– А люстра откуда?

Роскошная венецианская люстра с изогнутыми голубыми, оранжевыми, желтыми, красными цветами переливалась радужными бликами, посверкивала разноцветными искорками. Такие люстры обычно вешаются в парадных гостинных, столовых, музыкальных салонах.

Оленька довольно улыбнулась:

– Не беспокойся! Сама купила, когда сорила деньгами после развода с Андрэ. На острове Мурано гуляла из лавки в лавку, набирала бусы, сережки из стекляруса и случайно наткнулась на распродажу в магазинчике, где умер хозяин. Там люстру и купила. Она у меня на лоджии в ящике хранилась, ждала своего часа. Украинцы разбили пару деталек, когда собирали и вешали, но мне все равно нравится.

– Присядем, – предложила Оленька.

Злата опустилась в большое удобное кресло с мягким замшевым сиденьем, подставкой для ног и высокой спинкой с подголовником. Оленька села возле подруги на низкую скамеечку с вышитым на сиденьи американским орлом, подлила обеим шампанского.

– Эту вышивку жена любимого мужчины подарила, когда я приехала к ним домой отобрать его у нее. Хорошая добрая женщина… Мы с ней чем-то похожи. Могли бы быть подругами, встречаться, перезваниваться, посылать открытки на праздники.

…Часто сижу в этой комнате, смотрю на небо за окном, слушаю музыку, перелистываю старые путеводители, туристические карты, альбомы с фотографиями. Я всегда любила путешествовать, рада что удалось повидать дальние страны, экзотические места. Были удивительные, незабываемые поездки: волшебное плавание на гондоле по каналам ночной Венеции с мужчиной, который любил меня, и я тогда любила его. Увы, такое никогда не повторится… Я с ним нехорошо поступила. Он никак не хотел смириться с моим решением расстаться, писал мне, звонил, слал цветы, а я, чтобы он поверил в бесповоротность моего ухода, сняла на Айфон видео, как делаю минет новому мужчине и отправила ему…

– Некрасиво…

– Да, не очень… Он предлагал мне все, что может дать мужчина, открыл сердце, душу, а я туду насрала, извини за выражение. И с недавним юбилеем его не поздравила…

– А если он это видео на интернет поставит?

– Вряд ли, у себя будет хранить. К тому же, там только мои губы видны – он их хорошо знает. …Все равно, думаю, что поступила правильно, разорвав с ним отношения! Златочка, поверь, я счастлива, в моем сердце нет боли или печали! Со мной были хорошие мужчины, старались меня баловать, помогали, звали замуж. Все куда-то растерялись…

– Оленька, – Злата посерьезнела, – мы знаем друг друга целую жизнь, можем говорить честно и прямо. У тебя было много мужчин… Почему ты разрывала все отношения?

– Не знаю… Я любила и меня любили, но в какой-то момент я чувствовала, что это не мое, что мне нужен кто-то другой – и тогда близкий, любимый мужчина вдруг становился для меня чужим. Понимаешь? Словно мы говорили на разных языках или жили на разных планетах. А может быть вот это?

Оленька достала из-за иконы Владимирской Богоматери, стоявшей на книжной полке, маленький, размером с визитную карточку, кусочек бумаги.

“Ты убила моего брата. Будь проклята!” – прочла Злата.

– О, Господи! Оленька, это очень плохо…

Оленька всхлипнула:

– Я не виновата – большой любви у нас не было. Я ему сочувствовала, помогала, но никогда не обещала связывать с ним свою судьбу. Неужели это проклятье навсегда? Можно его как-то снять?

– Тот человек сам решил уйти из жизни! – Злата старалась говорить как можно увереннее.

– У меня есть что-то еще. Никому никогда не рассказывала…

Злата обеспокоилась не на шутку.

– В детстве меня вместе с братом отправляли на летние каникулы к бабушке в деревню. …Мне было тогда лет семь… За околицей устраивалась по воскресеньям сельская ярмарка, я часто ходила туда с бабушкой. В тени под деревом всем желающим гадала по руке старая цыганка, настоящая “старуха Изергиль”. В очередь к ней стояли пять или шесть женщин и девушек. Мне было страшно интересно узнать про свое будущее. Я выпросила у бабушки двугривенный и пристроилась к ним.

Когда подошел мой черед, гадалка посмотрела на мою левую ладонь, на правую, покачала головой, что-то пробормотала себе под нос по-цыгански и отправила меня вымыть руки с мылом. Пока я бегала домой и обратно, желающих узнать свое счастье не осталось. Цыганка сидела, прислонившись спиной к дереву, и обмахивалась от жары подолом. Я протянула ей монету на чисто вымытой ладони. Она оттолкнула мою руку и сказала, что гадать мне не будет. Еще и раскричалась! Думаешь, это тоже плохо?

– Она отсылала тебя, чтобы ты не вернулась. Оленька, не зацикливайся на детских страхах и суевериях! Двадцать первый век на дворе!

– Надеюсь, я еще встречу свою половинку – человека как я… – убитым голосом закончила Оленька.

– Конечно встретишь достойного хорошего красавца-мужчину, богатого и образованного! Только… В мире даже двух капель одинаковых не бывает.

– Знаю… – Оленька вытерла слезы бумажной салфеткой. – Иногда мне хочется устроить большой праздник: собрать всех моих мужчин за одним столом. Пусть подружатся, ведь у них много общего – я! Я любила каждого – значит, и они могут быть добрыми между собой. Среди них есть культурные, образованные, творческие люди, настоящие личности! Сколько интересного они могли бы рассказать и обсудить! А я бы одела красивое платье, подходила бы к каждому, угощала, шутила, смеялась! Все бы веселились и радовались… – Оленька с трудом улыбнулась.

– Ты веришь, что такая сказка возможна? – Злата грустно смотрела на подругу.

– Нет, конечно, – вздохнула Оленька. – Двое-трое – еще куда ни шло, остальные – глотки перегрызут друг другу.

40. Артемий

– Что ты читаешь?

Артемий поднял глаза. Оленька стояла совсем близко. Короткая заячья шубка, теплые зимние сапоги с нарядными отворотами – она пришила полоски из яркого узбекского коврика: украсила обувное изделие братской Чехословакии; на голове – яркая самовязанная шапочка “Пиноккио” с длинным хвостом и кисточкой – Оленька обматывала этот хвост вокруг шеи вместо шарфа. Она была мастерица на все руки – шила, вязала, плела, готовила…

Вообще-то, полагалось оставлять верхнюю одежду в гардеробе, но в университетском читальном зале было холодно, из высоких стрельчатых окон дул жестокий сквозняк, батареи чуть теплились, поэтому многие сидели в пальто и зимних куртках. Даже директор библиотеки ходил, накинув дубленку, и поминутно кашлял.

– “Наполеон” Тарле…

– Пришла попрощаться, завтра улетаю во Францию…

– Насовсем?

– На неделю – мама достала туристическую путевку…

– Встретишь Новый год в Париже?

– Да… Ты мне хочешь что-то сказать?

– Хочу.

Артемий проснулся до будильника, отключил его, чтобы своим трезвоном он не разбудил Дашу. В коридоре коммунальной квартиры было тихо, все еще спали – 4:30 утра. Артемий по будням вставал раньше соседей: нет очереди в ванную и туалет.

Не торопясь, умылся, побрился, закипятил чайник, сделал завтрак для себя и жены, поел в одиночестве на пустой коммунальной кухне, убрал продукты в “свой” холодильник, тихо, чтобы не потревожить Дашу, надел пальто и вышел.

В темноте прошел от дома по заснеженной улице до проспекта Ленина, там сел на скрипучий автобус и доехал до конечной – железнодорожной станции Ступино.

Ступино – приличный город, со сталинским Дворцом культуры, авиастроительным заводом, на котором трудились тысячи человек из города и окрестных деревень, но и на работу в Москву, конечно, ездили многие.

Утром поезда ходили через каждые пол-часа. Народу хватало: рабочие, служащие, студенты спешили на столичные фабрики, заводы, в конторы и институты. Ожидая поезд, зябко притопывали ногами, кутались в шарфы, опускали уши у шапок. Ездить в столицу на работу и учебу – это значит, одеваться по-городскому. Зимой ледяной ветер продувает пальто и модные куртки насквозь. Пока дождешься на морозе электрички, пожалеешь, что не в тулупе и валенках.