Эти пробежки вверх-вниз сослужили хорошую службу: мой живот подтянулся, я похудел, лучше выгляжу. На завтрак – кофе, круассан, йогурт.

После завтрака пишу час-два-три или больше – как получится. Себя не мучаю: пишу, пока пишется. Мансарда полна света – ее окно-фонарь и скатная крыша дают ровное освещение, можно не включать лампу до позднего вечера.

Всегда жду звонка от Ольги Владимировны. Почему-то на бумаге мне удобнее называть ее по имени-отчеству. Она загружена работой, детьми, их воспитанием, школой, бассейном, уроками музыки, прочими родительскими обязанностями. Оба отца (дети – от разных мужчин) совсем не помогают финансово, негодяи! Ей приходится работать днем и вечером, в будни и праздники, но бодрости духа она не теряет, всегда весела, приветлива и доброжелательна.

Ольге Владимировне трудно найти два-три часа в ее перегруженном графике для встречи со мной, к тому же, ей приходиться скрываться от друзей и близких: сама не одобряет себя за связь с женатым мужчиной.

Обычно она звонит, чтобы сказать, в котором примерно часу мы можем увидеться, а потом звонит уже из метро. Я к этому времени давно сижу одетый и готовый к выходу. Услышав, что она близко, сбегаю вниз по лестнице и спешу к метро с алой розой или с букетом роз.

Неподалеку нашел цветочный магазин и теперь я – постоянный клиент. У меня даже не спрашивают, что хочу – сразу заворачивают букет или одну прекрасную розу по моей просьбе.

Встречаю Ольгу Владимировну возле метро, она укоризненно ахает, принимая букет, говорит, что я ее избалую, и она всегда будет ждать от меня цветов. Оба смеемся, я беру ее под руку и мы идем по Елисейским полям мимо магазинов и ресторанов в сторону Арки, в мою Мансарду из слоновой кости, как я теперь ее называю.

В Мансарде – белые стены и потолок, темные потолочные балки, хрустальное окно к солнцу и звездам, любимая женщина рядом…

Моя Мансарда. Мансарда-мечта, Мансарда-греза, Мансарда-убежище, гавань, кусочек Земли Обетованной. Здесь только мы вдвоем, весь бушующий мир – за ее стенами. Идеальный приют для влюбленных, где нет забот и серых будней, нет конфликтов и проблем, нет раздоров, склок, вражды, непонимания – есть только Любовь.

Любовь с самой большой и сияющей буквы!

Если Ольга Владимировна приходит уставшая после работы – экскурсии, сидения со стариками, репетиторства, я быстро готовлю скромный ужин: достаю из холодильника ее любимый зеленый салат с кус-кусом или пареной пшеницей (изыски французской кухни!), несколько кусочков копченой форели, потом завариваю ароматный чай, раскладываю на тарелке шоколадные конфеты, хитроумные пирожные из кондитерской, экзотические орехи в меду (она – сладкоежка).

Приятно наблюдать, как с каждым глотком чая выражение ее лица меняется, становится умиротворенным и мечтательным. Она забирается с ногами на диван, я подкладываю ей под спину две подушки, она пригревается и превращается в другую женщину.

Только я знаю эту женщину, только мне она улыбается поверх чашки с чаем!

16.

Она ушла час назад.

Золушка спешила с бала, чтобы дети, если проснутся, не испугались бы ее отсутствия в позднее время. Я, как всегда, провожал ее до стоянки такси на Елисейских полях, долго махал рукой вслед. Ольга Владимировна позвонила мне из дома, шепотом, опасаясь разбудить спящих детей, сказала, что все в порядке, добралась без приключений. Иногда она не звонит, значит дети еще не спят и она загоняет их по постелям. После звонка я положил голову на подушку, которая хранила ее запах, и чувствовал себя счастливым.

Нежность, которую она дарит, не сравнима ни с чем. Каждое ее прикосновение – небесный шелк, каждый поцелуй – поцелуй феи, будто в первый и последний раз в жизни. Наши ласки напоминают игры детей природы – нет ложного стыда или условностей, нет предрассудков и запретов. Мы едины в нашей страсти, понимаем, принимаем, доверяем друг другу.

Ольга Владимировна удивительно тонко чувствует мое тело, малейшее желание, умеет довести меня до состояния невероятного экстаза! Я растворяюсь в ней, в ее любви… Пальцы, губы, язык, соски ее небольших грудей, живот, мягкие ступни, нежные колени – все приносит мне непередаваемое, неописуемое наслаждение! Не подозревал в себе высокий накал телесных чувств, считал себя простым, незамысловатым, невзыскательным в этой области мужчиной, быстро засыпал, “добившись своего”.

Ольга Владимировна открыла для меня, что самое главное только начинается, когда я думал, что все сделано и цель достигнута. После “кульминации” (по моим прежним представлениям), когда я откидывался на подушки, готовый задремать, Ольга Владимировна начинала потрагивать, поглаживать, покусывать, поласкивать своими удивительными губами и языком, доводила меня (вернее, мое альтер эго, назовем его так) до состояния нирваны, экстаза, безумства! Я кричал, рычал, бился в конвульсиях, готов был умереть каждую минуту от наслаждения. И это после “извержения”, когда альтер эго принимало свои обычные размеры и плотность.

Никогда не испытывал, не слышал, не читал и не предполагал, что такое возможно!

Ольга Владимировна, моя нежная Оленька, открыла во мне новые, неизведанные способности. Ободренный ее пониманием и доверительностью, я, робея, начал пробовать, о чем смутно мечталось с юношеских лет и позже, когда немного узнал женщин. Она не стеснялась моих вопросов и предложений, ободряла, если я сомневался в чем-то, заверяла, что ей приятно со мной всё (подчеркнуто мной).

Я почувствовал в себе некий талант быть наедине с женщиной. И с какой женщиной! Ее мягкость, податливость, а подчас умное руководство помогли мне скинуть оковы патриархальных правил и нелепых “приличий”. У меня теперь получается приводить Ольгу Владимировну к состоянию, близкому моему. Я испытываю восторг и восхищение, когда вижу, как у нее закрываются глаза от возбуждения, как приходит первая волна, вторая, как на нее обрушивается небесный купол страсти, ее прекрасное тело содрогается в упоении, с губ срываются несвязные восклицания, она кусает подушку, бьется почти в истерике…

О-о-о-о-х! Трудно передать словами, что способна выразить только музыка. Пальцы не держат перо, руки опускаются, дыхание прерывается…

Как мне скорее увидеть ее? Где она? Не могу дождаться ее звонка!

17.

Сегодня она призналась, что давно чувствует любовь ко мне, но не решалась открыться: с детства ее приучили не говорить о сокровенных чувствах.

Боже, как я счастлив! Небо, услышь мой радостный клич: “Она любит меня!!!”

Оленька сказала, что нам надо серьезно поговорить о будущем. Что ж, я готов! Готов ко всему.

18.

Катастрофа! Нет, не с моей ненаглядной Ольгой Владимировной, Боже упаси, а с Мансардой.

Позвонила Анна Сергеевна (в последние недели я совсем забыл про нее, но любовь все извиняет), сообщила, что из Америки неожидано возвращается владелец Мансарды и просит ее освободить. Черт бы его побрал! Что ему не сидится в треклятом Нью-Йорке? Куда мне теперь деваться? Всего два дня на поиск нового жилья и переезд, а я успел обрасти хозяйством, вещами, книгами, мелочами кое-какими.

Предупредил по телефону мою дорогую Оленьку, Ольгу Владимировну. Она расстроилась, даже малость всплакнула от неожиданности. Я пообещал быстро все устроить, чтобы через пару дней мы могли бы чаевничать на новом месте…

19.

Все кончено. Пустота и беспросветность.

В спешке переезда я забыл на стене Мансарды православный календарь. Человек я не слишком религиозный, но приятно иметь в чужой стране что-то из дома. Не хотел также, чтобы незнакомый человек выкинул в мусор эту памятку о России.

Кое-как по телефону на своем убогом французском объяснил проблему и попросил разрешение забрать календарь. На мой долгий монолог человек, приехавший хозяин Мансарды, ответил только: “О’кей”, и повесил трубку.

Я мялся, сомневался, когда лучше зайти: утром, днем или вечером, наконец, решил идти прямо после звонка: он точно дома.