Не могу забыть, проститься с тобой. Искал помощи, совета в церкви, литературе, истории, среди друзей. Не помогает. Что это – наказание, награда, испытание, жертва, благословение? Словно жизнь пошла по параллельной колее… Носить тебя на руках…

Женщина поправила манжеты на рукавах:

– Пойми и поверь, пожалуйста, что теперь я другая и больше не смогу вернуться в прошлое, бесполезно пытаться меня уговаривать… Ты всегда поражаешь меня тем, что говоря о своём желании начать все сначала, ты не спрашиваешь меня, хочу ли я этого. По-видимому, для тебя это не так уж важно и ты полагаешь, что “твоей любви хватит на двоих”. Но ты не понимаешь, как и раньше, что мне этого не достаточно! Я не хочу строить наши отношения на сострадании и благодарности, к тому же, я не умею притворяться. Думаю, что мы оба достойны лучшей участи. Мудрые люди говорят, что “если не можешь изменить ситуацию, измени своё отношение к ней”.

Коля закончил раскладывать приборы и начал старательно протирать стулья. Мужчина и женщина не обращали на него внимания, целиком занятые разговором.

– Во мне все наши разговоры, письма, книги. Почему все стало плохо? Как изменилось твое сознание? Или я? Объясни, это необходимо моей Душе. Я предлагал и предлагаю открыть новую жизнь, а не перевернуть пластинку. Двое равных, искренних, верящих друг другу. И веселых. Хочешь? Не зову в прошлое – туда никогда не войти и его не вернуть, есть только настоящее и надежда на будущее.

Я тоже другой, испытания двух последних лет многое изменили во мне, я много пережил и осознал. Любовь, а не отношения, не зажечь парой строк или писем – не строю иллюзий.

Очень жаль, что никогда не состоялся наш полет в Иерусалим… Может быть нужен именно он?

Ты, Венеция и море – небеса послали мне жизнь и счастье после инфаркта. Никогда не смогу думать о времени с тобой, как об опыте. Грешно, каялся в этом на исповеди, но в марте я хотел умереть. Люблю. Извини…

Женщина смотрела на свое отражение в большом зеркале бара:

– Пожалуйста, пойми, что я не могу приказать себе снова тебя полюбить, как ты не можешь прямо сейчас заставить себя меня забыть и не страдать, но это обязательно сделает время. И Венеция, и море были прекрасны, и дело совсем не в конкретных местах и событиях. Я ничего не могу в себе изменить, чтобы снова “войти в ту же реку”.

У нас было время, чтобы узнать друг друга, избавиться от первоначальных романтических иллюзий и оценить степень нашей (не)совместимости. Конечно, за эти годы было много радостей и счастливых переживаний, но были и неразрешимые печали и разочарования, постепенно появилось осознание того, что есть вещи и события, которые мы воспринимаем совершенно по-разному и никогда не сможем по этим вопросам согласиться друг с другом (некоторые из твоих картин и книг, отношение к воспитанию взрослых детей, честность по отношению к самому себе и к своим близким, отношение к русским и России… и так далее).

“…Двое искренних, верящих друг другу… и веселых…” – это, к сожалению, было не про нас, во всяком случае, не всегда про нас, а только когда все хорошо и “по шерстке”, т.е. ночью или днем, если вдруг я молчала. Если же начинались разногласия (а они всегда начинались), то сразу наступала другая стадия – гнев и дефицит доверия, и даже с искренностью начинались проблемы, а уж тем более с веселостью…Мне иногда было трудно с тобой, страшно опять вызвать на поверхность “бесов”, тоскливо от невозможности объяснить простые вещи, казалось, что “гребу” в одиночку против сильного течения. В какой-то момент, наверное, устала грести, потом появилась апатия… И в Венецию, и на острова я ехала с искренней надеждой эту апатию преодолеть, мне казалось, что это в моих и наших силах. На деле все оказалось значительно сложнее, и стало понятно, что свои чувства “контролировать” я не могу, да и не вижу в этом смысла, потому что счастья это никому не принесёт. Прости меня за все невольные обиды и печали.

Коля “прилип” ушами к разговору…

Мужчина опять потер себе грудь слева:

– Ты действительно считаешь инфаркт, остановку сердца, операции, реанимации «невольными обидами и печалями»?.. Разница в воситании выросших детей, мои шутки о россиянах, а твои об “америкосах”, неодинаковое восприятие искусства, твои опоздания – это нормальные человеческие различия, их можно сгладить улыбкой и добротой. Я принял тебя всю целиком, без оговорок. Мне казалось, началась новая жизнь: после многолетних проблем и ожиданий мы, наконец-то, вместе! Для тебя – апатия… Последний раз были близки 20 ноября – радость, счастье, небо падало на землю! Ты не выглядела апатичной. Это было актерство? Я уехал с уверенностью, что к Новому году вернусь к тебе навсегда. Увы, “…даже ребенок может привести лошадь к водопою, но и десять силачей не заставят ее пить, если она не хочет…”

Голос мужчины звучал глухо и обреченно:

– Извини, не получается сказать, что хочу. Спасибо за откровенность. Горе утраты туманит разум… Не могу говорить спокойно и вдумчиво – эмоции переполняют… Моей любви не хватило на обоих. Прости.

Мужчина умолк на минуту, собираясь с мыслями:

– Душа моя единственная, услышь, пожалуйста, и поверь: я не держу на тебя зла, прощаю все обиды, несчастья и страдания, которые ты принесла. Любимая…

Женщина выпрямилась на стуле, стараясь не глядеть ему в лицо.

– Любимая моя, во мне уже нет боли, ее запас исчерпался…

Он сидел сгорбленный и печальный:

– В меня можно втыкать иголки. Хочешь попробовать на прощанье?

Мужчина положил руку на стол перед женщиной. Коля уставился на отражение пары сквозь бутылки в зеркальной стене бара.

Черт ее дернул! Женщина нахмурилась, покраснела, вынула из воротника брошку на английской булавке и, глядя мужчине в глаза, медленно воткнула булавку в его раскрытую ладонь.

На них с удивлением оборачивались…

Женщина прикусила губу, нажала сильнее, проткнула ладонь насквозь, повернула булавку налево-направо, чтобы он вскрикнул или отдернул руку. Зрачки мужчины увеличились, он молча и грустно смотрел на нее…

Женщина спохватилась, что со стороны это выглядит более, чем странно, вытащила окровавленную булавку, сполоснула в бокале с Перье и спрятала в сумочку.

Пожилые немцы за соседним столиком смотрели на них, широко раскрыв глаза и рты. Две кореянки торопливо снимали видео на смартфоны.

Мужчина прикрыл салфеткой руку, из которой капала кровь, и попросил коньяка. Озадаченный Коля подал бокал Курвуазье, от растеряности забыв его немного согреть. Мужчина обмакнул салфетку в алкоголь, замотал ею ладонь и залпом выпил коньяк.

Ошеломлённая своей жестокостью Оленька бессильно сидела, уткнувшись взглядом в горшочек с остатками лука и сыра.

– У него плохо кровь сворачивается, – шевельнулась в ее голове запоздалая мысль, – принимает лекарства после инфаркта и операций…

Коля принес на блюдце счет за ужин.

– Блядь, – подумал он, – лживая, подлая блядь!

39. Трофеи

Оленька вернулась домой в ненавистные Клиши… Хождение в буржуинство продлилось недолго, не успела она получить и малую толику желаемого. Зализывание душевных ран по европейским столицам не растянулось на долгие годы – кусок, что вырвала у Андрэ после развода, почти растаял. Пришлось сворачивать красивую декадентскую грусть и возвращаться в постылую реальность.

Хорошо, что Оленька в свое время прислушалась к интуиции и предусмотрительно не отказалась от муниципальной квартиры, иначе осталась бы на улице – без кола, без двора. Конечно, снять жилье всегда возможно, но не по ценам двадцатилетней давности и не такого размера!

После жизни в Америке и путешествий для развеяния тоски по разным странам Оленька вернулась в дешевую четырехкомнатную квартиру с высокими потолками, большой кухней и огромной лоджией – хоть на велосипеде катайся! Одна на сто двадцать квадратных метров: мама умерла, сын живет в Америке, дочь – то в Канаде, то во Франции, мужчины у Оленьки нет, но это дело поправимо – свято место пусто не бывает, надо только захотеть.