Как удивительно, всего через несколько часов (ладно, пару дней) после родной, душной и тоскливой Пензы вдруг оказаться (очнуться!) на Елисейских полях!
Все-таки не укладывается в моей голове скорость передвижения физических тел в наш космический век, мне требуется больше времени на осознание и ощущение, вчувствование нового места, особенно этого, о котором мечтал всю жизнь, начиная с подросткового возраста.
Да, я – в Париже! С удовольствием повторяю: современный русский писатель в Столице славных муз. Несколько дней на акклиматизацию, перевод биологических стрелок на три часа назад, осмотр главных музеев, достопримечательностей и – за работу! Нельзя терять ни минуты драгоценного времени. Кафе, парки, набережные, просто скамейки на бульварах – что может быть лучше таких кабинетов?
Хемингуэй, Фитцджеральд, Джойс и наши – Бунин, Куприн, Набоков – они не зря стремились в Париж, город света, литературы, искусства и, конечно, любви… Наши пензяки тоже поблистали на набережных Сены: Вяземский, Денис Давыдов, Салтыков-Шедрин, Сева Мейерхольд! Жаль, Висяша Белинский сюда не добрался, и Михаил Юрьевич…
Ммм-да… Отъезд был тяжелый, на грани разрыва. Лизавета находилась просто в ярости: я еду в Париж на длительный срок один, без нее. Объяснения, что мне необходима смена обстановки и одиночество для завершения работы над романом, не принимались ни под каким видом. Ее кумушки-подруги подливали, конечно, масла в огонь, дескать, получил наследство, теперь спустит его по всяким мулен-ружам, гризеткам и профурсеткам. Потребность творческого человека, писателя, в уединении и сосредоточенности никто не понимает и не принимает!
Лизавета убеждала меня переехать на дачу в Клыково, сидеть там сколько заблагорассудится, она бы подвозила продукты раз в неделю. Клыково? Серые избы, тропинки, колодец или Париж? Увольте! Раз в жизни я имею право на собственный выбор!
Горд за себя, что выстоял свою мечту, не поддался на убеждения и уговоры. Правда, большую часть наследства после смерти матушки (продажи двух-комнатной квартиры и участка в садовом кооперативе) пришлось оставить Лизавете в залог супружеской верности. И Андрейку надо растить…
О чем я говорю? Через сто восемьдесят дней буду обратно, а оправдываюсь, будто уехал навсегда! И, главное, перед самим собой.
2.
Вчера встречался с Анной Сергеевной, матушкиной подругой и однокурсницей. Анна Сергеевна давно во Франции: после окончания пединститута она удачно вышла замуж за богатого француза, который приехал в СССР на экскурсию, а Анна Сергеевна в то время работала гидом-переводчиком в пензенском отделении Интуриста. Роман развивался стремительно и вскоре она уехала на постоянное место жительство в Париж, в Латинский квартал с видом на Сену и Нотр-Дам. С матушкой Анна Сергеевна переписывалась, поддерживала теплые отношения все годы и десятилетия. Из матушкиных писем Анна Сергеевна знала обо мне почти все, матушка также посылала ей некоторые мои сочинения и публикации.
…Чай из тульского самовара с изысканными пирожными был замечателен, но самое важное – Анна Сергеевна предложили мне пожить в студии ее знакомого художника, который сейчас в Америке и вернется нескоро.
Студия, вернее мансарда, как здесь называют, на Елисейских полях рядом с Триумфальной аркой! Художник даже деньги за проживание не берет, мне надо только оплачивать электричество и прочие удобства и поливать карликовое деревце бонзай по специальному графику. Пустяки и очень великодушно по сравнению с гостиницей, где я остановился вначале.
И еще: Анна Сергеевна устраивает у себя дома литературные вечера (sic!) в духе салонов Девятнадцатого века. Через две недели – мое выступление, “русского писателя, публициста, издателя общественно-политического журнала в Нечерноземье, лаурета высшей журналистикой премии “Золотое перо”, как объявила своим друзьям и знакомым добрейшая Анна Сергеевна.
3.
В мансарде обустроился – тесновато, но удобно, до всего можно дотянуться со стула в центре комнаты, комнатки. Мансарда – настоящая иллюстрация к романам французских классиков: под самой крышей респектабельного буржуазного дома с внушительным фасадом, парадной лестницей и огромным зеркалом в подъезде.
В доме есть лифт, но в мансарду приходится подниматься по “черной” лестнице. Раньше верхний этаж занимала прислуга, теперь, с безудержным ростом цен на недвижимость, комнатки прислуги стоят целое состояние и владеют ими, надо думать, обеспеченные люди.
В наклонном потолке с дубовыми балками (так и хочется сказать: моей мансарды) – окно-фонарь, выходящее на Триумфальную Арку, прямо напротив – черепичные крыши с каминными трубами, внизу – каштаны Авеню Марсо. Все вместе создает романтическое настроение и рождает мечты. Так и чувствую себя молодам писателем или поэтом, приехавшим в блистательную столицу изобразительных искусств и изящной словесности.
В комнатке-мансарде поместились кухонька, вернее, индукционная плитка, микроволновая печка, холодильник, раковина и супер-современный душ! Я похожие видел только на рекламных проспектах. Туалет, правда, в коридоре, (кулуаре, по-французски), но это даже лучше, а то представить, что ко мне пришли гости и кому-то из них захотелось по нужде… А если дамы? Конфуз да и только!
Откидной письменный столик – размер для меня вполне достаточный. Диван раскладывается и занимает почти всю комнату – просторный и удобный, я в первую ночь прекрасно выспался. Что-то этот парижский диван может рассказать… Хе-хе!
Что еще? Ах, да: полки с книгами по искусству, подвесные ящики для одежды и белья, еще один раскладной столик, который прячут за диван, когда не нужен, и пара раскладных стульев. Вот и все…
Где он, мифический хозяин мансарды, интересно, писал свои картины? Наверное, в другом месте – здесь можно заниматься только миниатюрой или графикой.
4.
Мой первый литературный вечер в Париже состоялся! Представляю, какой шум поднимется в родной Пензе! Сколько разговоров, сплетен, зависти вызовет это выступление у дорогих моему сердцу земляков: на расстоянии все выглядит более значительным и весомым.
Для Парижа такой вечер самое обычное явление: “Известная в кругах русской эмиграции Ассоциация “ГлаголЪ” устроила в зале при православной церкви очередной литературный вечер. На этот раз выступал мало кому известный писатель из росийской провинции…”
Подобные собрания ГлаголЪ проводит дважды в месяц, на них бывают московские знаменитости, выступают и местные звезды. Но в бинокль из Пензы все иначе: Эйфелева башня, Лувр, Триумфальная Арка, и на фоне такого великолепия наш пензяк читает свои статьи, стихи, прозу. Вот какие мы!
Интересно, что скажет Томашевсий? Но это теперь неважно…
Анна Сергеевна представила меня аудитории – милым и симпатичным любителям литературы. Я старался рассказать про свой журнал, показать общественно-политические, социально-нравственные проблемы российской провинции, но заметил, что публика начинает скучать.
Тогда я прочел пару забавных рассказов из жизни глубинки – это вызвало больший интерес. Прочел еще три-четыре короткие вещицы, которые обычно хорошо принимаются – даже “сорвал” благодарные аплодисменты.
Анна Сергеевна тихонько напомнила мне о времени – многие приехали на вечер после работы. Я сам видел, что зал вот-вот устанет: у меня многолетний опыт публичных выступлений, чтения лекций, докладов, участия в писательских конференциях.
Решил для снятия усталости с аудитории прочесть несколько стихотворений из моего последнего сборника – с юмором, сольцой, нашими нечерноземными специями. На удивление, стихи прошли лучше всего. Публика оживилась, глаза заблестели, молодежь и старшее поколение улыбались, громко и искренне хлопали в ладоши.
Думаю, вечер, в целом, удался и мое творчество запомнится на какое-то время.
После культурной программы все перешли в соседний зал, церковную трапезную, где женщины-глаголицы приготовили угощение: бутербродики, красная рыбка, селедочка, грибочки, колбаски – привлекательно и аппетитно! Со стороны мужчин-глагольцев – белое и красное вино, пиво для любителей и, конечно, водочка трех сортов – все-таки русские люди пришли на литературный вечер.
