В квадратную рамочку со светлым паспарту было вставлено коричневатое колечко то ли из резины, то ли из пластика. Злата пожала плечами.

– Крайняя плоть киношника-израильтянина! Еврейская мама хранила ее как реликвию в альбоме с фотографиями маленького Абрамчика. Он показал альбом, когда жил у меня. Я рассмеялась и колечко отобрала. Мы с ним вместе ходили в мастерскую – рамку заказывали.

Со стены на них скалилась жутковатая африканская маска из черного дерева с красными глазами-блюдцами, клыками какого-то хищного зверя и медным кольцом в носу.

– Это страшилище – подарок Мбаке, чтоб он сдох! Ремень на гвозде – первого мужа Олега, им он меня порол, пока я от него не ушла, наполеоновское пресс-папье – со стола Жирного Вадика.

– Оленька, к чему тебе это все? – поразилась Злата. – Постоянно видеть столько болезненных, печальных предметов-воспоминаний. Неужели не давит на психику?

– Ты не понимаешь! С каждым из мужчин у меня было что-то хорошее, а плохое стараюсь не вспоминать. Даже садиста Олега поздравила по интернету с Днем рождения пару лет назад, послала фотографию Сынули.

– И что?

– Обматерил в ответ… Я многое простила, должна бы по-христиански простить всё и всех, но я согласно с психологом Лизой Бордо: “Прощай только себя, остальных принимай, какие они есть! Их не переделать!”

Над столиком-бюро висела черно-белая фотография в узкой металлической рамке.

– Златочка, посмотри, какая я на фотографии молодая и красивая! Первая Большая Любовь ведет семинарское занятие в моей институтской группе…

– Это в его честь ты назвала сына?

– Да.

– Олег знал об этом?

– Ты с ума сошла! Он бы убил меня в ту же минуту! А потом и Сынулю!

Оленька поднесла к настольной лампе морскую раковину: внутри переливалась мягким светом крупная розовая жемчужина.

– А это получила после одной радиопередачи. Мужчины придумывают себе поэтический образ женщины, Прекрасной Дамы, фантом, а затем страдают от его несовпадения с реальностью, с женщиной, у которой подмышки пахнут потом, руки после кухни – луком, а между ног – месячными…

– Вот еще уникальный подарок! – Оленька рассмеялась. – Один мой о-о-очень творческий возлюбленный (я его тоже любила, правда, недолго), подстригал мне волосы, ты догадываешься – где, собирал каждую стрижку и сделал мне сюрприз – сплел из моих волосиков тонкий браслет как символ верности и любви. Не помогло, бедняге, я все равно от него ушла. Даже не знаю, что с ним теперь? Он был такой чувствительный!…

Злата с удивлением вертела в руках старую алюминиевую ложку с выцарапаными на ней сердцем, пронзенным стрелой, крестом и двумя датами.

– Годы рождения и смерти моего брата. В лагере строго режима в Сибири…

На полу лежал темно-вишневый ковер с угловатым орнаментом и надписями по-арабски. Злата провела ладонью по его грубоватому ворсу.

– Это от Долхана, ночного таксиста. По традиции на свадьбу родственники преподнесли ему ковер. Видишь – здесь вытканы цитаты из Корана, имена новобрачных, даже день свадьбы! Ручная работа, чистая шерсть и натуральные красители!

– Оленька, тебя не смущают подобные надписи, даты, имена? Кусок чужой жизни…

– Чему смущаться? Молодые были, наверное, счастливы, потом бежали от войны во Францию, у Долхана здесь рак обнаружили, операцию сделали, потом от него жена ушла… Куда ему ковер такого размера? Он в машине и в приюте для бездомных ночевал. Хорошо, что на броканте за бесценок не продал или “добрые” земляки не отобрали за долги!

– Что это за ремешок? Собачий ошейник? – предположила Злата.

– Да, у меня была собака, французский бульдог…

– Оленька, ты мне ничего не рассказывала! Где он? С ним что-то случилось?

– Вроде того, – Оленька уклонилась от прямого ответа. – Несчастный случай…

– А что в шкафчике?

Пузатый китайский шкафчик-комодик с бронзовыми ручками, уголками и заклепками занимал почетное место в тесной комнате.

– Мой ювелирный кабинет.

– Для драгоценностей? – удивилась Злата, хорошо знавшая Оленькину расточительность и небрежность с дорогими вещами.

– В основном – бижутерия, серебро, полу-драгоценные камни, яшма, бирюза, малахит, – Оленька стала выдвигать ящички. – От Андрэ сохранилось только одно колечко и один кулончик с бриллиантами, остальное продала, когда деньги подошли к концу. Золота мало – цепочки и несколько сердечек от разных мужчин, да я его и не люблю.

– Подожди, не спеши, вот это…

Злата показала на массивное, в шесть нитей, ожерелье из крупной бюрюзы с серебряными вставками и необычным замком.

Оленька объяснила, доставая ожерелье:

– Мне нравятся большие, сильные украшения – чувствую себя значимой и украшеной, не люблю тонюсенькие, малюсенькие висюльки. Это ожерелье – из индейской резервации около Большого каньона, редкая американская бирюза. Эх! – вздохнула Оленька, – от хорошего мужчины…

– Можно померить?

– Конечно! Вот зеркало.

Злата надела ожерелье, повязала платок на индейский манер, покрасовалась в зеркало.

– Златочка, тебе очень идет, позволь сделать подарок…

– Что ты! Ни в коем случае! Никогда не смогу носить украшение от мужчины, любившего тебя! К тому же, сине-зеленый – твой цвет, – Злата быстро сняла ожерелье, чтобы не искушать Оленьку, набросила платок на плечи.

– Какой милый ангел, – Злата дотронулась до фигурки из серого камня размером с ладонь.

– Это мне священик подарил.

– Священник? – Злата сделала круглые глаза.

– Не думай! Ничего такого не было! В январе моя московская подруга Катя привезла группу верующих из России, я провела с ними неделю в одной христианской общине в Бретани. Туда приезжают группы из Европы, Америки, России по программе молчания.

– Молчания?

– Да, вроде обета молчания.

– Оленька, ты, что, действительно молчала целую неделю? Жила без телефона?

– Ну, это не было полное молчание. Нам с утра задавали тему для размышления и мы молча гуляли часа два, думали. После обеда обсуждали эту тему, высказывали свои мысли.

– Ну, тогда терпимо, иначе ты бы умерла без единого слова… А что за община: католическая, православная, протестантская?

– Точно не могу сказать,– Оленька наморщила лоб. – Наверное, экуменическая, но я не уверена.

– Бесплатно?

– Пятьсот евро в неделю с человека.

– Ого! – удивилась Злата. – Ничего себе цена за молчание! На такие деньги в Пуэрто-Рико можно вполне прилично отдохнуть!

– В стоимость включалось трехразовое питание и жилье в монастырской келье…

– На одного? – не унималась Злата.

– На двоих или троих.

– Не очень-то роскошно… На каком языке разбирались ваши размышления?

– К нашей группе был прикреплен священник-грек, говоривший по-русски. Он задавал темы, руководил обсуждением, молился с нами…

– Молился по-православному?

– Ой, необычно и хорошо – мне понравилось! Вечером мы вставали вкруг, брались за руки, читали молитвы, потом все обнимались и трижды целовались. Накануне отъезда священник объявил последнее испытание: омовение ног – как Христос своим ученикам. Мы стояли кругом, каждый омывал ноги соседу слева…

– Тебе – священник? – предположила Злата.

– Златка, как ты догадалась?

– Совсем нетрудно. Пригласил поужинать?

– Злата! Он – священник, и ни одного ресторана поблизости!

Злата улыбнулась:

– Как же он тебе ангела подарил?

– Мы с ним гуляли по парку, он мне помог разобраться в моих чувствах и приготовиться к окончательному разрыву с Индиго.

– Выходит, это он устроил?

– О чем ты говоришь, Злата! Он посоветовал мне заглянуть внутрь себя, определиться, найти правильные слова для расставания!

– За руку держал? Пассы делал?

– Говорю тебе: он – священник! Немолодой!

– Ну, священники тоже люди, мужчины, тем более греки – горячие, коварные и вероломные…

Злата театрально подняла глаза к потолку: