Он лежал на тюремной койке, после двух десятилетий ожидания не в силах даже сидеть от страха накануне смертельной инъекции.

Оленька поглаживала его мягкий, давно недействующий орган и убеждала, что каждому человеку дано выбрать свою дорогу и идти по ней, невзирая на обстоятельства. Сильным духом это удается. Слабые часто подвержены внешним условиям – таким необходимо помогать в выборе истинного пути. Встреча с правильным человеком или с женщиной могут изменить всю жизнь, из закоренелого преступника сделать достойного гражданина.

Старик смеялся и надсадно кашлял, его фиолетовый татуированный моллюск вздрагивал и чуть напрягался:

– Дочка, ты говоришь как добропорядочная женщина, которая исправно платит налоги Дяде Сэму, никогда не превышает скорость, возит детей в школу и на футбол, по субботам делает барбекью на заднем дворе. Мой мир – другой. Что для тебя хорошо и правильно, то для меня – глупо и смешно! У нас с тобой очки с разными цветными стеклами!

Яблочный пирог понравился Джозефу больше всего. Оленька замечала, что такое нередко случается в жизни: большие и суровые мужчины по секрету от всех обожают мороженное и шоколад, но скрывают свою тайную страсть, чтобы соответствовать образу грозных и безжалостных суперменов, не разрушать сложившийся стереотип.

– Мэм, кто вызвал у Вас больше всего жалости?

Оленька задумалась:

– Наверное, еврейский ученый, обвиненный в шпионаже и государственной измене.

– Что он такое натворил?

– Продавал русским и китайцам секреты сверхъемких батарей для полетов на Марс. Вместе с планами полетов и компьютерными программами.

Ученый, действительно, вызвал у Оленьки чувство глубокой жалости: гениальный математик и физик, всю жизнь просидевший за книгами и компьютером, в то время как его сверстники играли во дворе, влюблялись, пили пиво, катались на лодках, женились, рожали детей…

Ему было за сорок, когда его “подобрала” “добрая” женщина за пятьдесят лет из синагоги. Она лишила ученого невинности и быстро на себе женила. К свадьбе тому пришлось купить дом, дорогую машину, а после – оплачивать все прихоти новобрачной. За восемь лет совместной жизни секс был у них четыре раза – жена всегда сверху.

Зарплаты гениального физико-математика на широкий образ жизни жены не хватало, и она направила мужа по скользкому и опасному пути, который, в итоге, привел к расстрелу, или газовой камере, или смертельному уколу или электрическому стулу: ученый пока не выбрал, ему было некогда.

В камере смертников ученый писал какие–то формулы в линованную тетрадку, бормотал себе под нос непонятные слова и, похоже, плохо представлял, что его ожидает.

Оленька присела на тюремную койку и предложила сделать ему минет, blow-job по-английски. Ученый никогда про такое не слыхивал. Оленька пробовала объяснить, но он не очень верил. Тогда Оленька взяла инициативу в свои руки, вернее, губы.

Ученый потерял сознание, а когда пришел в себя, попросил еще раз. Потом еще два раза… Оленька старалась… После четвертого минета пощупала пульс бездыханного ученого и позвала надзирателя принести нашатырный спирт, чтобы откачать беднягу.

– Меньше всего сочувствия, – Оленька опередила вопрос Джозефа, – у меня вызвал арабский террорист, переведенный из Гуантанамо в федеральную военную тюрьму. Это нехорошо, все люди имеют право на сочувствие и мы обязаны это сочувствие проявлять, но мне было с ним очень сложно.

В самом начале своей “французской” жизни молоденькая официантка Оленька несколько раз встречалась с этим террористом, тогда молодым бизнесменом, они весело проводили время, а потом он поступил с ней очень плохо. Воспоминания вызывали у нее жгучий стыд и отвращение. Она винила собственную наивность, неопытность и излишнюю доверчивость, старалась забыть, выбросить из головы досадные ошибки молодости, но жизнь время от времени тыкала ее лицом в ту грязь – напоминала…

С террористом у Оленьки ничего не получилось. Полное фиаско и провал ответственной миссии. Он не буйствовал, не проповедовал, только объявил, что Оленька, как все белые женщины – сосуд с мерзостями. И умолк.

Как Оленька ни пыталась его разговорить, помочь, утешить – безрезультатно. Террорист сидел на стуле, привинченном к полу, закрыв глаза и молитвенно сложив руки. Губы его шевелились, наверное, слал Оленьке проклятья или молился, надеясь сразу попасть в рай с десятью тысячами гурий.

Чужие мнения надо уважать, даже если они полностью противоречат вашим – это Оленька давно усвоила. И еще: насильно мил не будешь. Поэтому забрала свою сумку с презервативами, кремом, сменой нижнего белья, гигиеническими салфетками и ушла восвояси.

…Кофе из термоса по вкусу напоминал пережженый сахар: бурда бурдой. Оленька давно заметила, что в Штатах с кофе действительно проблемы: хороших сортов почти нет, а если и найдется, то его сварят из рук вон плохо. Ей говорили, что турки и армяне подают приличный кофе, но до их районов добраться пока не удалось.

Она добавила сахара, чтобы перебить кисловатый привкус, и без удовольствия допила – оставлять или выбрасывать будет невежливым по отношению к Джозефу.

– Мне вспомнился один смертник, белый военный, чем-то очень похожий на Вас, – обратилась она к Джозефу. – Такой же большой и порядочный. Военный ждал казни по обвинению в массовых расстрелах мирных жителей в Афганистане. Прямой и исполнительный вояка, он выполнил приказ слишком хорошо – перестарался. Так до конца и не понял, за что его расстреляют (по-солдатски выбрал этот вид смерти).

– У Вас, мэм, внушительная и очень разнообразная э-э-э… аудитория. Наверное, есть чем гордиться?

– “Аудитория” не слишком многочисленная – я в США недавно, и только три тюрьмы согласились принять нашу благотворительность, а в Европе на смертные казни давно мораторий. “Гордиться” – это слишком сильное слово, но определенное удовлетворение за свою деятельность испытываю.

Оленька как всегда скромничала: ей действительно было, чем гордиться. Среди ее подопечных был восемнадцатилетний парень, обвиненный в тройном убийстве и изнасиловании.

Процесс нашумел два года назад: молодая жена губернатора штата пошла с двумя детьми на прогулку в городской парк, когда к вечеру домой не вернулась, встревоженный муж поставил на ноги всю полицию, и к ночи обезображенные тела ее и детей нашли в парковом пруду.

Губернатор требовал поимки и немедленной расправы над преступником. Полиция схватила первого попавшегося юношу, которого видели, входящим в парк следом за губернаторшей.

Дело сшили быстро и неаккуратно, судья приговорил его к высшей мере, и экзекуцию спешно назначили через две недели после вынесения приговора.

Оленька следила за судом, жалела горюющего губернатора, но понимала, что дело сфабриковано ему в угоду. Когда встретилась с юношей в камере, окончательно убедилась в его невиновности. Взяла образец его спермы и тайком вынесла из тюрьмы, заказала лабораторные тесты, которые не были сделаны обвинением и защитой, подключила общественность, казнь придержали, дело пересмотрели, в итоге признали юношу невиновным за недостатком улик и отпустили.

Оленька ликовала. Спасла невиновного человека от смерти! Даже ради одного спасенного стоило разворачивать бурную деятельность, проводить митинги и демонстрации, писать статьи.

– Вы сказали, мэм, что пишете книги…

– Книгу. В основном – статьи по поводу бесчеловечности смертной казни.

– О чем или о ком книга?

– О моих встречах с разными людьми, которые совершили в жизни роковые ошибки и ожидают тяжелой расплаты. Иногда ждут годами и десятилетиями, мучаются, страдают, надеются на чудо. В душе каждого светится Божий огонек, перед смертью им открывается духовный промысел, они идут на смерть спокойными и просветленными. Я это вижу каждый раз.

– Как назывется книга?

– “Мои мальчики”.

Джозеф закрыл лицо руками. Крупная слеза упала на Оленькин кусок яблочного пирога, вторая – на белоснежные сливки.