Официанты накрывали скатертями столы, раскладывали ножи, вилки, расставляли бокалы. Музыканты настраивали инструменты, подключали аппаратуру. Из кухни потянуло вкусными ароматами…
За сдвинутыми в длинный ряд столами рассаживалась типичная группа туристов из российской глубинки – коренастые мужички и плотные женщины, все с покупками, пакетами, сумками из дешевых парижских магазинов. Для туристов обычное комплексное меню: салат, борщ, шашлык, на дессерт – пахлава, чай или кофе; водка – бутылка на четверых, вино – бутылка на троих, остальное – за дополнительную плату.
Вовчик с Рашидом хлопнули по третьей, Гарик “вешал лапшу на уши” проститутке, крашеной платиновой блондинке, Зураб заказал на стойку горячий хаш и еще рюмку тутовой.
–…Встретил женщину, с которой совпадал во всем: эмоционально, духовно, физически…
Двое продолжили: взяли по графинчику, чтобы Ашот не мотался туда-сюда. Тонкий – на смородиновых почках, Толстый – на хрене. Сидели с открытия, пора было поесть: Тонкий попросил долму, Толстый – люля-кебаб.
Озабоченый Самвел шептался с Ашотом: в ресторан приехал консул Армении отобедать и поговорить с российским торгпредом – требовался графин лучшей водки. Ашот нацедил из бутыли густой рубиново-красной тутовой – национальная гордость(!), и Самвел убежал лично обслужить важных дипломатических гостей.
–…Когда совместная жизнь невозможна, надо честно признаться самому себе! – по упавшему голосу было понятно, что для Тонкого это больная тема. – У меня не состоялось будущее, у тебя сгорело настоящее.
– Вопрос в другом: как ее забыть?
– Забыть – никогда не забудешь, особенно, если много лет прожили вместе, но постарайся расстаться с ней без боли и обиды.
“Кажется, мужики выходят на финишную прямую, – подумал Ашот, – налью им еще по сто пятьдесят – не больше”.
Проститутка оставила болтливого безденежного Гарика и переключилась на пожилого серьезного армянина с толстой золотой цепью на волосатой шее. Вовчик с Рашидом отправились по домам, значит, торговля была не самой удачной. Зураб достал из портфеля газету Нью-Йорк Таймс.
Музыканты начали выступление с тихой пищеварительной музыки. Танцы начнутся позже, когда наполнятся желудки, а головы затуманятся алкоголем.
– …Вспомни, что тебе в ней не нравилось, что раздражало. …В прелестях ищите недостатки. Станет сразу все намного проще…
Толстый задумался:
– Посуду не любила мыть…
– Это ерунда! Надо было ей машину купить, посудомоечную. А лично, как в женщине, что тебя не устраивало?
– Морщины появились на лбу и шее, складки на подбородке… Скучная всегда, раздраженная…
– Увы, естественный процесс увядания, от возраста никто не убежит. Скучная – рутина семейной жизни надоела. …Скажем про веселую – под мухой. Пухленькая: скоро лопнет с жиру…
Толстый наморщил лоб:
– Ступни у нее большие, всегда стеснялась своего размера.
– Это серьезный недостаток! У моей, впрочем, тоже нога всего на размер меньше моей была. …в меру большая грудь, правильно округленная икра, колена цвета раковины, покатые плечи, …но главное, знаешь ли что? – Легкое дыхание!… Что еще?
– Храпела во сне!
– Отлично! Моя тоже посапывала, но до настоящего храпа не доходило – мы редко ночи проводили вместе.
– Значит, любовнику, сложнее расставаться: у тебя анфилада приятных впечатлений. Еще, – Толстый, похоже, заводился, – апельсины ногтями чистила, а сок и кожура под маникюром застревали, оранжевые ободки получались…
– Чувствуешь: тебе медленно, но верно, становится легче, – ободрил Тонкий. – А с кожурой они все одинаковы: любят раздирать плоть когтями!
– Точно! – Толстый даже расправил плечи. – Извини за интимный вопрос: как твоя в сексе была?
Тонкий налил себе по самый край:
– В любви… Никогда в жизни не испытывал ничего подобного. Ни с какой другой женщиной.
– Трудно тебе будет. Моя жена фригидна как рыба. Ложилась в постель и сразу отключалась.
– Работала много?
– Бывало иногда… Но чтобы женщина спала и мирно похрапывала, когда я ее в жопу трахал – это просто анекдот! Никто не верит, когда про такое рассказываю…
– Всякое случается… Моя однажды уснула, минет делая…
“Языки у мужиков развязались. Больше им не наливаю, – решил Ашот, – напьются, потом проблем не оберешься”.
– Не переживай, – утешил Толстый Тонкого. – Хороший секс, конечно, много значит. Ты обращал внимание на других женщин на улице, на пляже, в телевизоре? Даю сто процентов: хотя бы раз тебе хотелось какую-нибудь из них…
– Верно, – согласился Тонкий.
– Значит, не все потеряно! Глупо думать, будто на одной женщине свет клином сошелся. Только безусые школьники переживают, что подружка, которая бросила, была самой сексуальной и другой такой не будет. Всегда найдется более умелая и горячая! Главное – не спешить и не суетиться. Подожди, все произойдет само по себе. А вдруг сегодня?!
– У нас Любовь была. Родство душ… Единение…
– Так может с другой куда теснее будет! На Земле живет семь миллиардов человек, половина из них – женщины!
– А тянет к одной…
Толстый чокнулся своей стопкой о стопку Тонкого, залпом выпил:
– Ты стал более опытным, пережил много, значит, поумнел. Для секса это тоже важно. Надо отвыкнуть от той женщины, не ныть и не канючить. Дороги назад нет, только вперед! Ты должен быть счастлив!
– Кто бы говорил! – Тонкий тоже выпил. – Я сам утешал друзей в подобных ситуациях, говорил похожие слова, хлопал по плечу, наливал водку в стакан… Как сам-то?
– Другим советовать проще… Жена мне изменяла, потому что богатого искала. Я не плох, но всегда ищут лучшего, в идеале – американца! Говорят, что женщина уходит “от”, а мужчина “к”…
Ашот заметил на столике, за которым сидел Ульянов, блюдечко с несколькими евро за кофе. Жалко, не попрощались. Мастер – человек тактичный: ушел тихо, не хотел мешать работе.
– …Ребенок остался, но обойдется без папаши. Жена-стерва пусть одна крутится… Денег с меня шиш получит! – Толстый для убедительности погрозил мясистым кукишем куда-то в сторону. – Я теперь свободен, готов начать новую жизнь!
Ансамбль урезал на полную громкость “Бамболео” – беспроигрышный номер. Поевший и выпивший народ подхватил дам и бросился танцевать.
Ловелас Гарик прижал пышнотелую руководительницу группы и повел ее а-ля танго, русские туристы с посвистом отбивали чечетку в центре зала, платиновая проститутка томно прильнула к серьезному армянину, Зураб допил водку и вышел – не любил шум и грохот кабацкой музыки.
– …Когда в сортире сидела, кряхтенье на всю квартиру разносилось, – язык у Толстого заплетался.
– В десятку! Моя так громко пукала – через коридор слышно…
Оба невесело рассмеялись.
– Дорогие гости, извините, вам больше наливать не могу – распоряжение начальства. Вы сидите в баре с утра, устали, время позднее…
– Ладно, Ашот, понимаем… Ты думаешь, мы перепили… Заканчиваем… – мужиков явно “штормило”.
Оба “дожали” последние капли из графинчиков в стопки.
– Одно часто вспоминается, – вздохнул Тонкий, – родинка у нее на попе…
– Слева? Справа?
– Слева…
– И у моей жены слева…
Чокнулись, выпили и, пошатываясь, направились к выходу.
– Идиоты, – пробурчал Ашот себе под нос, – ничего не соображают…
20. Ночной таксист
Ночью удобно припарковывать машину на перекрестке Авеню Марсо, Рю Галилея и Рю Эйлера. Рядом – Елисейские поля, площадь Звезды, главные парижские авеню, которые лучами расходятся от Триумфальной арки. Далхан ставил свое такси в развилке, уткнувшись в тротуар, и засыпал в ожидании вызова.
По звонку из диспетчерской он срывался и ехал прямо на Елисейские поля, или налево по Рю Галилея в сторону Конкорда, или направо по Рю Эйлера к мосту Альма, Сене и на другой берег, или разворачивался и по Авеню Марсо ехал мимо Арки в сторону окружного шоссе Перефирик, модного района Дефанс, бедного Клиши или Аэропорта Шарля де Голля.
