Злата представила Далхана и занялась женщиной, Оленькой, а Далхан начал осмотр “фронта работ”. Квартира была в запущенном состоянии: в ней давно никто не жил, не убирался, многие выключатели не работали, оконные рамы плохо закрывались, краска на потолке и по углам шелушилась, водопроводные краны подтекали, дверной звонок болтался на одном проводке, половина лампочек перегорела. “За два дня не управиться, – объявил он Злате, – нужно пять дней, не меньше”.

Злата поговорила с женщиной, объяснила ситуацию и та согласилась.

Далхан приезжал рано утром, уезжал поздно вечером, когда появлялась Злата с продуктами для ужина. Днем Оленька пыталась что-то делать, помогать Далхану, но толку от нее было мало. Ей часто звонили друзья, подруги, старались поддержать и ободрить.

Оленькиного сына муж забрал к себе, использовал для давления на жену. Она страдала от разлуки с ребенком, плакала, но вернуть его пока не было никакой возможности.

Выяснилось, что муж вывез почти все ее носильные вещи, украшения, посуду, кухонные приборы, постельное белье, даже пылесос, швабру и мусорное ведро.

Злата вырывалась с работы, возила Оленьку по магазинам, покупала самое необходимое, готовила еду на три дня, мыла ее в ванне, причесывала, отвлекала разговорами от грустных мыслей и переживаний.

Далхана Оленька не узнала: видеть не могла, а после операции голос у него изменился. По-русски они никогда прежде не разговаривали, в такси обменивались короткими фразами из двух-трех слов на французском.

С ремонтом Далхан старался: делал больше, чем договаривались, дополнительной оплаты не просил. Оленька ему очень нравилась, вызывала сочувствие и жалость своей несчастной судьбой.

Злате позвонила женщина, которая обещала сидеть с Оленькой, сказала, что нашла другую, более выгодную работу. Злата расстроилась до отчаяния: быстро найти замену, надежную и честную, с хорошими рекомендациями, крайне трудно, почти нереально.

Далхан, смущаясь, предложил свои услуги: ему давно хотелось убежать из квартиры, где он жил с земляками (восемнадцать человек в трех комнатах с одной ванной и туалетом). На Злату он работал больше года, дорожил репутацией честного и скромного человека, был готов защитить Оленьку, если понадобится.

Злата с Оленькой посовещались и решили попробовать. Обговорили с Далханом детали ухода за Оленькой, питания, порядок проживания, что можно и что нельзя. В тот же день Далхан собрал свои нехитрые пожитки и перебрался из “Общежития имени Джохара Дудаева” в Оленькину трехкомнатную квартиру.

Прошла неделя испытательного срока. Оленька была искренне довольна: Далхан починил все поломки, покрасил и подновил потолки и стены, купил кафель, чтобы переложить плитку в ванной, ходил в магазины и на рынок, готовил кавказские блюда со специями и свежей зеленью, был тактичен и вежлив, не мешал Оленьке мыться и умываться, стирал белье в прачечной, убирался в доме. “Не мужчина, а Облако в штанах”, – шутили между собой подруги.

Быт Оленьки налаживался, и Злата вернулась к себе на юг – надо работать на вилле, готовиться к летнему сезону.

Не успела Злата распаковать после приезда чемодан, как ей в панике позвонила Оленька: Далхан приставал, она его оттолкнула, он ушел неизвестно куда, она боится, что Далхан ее зарежет, как необузданный кавказец, которому отказала женщина в его похотливых домогательствах.

Злата тут же перезвонила Далхану. Он сидел на скамейке в парке, клял себя, не мог понять, что на него нашло, признался, что с женой у него давно ничего не получалось, что он ценит новую работу, уважает Оленьку, сочувствует ей и жалеет.

Злата убедила его позвонить Оленьке и пойти извиниться лично. С нетерпением ждала звонка час, два, наконец, встревоженная, позвонила сама. Оленька и Далхан мирно ужинали, разговаривали, шутили и смеялись. У Златы отлегло от сердца: все же это она привела темпераментного чеченца к слепой подруге.

Далхан не тяготился своим положением сиделки, брата милосердия и компаньона, не видел ничего унизительного для мужского достоинства ухаживать за больной женщиной. Скоро он профессионально управлялся на кухне, ловко орудовал шваброй и пылесосом, читал вслух русские книги, выводил Оленьку в парк на свежий воздух.

На прогулке Оленька опиралась на его руку, и Далхан чувствовал себя гордым и значительным: серьезный мужчина ведет под руку красивую женщину.

Для выходов с Оленькой он долго и тщательно брился, надевал костюм и белую рубашку, повязывал галстук: а вдруг их случайно увидит кто-то из знакомых – надо выглядеть достойно, не как простой маляр или штукатур.

Прошел месяц, Оленька успокоилась, привыкла к присутствию Далхана, его размеренной походке на прогулках, забавному кавказскому акценту при чтении, и однажды после вечернего чая с баранками и пряниками задержала его руку в своей…

Мужская сила вернулась к Далхану от одного легкого прикосновения. Удивляться было некогда, он отнес Оленьку на руках в спальню, забыв про наставления врачей. Уснули они, обнявшись, под утро…

Далхан полюбил слепую, беззащитную и беспомощную Оленьку. Полюбил страстно, восторженно, благоговейно, как любят только раз в жизни. Называл ее “нежным цветком”, “белой лилией”, а себя – “диким горцем”.

Иногда вспоминал мужчину в берете, Авеню Марсо, гнал от себя эти мучительные картины, Оленьке ничего не рассказывал, ни о чем не спрашивал.

Оленька живо интересовалась Чечней, нравами и обычаями этой крохотной республики. Далхан с юмором описывал свой забытый Аллахом аул, родственников и односельчан, их упрямство и несгибаемый характер.

Однажды на прогулке в парке Оленька разоткровенничалась. Раньше ей приходилось много подрабатывать гидом-экскурсоводом, водить туристов из бывшего Союза по Парижу и окрестностям. Самые выгодные – индивидуальные туристы или семьи: с ними меньше вопросов и проблем, а деньги хорошие.

На заре экскурсоводческой карьеры туристическое агенство предложило ей провести экскурсию по Версалю для трех человек: на машине туда и обратно. Туристы выбрали Оленьку по фотографии со стенда “Наши гиды” в приемной.

Оленька охотно согласилась: наработанная тема, ехать всего полчаса в один конец, если не будет пробок на обратной дороге, то можно успеть вечером на концерт к подруге в Мэрии Восьмого района, надо только заскочить домой переодеться.

…К агенству подъехал большой мерседес с тремя кавказцами в черных кожанных куртках, джинсах, с золотыми цепями и браслетами. Аварцы из Махачкалы, приехавшие по бизнесу, как Оленька выяснила, устроившись рядом с водителем на переднем сиденьи.

О богатой истории Парижа, его знаменитых площадях и дворцах туристы слушали невнимательно, переговаривались на своем цокающем языке.

Выехали из города, Оленька начала красочную историю закладки и строительства Версальского дворца, когда машина почему-то свернула с шоссе на местную дорогу, а потом на грунтовый проселок. Оленька забеспокоилась, спросила, в чем дело. Сказали, что водителю надо по нужде, не может терпеть: почки больные.

Машина остановилась в глухом перелеске.

– Выхады, мы тыбя насыловать!

Оленькино сердце сжалось от щемящего страха.

– Лучшэ нэ сапратывляйся, тогда быт нэ будэм и обыратно в Парыж прывызом!

Водитель расстегнул ширинку и достал оттуда напрягшийся член, татуированный тиграми и драконами. Двое других вышли из машины, ухмыляясь, открыли дверцу с Оленькиной стороны.

Лоб и ладони Оленьки покрылись капельками противного холодного пота: опять наваливается мучительный кошмар с избиением, болью и унижением, кошмар, который надолго продлится венерическими заболеваниями, психозами и истериками…

– Тронете меня хоть пальцем – мой мужчина-чеченец найдет вас и убьет, затем отыщет ваши семьи и всех вырежет!

Оленька отчаянно врала, но распаленные кавказцы замерли. Если бы она сказала: “Корсиканец” или “Сицилиец”, они бы не поверили, жестоко избили за вранье и изнасиловали, но мужчина-чеченец произвел сильное впечатление. Злобно жестикулируя, аварцы перекинулись между собой парой гортанных слов, выкинули Оленьку из машины и уехали.