доносились из динамиков компьютера. Вместе мы пересмотрели несколько сезонов «Симпсонов», «Футурамы», каких-то анимэшных сериалов, дюжину художественных фильмов и медитативных документальных картин. Он редко интересовался тем, что происходило в моей голове, я же часто навязывалась ему в собеседники, попутчицы и сотрапезницы. Мало-помалу он привык к моему мельтешению рядом, но однажды я не выдержала. Во время очередного просмотра какой-то мультяшной белиберды сложила свои ноги на его колени. Я осмелела, и этот неожиданный прорыв в чужую, доселе неприступную крепость стал долгожданным лейтмотивом физического сближения. Ещё несколько недель мы, как улитки, медленно выбирающиеся из своих панцирей, ползли навстречу друг другу. Но каждый раз, когда до стыковки оставался всего один решительный шаг, Антон говорил:
– Мы это обязательно сделаем, но в другой раз.
В этом спектакле кто-то заведомо, неверно, расписал героям роли! Сначала он пытался меня изнасиловать, а теперь отлынивает от прямых обязательств, когда нет уже ни сопротивления, ни протеста. Я чувствовала себя сальной соблазнительницей, заваливающейся на белые простыни в грязных доспехах сразу же с поля боя. Но оборона, державшаяся так долго и упорно, окончательно рухнула Восьмого марта. Однако это не стало подарком мне на Женский день. Это был день его рождения.
В этом соитии не было фееричного оргазма, не было и взаимопроникновенной нежности. Спортсмен вышел на дистанцию и должен был отработать её максимально точно. Разочарование могло бы быть жестоким, но тому нашлось шокирующее объяснение. До своих двадцати двух лет Антон хранил полный целибат. Я стала первой в его жизни женщиной.
Близость физическая не принесла сближения духовного. Он по-прежнему был закрыт от меня на множество своих внутренних замков и засовов. Когда в квартире на Карповке у меня появилась своя комната, то он мог прийти посреди ночи, технически исполнить дело и уйти, формально чмокнув в щёку. Страсти накалялись лишь тогда, когда во мне просыпался дух протеста, и я проявляла характер: выбирала нужный момент и больно колола своим отборным сарказмом. Это выводило его из себя. Однажды, в приступе ярости, после очередного моего укола он с силой пнул стену и сломал палец на ноге. Ему не нравилась моя манера одеваться, будь то тяжёлые ботинки и широкие штаны, причём, точно такие же, как у него, купленные ещё в Перми, или же шпильки и привлекательно обтянутый торс. Он часто иронизировал по поводу моей манеры говорить в эфире, не раз высмеивал привычку отписываться в социальные сети, то и дело подтрунивал над способностью поддержать любую беседу, не понимал мою насущную потребность много и разнообразно общаться. Он видел меня поверхностной, неглубокой, ветреной, хотя все эти характеристики были про кого-то другого. Такой, какая есть, не принимал, то и дело пытаясь отформатировать под себя. Я же относилась к нему, как слепой котёнок к матери: не видела – тосковала, находила, утыкалась носом и успокаивалась. Меня восхищало в нём всё, и я с энтузиазмом студентки-первокурсницы, влюблённой в своего преподавателя, штудировала закидываемые в меня новые понятия об эго, самосовершенствовании, вселенском разуме, карме, реинкарнации и собственном предназначении. А он смотрел на это и потешался. Вместе с ним мои прежние комплексы распустились ещё более пышным букетом, но, вооружившись твёрдым намерением стать достойной того, кого выбрала, я с завидным усердием работала над собой и выкорчёвывала всё, что мешало мне спокойно жить и любить. Однако я постоянно сомневалась в его чувствах ко мне, пока однажды, обнимая меня в постели, осторожно касаясь носом моей шеи, он не прошептал:
– Я люблю тебя.
Крылья невидимой силы подхватили меня высоко в небо и отпустили в неведомое доселе блаженство. Серебряная нить морозного электричества пронзила каждую клеточку тела. Я ощутила себя подключенной к миллиардам таких же, как и моё, вибрирующих тел, соединённых между собой невидимыми связями. В ту ночь шёпотом он задал мне самый важный вопрос:
– Скажи, ты веришь в Бога?
Одну неделю за другой я пребывала в розовой вате. Казалось, что каждый предмет, будь то покрывало или стакан, излучает еле различимое, но всё же видимое свечение. Без каких-либо стимуляторов день за днём во мне раскрывались до этого неведомые вселенские истины. Перед сном, закрывая глаза и засыпая рядом с ним, я просматривала фильмы из прошлых жизней, как будто кто-то нарочно включал невидимый проектор в моей голове, чтобы освежить генетическую память. Я видела символику Египта, зелёные сады, плодородные почвы, золото и роскошь. Днём рука брала карандаш и вырисовывала затейливые символы. Однажды я разрисовала стену в своей комнате, по наитию срисовывая с образов, рождавшихся в голове. Оказалось, что рисую я краеугольный камень сакральной геометрии, дерево жизни. Я парила в облаках, купалась в океане физической любви, дышала всем телом и пульсировала вместе с планетой до того момента, пока в один день вся эта сказка не превратилась в кошмар.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.