— Оставляю вам больного. Срок лечения — двое суток. Чтоб через двое суток был как огурчик!
— Будет как огурчик товарищ капитан! — заверила Грета, а Инга добавила — Как маринованный огурчик! и засмеялась. Зловеще так…
Среди командного состава прокатилось: Молодцов временно тронулся рассудком, потому и наговорил командиру чёрти чего… Лежит теперь в больничке, страдает: процедуры там ещё те — врагу не пожелаешь! И задница, по слухам — как барабан: распухла от уколов! И ещё кое от чего… И лежит и спит на животе — бедняга! Это Инга свирепствует! А ведь какая добрая и ласковая была со всеми… — говорили одни… А нечего было языком, словно помелом чушь всякую нести. Вот и страдает — за дело! — возражали другие…
Через два дня вновь собрал у себя командный состав. Когда все расселись, открылась дверь и в землянку робко скользнул бледноватый Молодцов…
— Разрешите присутствовать товарищ командир? — спросил он. Посмотрел, прищурившись, словно оценивая, кивнул:
— Разрешаю… — ответил и махнул рукой — присаживайся…
— Я лучше постою… Так лучше слышно — ответил он, покраснев… По землянке прокатился беззлобный смех, дружеские подначки…
— Поскольку толку от вас в советах нет… — начал я и сразу же стало тихо — я посоветовался сам с собой и решил…
— И правильно товарищ командир… — подхватил Мазуров — вы обдумываете, ставите задачу, а тут мы может что и присоветуем…
— Верно… Правильно… Так и надо делать… — понеслись возгласы…
— Ясное дело — вам бы только от лишней работы увильнуть — проворчал я — а командир за вас отдувайся! Пошли отговорки — да не так всё — мы готовы, вы только прикажите! Вы у нас голова — вам и думать, а мы у вас — ноги и руки: куда направите, туда и пойдём…
Попикировались немного для приличия и я начал доводить до командного состава разработанную мной многоходовую и широко разветвленную операцию… Комбаты внимательно слушали. Выслушали. Раскинул на столе карту; показал на ней цели каждого; дал каждому из стопки личную карту места, в котором придётся действовать. Разобрали, рассмотрели…
— У кого есть какие вопросы? Вопросов не оказалось: всё было просчитано до мелочей. Мелочи тоже были учтены все. Ну — или все…
11 батальонов уходят. На базе остаются: батальон новичков под командованием лейтенанта Рубцова — того любопытного лейтенанта из лагеря. В нормальной обстановке — балагур, душа-парень, но в меру… 1 рота командиров и 1 рота рекрутов. И командиры и рекруты — на отчисление, но они об этом и не догадываются. И не зачем будоражить раньше времени — может ещё кто одумается, хотя вряд ли… На базе остаются все танки: и наши и… тоже «наши» — нужно беречь и моторесурс и ходовую и гусеницы — им ещё путь дальний предстоит…
В этот раз я решил провести генеральную репетицию перед финальным аккордом нашего выступления на территории Бароновичской области… Батальон Рощина с батальоном краскомов — красных командиров, освобождённых из лагеря для командиров в Слуцке (нечего им даром хлеб есть — пусть покажут чему научились) атакуют Слуцк. Мазуров и его однополчанин Старостин — Барановичи. Молодцов — станцию Снов на жел. дороге Минск-Барановичи. Климов — жел. дорогу Барановичи-Лида.
Грибов — станцию Ляховичи около Барановичей на жел. дор. ветке Барановичи-Ганцевичи. Соломин атакует станцию Тимковичи недалеко от Слуцка; Кулик — посёлок Несвиж: бывшее месторасположение 36 танковой дивизии, в котором мы разжились и танками КВ и Т-34. Рябушкин атакует станцию Новая Мышь на жел. дор. ветке Барановичи-Слоним. Ну а я — аэродром Барановичей и лагерь пленных в станции Лесная: мне он уже до «боли» знаком… Проверю всех комбатов в реальной боевой обстановке. Вроде не должны «капнуть», но всё же… тем более каждой роте каждого батальона приданы по два Бюссинга и два Ганомага СЗУ. Хорошая огневая поддержка: 20 и 37мм пушки… А я помогу — как умею, а умею я сейчас очень многое. Главное — связь! Вышли ночью: к чему нам лишние любопытные глаза, даже ночью…
Под утро все доложились: вышли на рубежи, готовы к атаке! Приказал — начинайте по вашей готовности. Это значит: на железнодорожной ветке батальон разделяется на три роты: одна налево, другая направо — ждут своего эшелона с разных сторон. Третья рота делится на взвода: один налево к первой роте; второй направо ко второй — в боковое охранение, пока рота стоит на разгрузке. Третий взвод — в резерве командира… Наблюдатели сидят высоко на ветках деревьев и по дымам от паровозных труб определяют — когда подойдёт «удобная» пара эшелонов… Или очень «вкусный» эшелон: грузовики, броневики, танки T-II, T-III, T-IV… Хорошо бы сразу парочку, но и один тоже неплохо… на так хочется сразу два: вот и ждут до последнего срока, отпущенного на операцию…
Моя рота и рота стажёров взяли станцию тихо, как обычно, а за ней и лагерь… У нас новинка сезона — глушители под пистолеты «Люгер», которые у всех диверсантов и ударных групп; под автомат МП-40 и винтовки СВТ и «Маузер»: 15,20 и 30 сантиметров. Вот они то и делали сейчас «погоду»: выстрелы из снайперских винтовок с 200 м не слышны совсем; с автомата — с 50-75метров, а с пистолета — с 20-30метров… Часовые падали на землю, только шумом от падения предупреждая своих камрадов — если они находились рядом. Но залп не давал шансов никому! Лагерь снова полон пленных. Не удивительно: трёхкилометровый затор на дороге из паровозов, вагонов нужно разобрать быстро, чтобы пустить поезда… Вот и перебросили из лагерей под Минском пленных на завалы перед Барановичами и после них. Работа не останавливалась ни днём ни ночью: под лучами солнца и под слепящим светом прожекторов… Кормёжка скудная, а работа адская: не выдержавших, присевших, упавших поднимали прикладами и сапогами, а не желающих или не сумевших — стреляли тут же! Пленные оттаскивали трупы от дороги, а утром, при свете солнца — сбрасывали в яму, вырытую у кромки леса…
Я это увидел, когда «вылетел» на разведку. Собрал командиров а тут мне подарочек… И хотелось, плюнув на всё, отправить пару батальонов в места восстановления, но тогда сорвалась бы операция. Нужно было чем то жертвовать. И я пожертвовал — пленными… Сейчас, в тусклом свете автомобильных фар они представляли собой жуткое зрелище, особенно когда я выкрикнул:
— Спецназ СССР провёл операцию по вашему освобождению! Встаём и строимся в колонну по четыре… Словно зомби: худые, страшные — бойцы вставали и медленно брели к месту, где более выносливые уже занимали первую шеренгу… А кто то уже не вставал… Повернулся к своим:
— Проверить всех! Живых — вынести из лагеря и накормить. Бойцы размытыми тенями скользнули в чудовищное чрево лагеря… «Аромат» запахов щекотал ноздри так, что желудок непроизвольно стремился вывернуть всё, что принял перед выходом на операцию. Я справлялся — кое кто из моих бойцов — нет. Наконец пленные построились…
— Садитесь там, где стоите… — махнул рукой на землю. Не май месяц — сентябрь, но пролежавшим ночь на земле полчаса сидения уже ничего не сделают. Бойцы пошли вдоль первого ряда, ложа в протянутые грязные, израненные ладони по две полоски шоколада и давая выпить по полкружки сладкого чая…
Прошли по всей колонне; пошли по второму разу; кусочек сахара и кусок хлеба… Вроде доходяги стали оживать… Грузовиков у каждого батальона было по десять, у Рощина двенадцать а у Мазурова — шестнадцать. Загрузили раненых — больше четырёхсот покатили неспешно от станции к аэродрому. Около аэродрома сгрузили; машины отправили за следующими, а сами приступили к главному — захвату аэродрома…
Аэродром… Неприступная, многострадальная крепость, которую Призраки Леса берут раз за разом… Вот и сейчас: за двести метров до КПП — раньше нельзя — мины по обочине дороги, на прямую и освещённую прожектором дорогу из леса вышли семеро бойцов. Странно как то вышли: первый держал за руку второго; тот третьего; тот четвёртого… Словно слепцы, идущие за зрячим… Это могло быть смешным, если бы это можно было увидеть… Вереница бойцов неслышно шла к будке охранников, а они ничего не видели… Одно из развившихся у меня свойств: я могу вести за собой в невидимости шестерых бойцов… Дошли до часовых: задние бойцы — на уровне пулемётного гнезда, а я — рядом с часовыми… Рывок и часовые и дремавшие пулемётчики умерли… Посмотрел на будку: старший бдит, но как то не активно… Накажем: открыл неторопливо дверь и всадил пулю в растерянное лицо фельдфебеля. Довёл группу, в невидимости, до ближайших часовых на территории; оставил разбираться, а сам припустил за второй группой… Новая проводка и ещё одна группа начала бесшумную охоту на часовых. А снайпера из леса уже убрали наиболее неудобных… Полчаса неспешной работы и бойцы ужами проскальзывают в казарму для отдыхающих экипажей: им завтра с утра гнать самолёты дальше. Ну… — этим уже ничего не перегнать… Сигнал фонариком и через несколько минут на территорию аэродрома въезжают пустые грузовики… Ну? Что нам приготовили в этот раз?
