Как Лев Толстой всю жизнь искал разницу между добром и злом, так и автор ищет цель жизни, справедливости и силы. А нету. И не было. И не будет. Оленька, как и все мы, сложное существо, мятущееся и мятежное. У нее, как у всех нас, есть маяки, которые ведут к причалам: муж, семья, дети, дом, карьера. Но, если перестать обманывать себя: много ли мужчин и женщин нашли способ причалить к берегу, не разбив лодку? И в этом счастье, в самом процессе поиска маяка, а не в том, чтобы ступить ногами на твердый берег.

Автор сумел передать мощнейший эмоциональный заряд без ненужных проповедей и морализаторства, с огромным талантом показывая жизнь, какая она есть.

Ольга Подольская

иммиграционный консультант

Париж, Франция

Когда Зигмунд Фрейд обнародовал свою сексуальную конспирологию, он вряд ли рассматривал её в качестве таковой. Но условность конструкции угадывалась – мифология подавленных инстинктов лезла в любую щель. Однако, если разумное поведение объяснять по формуле скрытой сексуальности, логическую связку можно запросто обратить.

Может быть, сама сексуальность является проявлением сущностной разумности? Иными словами, родовой дух управляет индивидами, и это не биологический инстинкт, а надличностный разум, диктующий нам модели поведения. Он подчиняет нас так же аподиктично, как навязывает логика жесткие свои формы стихии слов.

Именно так трактовал половую страсть философ Владимир Соловьев в своей работе “Смысл любви”. Еще в 1892 году он высмеивал “импотентных моралистов” и доказывал, что половые отношения – суть преодоление личной эгоистичности во имя высшего Всеединства. Вот так. Не больше и не меньше. Но чтобы утвердить сие требуется смелость и решительность философии, а не психиатрическая софофилия.

Такая смелость есть у Владимира Айтуганова, писателя, художника, которому философская образованность и природная смелость помогли обнажить тайну пола.

Героиня его романа русская женщина Оленька в лабиринтах эмигрантского зазеркалья испытывает разнообразные формы сексуальности. Зачем она это делает? Кто она – святая или падшая?

Прямого ответа автор не дает. Да, и сам образ героини странен и не типичен. Хотя исторические аналоги можно подобрать, перекидывая мостки от греческих гетер и цариц до творческих муз ХХ века, подобных Елене Дьяконовой, которая родилась в Казани, а похоронена в каталонском замке, подаренном ей Сальвадором Дали.

Мне вспомнилась еще и госпожа де Варан из “Исповеди” Жан-Жака Руссо. Автор “Общественного договора” писал, что она могла бы со спокойной совестью отдаваться двадцати мужчинам в день, оставаясь при этом ревностной католичкой. Кстати, в одной из глав романа Владимира Айтуганова эта французская особа упоминается. В той главе приведены любопытные рассуждения о роли женщин в жизни классиков любомудрия (полезная информация к размышлению).

Роман изобилует меткими замечаниями, яркими наблюдениями, нетривиальными диалогами, он легко читается и удивляет неожиданной развязкой. При всем натурализме постельных сцен (а также самолетных, автомобильных, настольных, околокаминных и др.) автор умело избегает обсценной лексики, нарочитой грубости и банальной аналектики.

А пресловутый “натурализм”… В русской литературе он всегда существовал. Выскажусь в рифму:

Стихи о сексе?

Почему бы нет?

Пускай мы на Руси, а не в Париже,

но Пастернак

воспел в стихах минет

– под музыку! –

а можно ли быть ближе?…

Так что предлагаю отбросить ханжество. Давайте, не будем уподобляться критикам, которых так метко охарактеризовал Владимир Соловьев еще в позапрошлом веке.

Павел Полуян

Доцент кафедры философии

Сибирского федерального университета

Красноярск, Россия

В русской литературе нет подобной книги. В зарубежной — тоже. Сравнивая, приходят на ум книги Генри Миллера, маркиза де Сада, Луи-Фердинанда Селина. На этом сходство заканчивается, других авторов нет.

На поверхности – сексуальные злоключения доброй, сердечной, молодой, а потом немолодой эмигрантки. Оленька – не шаблон “несчастий добродетели”, она проходит через сложные метаморфозы от наивной влюбленной студентки до расчетливой стервы, от жертвы насилия до мучительницы, от смешливой энтузиастки “потрахаться” до иеродулы, а в кульминации-пуанте, преображается в ревностную христианку. Но это не привычный и традиционный для русской литературы путь “воскресения” – автор с усмешкой заканчивает книгу многоточием.

Себя Оленька сентиментально сравнивает с белой пушинкой, которую то один мужчина подхватит, то другой: поиграют и бросят. Чтобы выжить, ей приходится стать матерью-волчицей, часто рвать горла даже близким и любимым людям: Homo homini lupus est. “Это – подлый мужской мир!” — учит ее подруга. Либо тебя насилуют, либо ты — третьего не дано.

Оленька в пятьдесят лет искренне и самовлюбленно верит, что она, как в юности, честная, добрая, сострадательная, бескорыстная, и не может понять, почему приносит несчастья и беды, даже смерть любящим ее мужчинам и собственным детям.

К удивлению читателя, настоящая роковая женщина – не стереотипная Кармен с огненным взглядом, а невысокая блондиночка с милой улыбкой, тихим голосом и ямочками на щечках.

Секс для Оленьки – привычный фон каждого дня, объективная реальность, без него она не мыслит своего существования. Через Любовь и секс, которые героиня часто путает, она осознает себя и свое место в мире. Грустный собирательный образ, требующий понимания и сострадания.

Автор говорит простым языком о сложном, о чем многие боятся даже думать, для него нет запретных тем или форм их выражения. “Оленька” – одна из немногих книг, противостоящих лицемерию и ханжеству, ставших мерилом социальной и личной жизни. Свобода слова для автора – первейшая и важнейшая из всех свобод.

Владимир Айтуганов создал уникальное произведение, которое стоит особняком в современной литературе.

Маргарита Стасова

искусствовед

Москва, Россия

Героиню повести зовут Оленька. В этом уменьшительно-ласкательном имени – и личностное отношение автора к своей героине, и намек на традиции русской классической литературы XIX-го века, и образ отважной авантюристки времен конца советской эпохи.

Эмиграция, как взрыв, как второе рождение после взрыва. От чего бы не бежал человек: от нищеты или от золотой клетки собственной продажности, от войны, от тоталитарного режима или просто от скуки, а может от себя самого – это ПОБЕГ, а значит, в той или иной мере, ПОСТУПОК.

Второе рождение, однако, не обещает реинкарнацию на троне. Реинкарнация в мышку – довольно частый случай. В мышку, бегущую в поиске своего нехитрого интереса от эпизода к эпизоду. Парадокс из разряда “гора родила мышь”. Но это кажущаяся простота откровенно эротических описаний. Без сомнения, наблюдается эволюция построений маркиза Донасьена де Сада и Генри Миллера. Впрочем, на русский лад.

Повесть Владимира Айтуганова – прямой вызов любому ханжеству и напоминание, что “Basic instinct” – дар матушки природы и непременная сущность человеческая.

В лучших традициях итальянского кинематографа автор портретно присутствует и, улыбаясь, приветственно машет рукой своим знакомым. У талантливого режиссера могла бы получиться хорошая экранизация…

Евгений Ратмиров

бизнесмен

Париж, Франция

Литературно-художественное издание

Все права защищены Законом США об авторском праве.Воспроизведение, копирование, электронное хранение или передача всей книги или любой ее части электронными, механическими, фотокопировальными или любыми иными средствами воспрещаются без письменного разрешения издателя, за исключением коротких цитат для рецензий и рекламы.