— Нет! — вцепилась в нее Паола, и попыталась зубами прокусить перчатку шеллара.
— Сломаешь зубы, дура, — усмехнулся второй и залепил ей пощечину, отбросившую ее к стене. — Заберешь ее себе или мне уступишь?
— Понравилась? — иронично спросил первый, ещё раз посмотрев на Паолу.
— Да. Люблю шустрых. И потом, посмотри, какая ненависть в глазах! Та еще штучка, по-моему, — с жадной усмешкой рассматривая ее, ответил второй.
— Я учту твое желание и подарю ее, когда мне надоест, — надменно произнес первый, щёлкнул её по носу и вышел.
— Такую добычу взяли, — с досадой скривился второй в спину ему. — Подумаешь, одну уступить. Все-таки твой отец, Герхард, был умнее и щедрее, — говоря в пустоту, резюмировал он и, приказав запереть клеть, вышел из нее. За ним последовали охранники, и замок снова щелкнул.
***
Вдоволь нагостившись у друзей, Моркадо возвращались домой. В их солитерии был большой состав флайеров, но они взяли треть от этого. Зато около ста человек свободно слетали в гости и теперь груженные подарками, с весёлым настроением они послали код встречи. На который никто не ответил. Возглавляющий колонну подал знак сесть и выставить маскировку.
Высадив спутников, он и молодой Меченый аккуратно подлетели к дому.
То, что они увидели перед собой, повергло их в ужас и печаль. Главенствующий вызвал на подмогу мужчин, предупредив, чтобы ничего не рассказывали женщинам и детям.
Оставив часть парней, на случай экстренного взлёта, оставшиеся выполнили по отношению к погибшим долг – задав программу ботам, вырыли общую могилу. Обыскали весь солитерий и обрядив в погребальные одежды останки своих родственников, сложили согласно традиции головой к восходу. Чтобы встающее солнце освещало их в обители Подательниц Жизни.
И здесь случилось удивительное: они обнаружили, неподалёку от солитерия, умершую Ирунку, успевшую перед смертью родить. И ребёнок остался жив и почему-то не замечен гролингами. Может из-за того, что она успела накрыть его собой. Но теперь он раскричался, требуя есть.
И только после этого, взявший на себя руководство по захоронению, позволил привезти женщин и детей. Он прекрасно понимал, что сейчас произойдёт, но они имели право проститься с дорогими их сердцу Меченными.
Под закатывающимся солнцем, звучали печальные кантиллы, лились горькие слёзы, и вокруг волной разливались горе и печаль. Но всё же в сердце многих, кто не видел начало погребения, оставалась надежда, что может ещё кто-то уцелел. И им удастся встретиться. Возможно, когда-нибудь.
В могилу на упакованные тела плеснули немного сладкой воды, чтобы ушедшим было сладко и свободно “там”. Зарыли, сформировав небольшой холмик и выложив на нём иероглиф “Пелос”, означающий память. И не стали задерживаться. Зная, что были случаи, когда гролинги возвращались.
Не объясняя ничего, все молча разошлись по флайерам и подняли их в воздух. Для начала они вернутся обратно к друзьям, а затем постараются найти новое место жительства.
В Сурее они больше не останутся.
Комментарий к Мгновение беды
*Флайер – летательный аппарат.
*Геонит – энергетический минерал, позволяющий заряжать технику, “природная батарея”
*Антиграв – малое летательное устройство, способное нести небольшой груз, и перемещающееся бесшумно.
Пульсовики – энергетическое оружие.
* Кантиллы - погребальные песни
*Шелларовая броня – защитные доспехи, выдерживающие недолго прямое попадание любого оружия, даже пульсовиков.
========== Мгновение похоти ==========
То, что нас не убивает — делает нас сильнее.
Ф. Ницше.
Тряска и движение закончились. Это, учитывая сколько прошло времени, означало только одно. Ее и малышей увезли очень далеко от дома.
Дома… Перед глазами стояло последнее предсмертное выражение ее сестрички. И странная тишина, установившаяся после окончания боя. Тревога заполняла ее сердце, но она гнала от себя страшные догадки. Всю дорогу она уговаривала себя, что это страшный и дурной сон. Сейчас она проснется, и все будет хорошо. Все живы…
***
Растяпа плакала. Ей было жаль свою подопечную, но если она и могла изменить ее настоящее, то только с согласия Старшей. А та запретила сейчас вмешиваться в то, что произошло. Утешало лишь, что за последнее время они научились выводить своих подопечных из любого состояния. Зачем это нужно было Старшим, она не понимала. Хотя фраза: «Их надо научить быть сильными» мало что объясняло ей.
***
Теперь опять звучали команды не на общем интерлендже*, а на чужом, неприятном для ее слуха наречии. Опять слышались крики и плач детей. Её малыши тоже разревелись. Она металась во тьме, от одного к другому полагаясь на звук их голосов, но не могла их успокоить
— Тихо, мелочь! — в сердцах крикнула она. — Мне тоже не нравится, что происходит, но я не могу ничего поделать. Просто не отходите от меня, чтобы не случилось. И все будет хорошо.
Малыши прижались к ней. Они дрожали, оставшись впервые без надлежащего присмотра, только с единственной сестричкой. К тому же их напугали дядьки, оставившие их опять во тьме. И оттого они плотнее сгрудились вокруг неё, а самого маленького она взяла на руки. Растерянность и отчаяние овладели ею, и она вдруг тихо запела колыбельную, как делала всегда её мама в детстве, пытаясь успокоить малышей. Теперь пленники шмыгали носами, но хотя бы ощущали себя опять семьей. Тем не менее крики и плач неотвратимо приближались к их помещению.
— Теперь этот, — сказали извне. И Паола уже знала, кому принадлежит этот голос. Створки разошлись, и тот же голос произнес:
— Тебе помочь выйти, или будешь благоразумной?
— Я буду благоразумной, — ответила она, и уже обратилась к малышне. — Держите меня за платье и ни в коем случае не отпускайте.
Пять детских ручек вцепились — кто в подол, кто в рукав, кто в ее пальцы. Она потихоньку, чтобы они успели, вышла из клети.
Это не было домом, даже мало напоминало Сурею. Похоже она и дети были на флайдеке, на ином континенте. Чужбина встретила их хмурыми, серыми облаками, заполняющими вечереющее небо; запахом океанской сырости, пропитавшей собой всё пространство; криками птиц, которых она никогда не видела. Зато перед клетью стояли гролинги, и Рыжий отличался ото всех. Статью, величием и властностью.
— Конунг, я смотрю, ты время не терял. Она уже с кучей сопляков, — съязвил кто-то, и в ответ раздался дружный мужской гогот.
— Могу поделиться опытом, Доридж, — с усмешкой ответил Герхард и, уже обращаясь к Паоле, взяв ее за подбородок и смутив своим взглядом, произнес. — Молодец. Будешь и дальше такой послушной, не пожалеешь. Олия!
— Что прикажете, повелитель? — Спросила подошедшая красивая и ухоженная девушка, навскидку — лет двадцати пяти.
— К себе ее заберешь.
— Да, повелитель.
***
Паола сидела в углу огромной комнаты, с мягкими диванами, видинетом и визуализатором, куда ее силой притащила охрана Герхарда, передав Олии. Здесь были ещё девушки, но они не стали обращать на неё внимания. Каждая продолжала заниматься чем-то своим, бросив на новую пленницу мимолётный взгляд. Поэтому девчонке было все равно, что ожидает ее саму. В её память врезались крики ее сестренок и братишек, которых силой вырывали из ее рук и уводили в неизвестном ей направлении. А ещё Ирунка — упавшая в траву, и ее последний взгляд, в котором были недоумение и обреченность. Больше сдерживать сжимающее ей сердце горе она не могла. Слезы хлынули из ее глаз, и она сжавшись в комок еще сильнее забилась в угол.
Олия подошла к ней, и тихо гладя по голове, почти с материнской нежностью, произнесла:
— Тебе еще повезло, что на тебя упал благосклонный взгляд конунга. Это в какой-то мере удача. Поверь мне. Я служу в этом домейне* более века. Да, да. Я тоже Моркадо, как и все девочки здесь.