В оформлении обложки использовано изображение фрагмента храма Мурлидхар в деревне Наггар, штат Химачал-Прадеш, Индия. Автор Абраменко А.

Я бросила своих детей. Это оказалось несложно. Достала рюкзак, сложила в него минимум необходимых вещей, отыскала на полке старый шлем, взяла ключи от скутера и ушла. Две девочки: одной чуть больше четырёх, другой нет ещё и года. Я не оставила их под забором, не сдала в детский дом, не поручила бабушке. Они остались с отцом, тем мужчиной, с которым я пыталась жить в мире и согласии целых одиннадцать лет. Но пришёл момент, и я не выдержала. Одиннадцать долгих лет постепенно проясняющейся лжи, систематического воровства, постоянных наркотиков, предательств, измен, драк и беспрерывных бездомных скитаний. Казалось, о том человеке, которого я нестабильно называла своим мужем, хороших воспоминаний не осталось вовсе.

Жара северного Гоа отпустила свою цепкую хватку. Солнце по дуге неспешно начало свой спуск к закату. Пустые дороги извивались вдоль холмов серыми змейками, увлекая мой скутер подальше от розового домика, в который я больше не хотела возвращаться никогда. Пронзительный звук разбивающегося стеклянного стакана прилип к барабанным перепонкам. «Мамочка, не уезжай, ведь я так тебя люблю!» – последние слова старшей дочери проедали в сердце дыру. Кто может понять меня сейчас? Кто в состоянии разделить мою боль? Этот мир, который я рассекала своими горячими слезами, всегда осуждал женщину, ищущую свободу от эмоциональной тюрьмы, но всегда поддерживал мужчину, который делал то же самое. Образ матери – неоспоримая жертва, которую женщина должна принести во что бы то ни стало, водружая на алтарь семьи свою молодость, спокойствие, внутреннюю гармонию, красоту и счастье в обмен на служение мужу и детям. Отец может уходить, может совершать ошибки, не заботиться о тех, кого наплодил, бросать их. Но мать должна быть верной своим детям всегда, ведь кто, если не она, в итоге сможет позаботиться о них.

Сознание бомбардировали придуманные оценки, сплетни, пересуды, шёпот за спиной, непринятие и непонимание, но рука крепко держала ручку газа, а ум хаотично выстраивал проекцию будущего, свободного от семьи и оставленных обязательств. Я везла себя в никуда, просто вперёд, гнала прочь чужие фантомные осуждения, снимала с сердца свинец. Я любила девочек. Ни один диагноз плохой матери на самом деле меня не характеризовал, потому что в действительности я уезжала не от детей. Я уезжала от их отца. От его ошибок и холодного многолетнего неуважения.

До встречи с будущим мужем оставалось несколько месяцев. Мы познакомились почти сразу после того, как меня пытались изнасиловать. Это печальная история, но без неё не обойтись. Был последний день неласкового уральского лета. Поздний вечер. Улицы пустовали. Даже центральный проспект молчал, не разрываясь шумом несущихся мотоциклов. Фонари тусклым светом жгли электричество, бросали жёлтые круги на тёмный асфальт и нагоняли такую беспробудную тоску, что хотелось выть на них, как на Луну. Последний день лета я ненавидела ещё со школы. Он предвещал целый год мучительного отбывания за партой в образовательном учреждении, куда хотелось идти только лишь ради того, чтобы увидеть знакомые лица таких же провинившихся. Но нет, на следующий день мне не нужно было в злополучную школу. Мне нужно было на работу. Я работала ведущей одной из лучших радиостанций в городе. С напарником мы вели утреннее шоу, самый престижный сегмент во всём радиоэфире. Я работала на станции почти три года и чувствовала, что упираюсь в собственный потолок. Дальше можно было расти лишь вширь, а именно в какое-нибудь из директорских кресел, но это было не для меня. В то лето я отправилась в отпуск, пожарилась под солнцем российского юга и заглянула в Петербург. Несколько дней в северной столице стали поворотными в моей судьбе. Я два раза меняла билеты и вернулась в свой уральский городок подавленная и расстроенная.

В Перми меня ждали грустные улицы, каждой подворотней, каждой вывеской напоминавшие о недавно закончившемся романе длиною в пять лет. До того, как расстаться, мы играли в свободную любовь. По моей инициативе. Когда я влюбилась, то поняла, что могу прожить с этим человеком всю жизнь, но в какой-то момент эта перспектива меня сильно испугала. А вдруг, таким образом, я ограничу себя в тех бесчисленных вариантах выбора, которые ещё может дать мне судьба? Мы познакомились, когда мне было всего шестнадцать. Его звали Игнат. Я предложила ему встречаться с другими. Сначала идея понравилась обоим, но через пару лет чувство собственничества вкупе с глубокой неуверенностью в себе заставили меня пожалеть об этом предложении. Он же вошёл во вкус. Часто его телефон молчал, и сообщения оставались без ответа. Он пропадал на несколько дней, чтобы потом появиться и рассказать мне об очередном мимолётном романе. Я сжималась в комок и начинала делать то же самое. Но это не было свободой выбора. Я хотела отомстить, чтобы не оставаться в стороне. В итоге в наших отношениях скопилось слишком много лишних людей, а в голове моей зашуршали такие огромные тараканы, что ему я перестала верить, а себя принимать окончательно. На его удачу в компании появилась новенькая, свободная, лёгкая, целостная и, самое главное, независимая. Он влюбился и ушёл. Через какое-то время вернулся, но потом ушёл вновь. Моё маленькое неразвитое сердце разбивалось вдребезги и собиралось вновь по кусочкам. Оно всё больше черствело, от непонимания и тоски. Я спасалась работой. Мои эфиры стали для меня лекарством. Музыка лилась бальзамом на раны. «Всё личное вы оставляете за пределами эфира», – это золотое правило каждого ведущего стало спасательной соломинкой, вытягивавшей из пропасти печали. Я много работала, и мне это очень нравилось. Но несколько дней в Петербурге дали жизни другую перспективу.

Этот город показался мне сказкой. Такое разнообразие интересных людей на фоне фантастически красивых декораций было сложно отыскать где-либо ещё. Петербург встретил меня ласковым солнцем на подоконниках уютной квартиры. Набережная реки Карповки. Чудо-остров под названием Петроградка. Длинный коридор бывшей коммуналки уводил в густо задымлённую кухню, где под лёгкий алкоголь и запах гашиша дни напролёт сплетались новости из самых разных сфер жизни, от компьютерных игр до мировой политики. В каждой из четырёх комнат жил уникальный по своей природе индивид мужского пола. Каждый гость этой квартиры открывал дверь в свою Вселенную, пропитанную иным опытом, который разрывал мои шаблоны и очаровывал с первых секунд. Я вошла в новый, неведомый доселе информационный поток, тот, о котором мечтала и тосковала в своей Перми. Это было расширение сознания, иной уровень, выход за обыденные границы, долгожданная потеря условного потолка и обретение неба над головой. Петербург показался мечтой, которая непременно должна была воплотиться в жизнь, стать моей новой реальностью, полной неизведанного, ещё не открытого и не узнанного.

В Петербурге, спустя долгие месяцы терзаний по ушедшей любви, я вновь влюбилась и почувствовала себя живой. Одна маленькая часть таблетки экстази расшевелила мои атрофированные нервные окончания в районе сердца и заставила вновь смотреть на мир в красках, а не в чёрно-белом подобии. Могла ли я влюбиться без этого костыля? Вряд ли. Мой панцирь, начавший расти в детстве, с каждым годом креп и превращался в доспехи, которые я надевала, словно на поле боя. К комплексам пубертата добавились вполне реальные страхи предательства и лжи из недавнего прошлого. Но экстази растворило всё это в считанные минуты. Приторный химический поток любви ворвался радужными кристаллами в каждую клеточку тела, сделав его мягким и податливым. Телу захотелось ласки, а сердцу нежности. Я влюбилась в того, кто жил в комнате с эркером. Он был шустрым, живым, небольшого роста и полным очарования. Слёзы текли у меня градом, когда я садилась в неприветливый вагон поезда, чтобы оставить позади эту волшебную сказку новых, пульсирующих переживаний и вернуться под фонари, бросающие тусклые тени на унылый и тёмный асфальт губернского города П.