…Я уверена, Бог позволяет и принимает такую благотворительность. Злата, послушай, наша чувственность – от Природы и от Бога, она естественна, притягательна, волнующа и физически необходима. Это чистое, совершенное духовное творение. Скрывать, подавлять его в себе или в других – противно человеческой и Божественной Природе.
…Добровольные отношения между совершеннолетними людьми – естественны, они допускаются обществом, разрешаются Писанием и другими священными книгами. Духовный экстаз и физический оргазм едины, они – высочайшее чувствование нашей жизни, две половинки одного целого – нашей души!
…Стараюсь в меру моих сил… Из цивилизованных стран наибольшее количество смертников, ждущих казни, в Соединенных Штатах, поэтому поехала туда. Конечно, непросто…
Ты с ума сошла! В одиночку такие вопросы не решить! Пока что добились разрешения только в одном штате, в Луизиане. …В виде эксперимента провели два сеанса в федеральной тюрьме для военных преступников в Канзасе. Да, по тюрьмам изучаю географию… Во Флориде тоже имеется, но пока шансов нет… Здесь каждый штат как отдельное государство, со своими законами, традициями, спецификой.
Женщины-смертницы, конечно, есть, содержатся в отдельных пенитенциарных учреждениях… Нет, меня на них не хватает: могу только то, что могу. Сочувствую безгранично, пишу, митингую, но мне приезжать к ним бессмысленно, будет пустая трата сил и денег: для них требуется своя специфика – ярко выраженная мужская или Людкина, а с этим, ох, как сложно! И со стороны тюремного начальства препон хватает… Больше, чем в мужских тюрьмах.
Извини, Злата, по городскому звонят… Наберу тебе чуть позже.
* * *
– Спасибо, мэм, что согласились со мной пообедать, – Джозеф говорил торжественно и грустно. – Моя последняя еда в этой жизни…
На металлическом столе без скатерти лежали два пластиковых прибора в упаковке, в круглой миске – салат Цезарь, к нему виноградный уксус и оливковое масло, в кастрюльке дымился суп из мидий, на спиртовке тушилось мясо с креольскими специями, на десерт – яблочный пирог со взбитыми сливками, в термосе – кофе, в ведерке со льдом – бутылка темного пива Гиннесс для Джозефа и минеральная вода Перье для Оленьки.
Начали с салата. Аппетит у Джозефа, несмотря на приближающуюся казнь, не пропал. Рыбацкая похлебка с кукурузным хлебом была, конечно, не марсельский буйабес, но вполне сносная, правда, Джозефу не понравилась, сказал, что он готовил намного лучше.
С мясом пришлось немного подождать, пока оно “отдыхало” после готовки, накрытое белым полотенцем.
Джозеф отхлебывал пиво из горлышка, Оленька налила себе Перье в бумажный стаканчик.
– Странно, что Вам разрешили отобедать со мной: не по правилам протокола…
– Кое-что изменилось в последнее время: международная общественность борется за более гуманные формы и методы содержания заключенных.
– Для меня Ваш визит, мэм, и эта трапеза – знак с небес.
Он аккуратно разложил по тарелкам мясо с подливой. Запах щекотал ноздри и вызывал прилив аппетита. С ново-орлеанским блюдом справились быстро, улыбнулись друг другу и, довольные, откинулись на спинки стульев. Под массивным Джозефом стул жалобно скрипнул.
– Эх, сигарету бы, – вздохнул Джозеф, – может перед казнью смогу покурить. Я слышал, в некоторых тюрьмах дают марихуану, чтобы человек не паниковал в последнюю минуту.
Тема предстоящей казни в разговоре не поднималась, но ее призрак стоял, вернее, сидел вместе с ними за столом.
– У Вас, мэм, был кто-то осужден или Вы… потеряли кого-то?
– Нет, но вопрос милосердия мне всегда был очень близок. Я много помогала знакомым и незнакомым людям, больным, несчастным, финансово поддерживала девочку в Танзании до ее поступления во французский университет, работала в благотворительных организациях, консультировала по телефону юных забеременевших девушек…
Джозеф разлил кофе, пододвинул Оленьке тарелку с яблочным пирогом, щедром выдавил на него взбитые сливки из баллончика:
– А… что Вас привело сюда?
– Стремление помочь таким как Вы перейти в иной мир с достоинством, без злобы и с добротой в душе…
– Вы помогаете убийцам, насильникам, государственным и военным преступникам?
– Да. Все они – люди, которые нуждаются в сострадании и утешении.
Джозеф задумался:
– Способ Вашей помощи, мэм, э-э-э… довольной своеобразный.
Оленьке приходилось отвечать на подобные вопросы:
– Я прихожу, когда приговоренные отказываются встретиться со священником, не хотят говорить с ним перед смертью. При этом им все равно требуется кто-то, кому они могут довериться. Помогаю по-своему…
Недавно Оленька встречалась с серийным убийцей, который похищал детей, прятал их в подвале своего дома в респектабельном тихом районе, долго пытал, насиловал, убивал, готовил себе еду из несчастных и поглощал ее на глазах других похищенных детей.
Попался он случайно: соседская собачка почувствовала подозрительный запах, которым тянуло из вентиляционной трубы подвала, протяжно и громко завыла. Убийца ударил ее щипцами для барбекью, чтобы прогнать, хозяева собачки вступились за свою любимицу, вспыхнул конфликт, приехала полиция – преступление раскрылось.
Циничный и хорошо образованный, он встретил Оленьку насмешками и бранью. Атеист и прагматик, верил только в то, что ему выгодно. Мораль, нравственность, принципы нормальных человеских отношений для него не существовали.
Он знал, что ему осталось жить совсем мало, иллюзий или надежд не питал, а неожиданный приход Оленьки расценил как шальную удачу. Принял ее за проститутку, которую, по непонятной причине, прислало тюремное начальство или кто-то выше.
Взрослые женщины его, извращенца-педофила, не интересовали, но в тюрьме перед казнью выбирать или капризничать не приходилось.
Он приказал Оленьке снять юбку и подставить зад. Она дала ему презерватив, смазала свой анус кремом-любрикантом, опустилась на четвереньки. Убийца цинично выругался, больно ухватил Оленьку за волосы, грубо вдвинул член туда-сюда и, когда удовлетворенно задышал, Оленька, что было силы, сжала рукой его мошонку и закрутила как пакет с овощами.
Убийца задохнулся от боли, ловил воздух широко открытым ртом и беспомощно махал руками.
– Мама, мамочка! – выдавилось из него.
Для Оленьки стало понятно: детские проблемы, связанные с матерью.
…Потом убийца долго, пока не пришел надзиратель, рассказывал про свою мать, как он ее любил, а она приводила любовников, стегала его электрическим проводом, выставляла из дома, чтобы не мешал, а он подсматривал в окно или сквозь замочную скважину…
Оленька долила в кофе молока, высыпала пакетик сахара, помешала ложечкой.
Большой Джозеф выглядел самым типичным правонарушителем из бедных негритянских районов, по-своему добрым и порядочным, но оказавшимся, в силу обстоятельств, вовлеченным в преступную деятельность.
Такие как он, одетые в костюмы с галстуками, ходят по воскресеньям в церковь, поют госпелс, прихлопывая и пританцовывая, после службы едят гамбургеры в трапезной, запивают пивом, говорят о делах, о бейсболе и политике. Потом разъезжаются по домам в больших американских машинах. Из него мог бы получиться верный муж, хороший отец, старательный работник, окажись он в правильном месте в правильное время, или, хотя бы, не сверни в неправильную сторону.
У Оленьки был спор со стариком, двадцать лет ждущим казни. Старика приговорили аккуратно в День рождения, когда ему стукнуло шестьдесят пять (захват заложников, убийство инкассатора, поджог машин на паркинге, чтобы отвлечь полицию, а в одной из машин оказалась парочка целующихся школьников, которые не смогли выбраться и сгорели заживо).
Старик доказывал, что какую бы дорогу человек не выбрал: налево, направо, вперед, назад, карма, судьба, кисмет всё равно приведет его к одному и тому же результату. Если суждено быть повешенным, то воды нечего бояться – не утонешь.
