Тайком она сходила к врачу проверить все ли в порядке. Врач осмотрел, сделал анализы – не нашел никаких отклонений. Может быть проблемы у мужа? Большая Мама собрала немного его семени и принесла врачу – тоже все в порядке, живучие и активные сперматозоиды.

Большая Мама решила съездить домой, поговорить с матерью: когда европейская наука бессильна, надо обращаться к проверенным народным средствам.

…Мать разожгла сухую внутренность баобаба в лесной хижине, где занималась врачеванием и колдовством, нагнулась над курильницей, глубоко вдыхая голубой дым, и слегка ударила в джембе. Женщины редко играют на барабанах, во многих местах это запрещено негласной традицией, но мать – колдунья, у нее свои законы.

Дым заполнил комнату, у Большой Мамы закружилась голова, от ритма джембе сердце билось сильнее и напряженнее. Колдунья сказала ей лечь на стол, снять городские трусы и раздвинуть ноги. Большая Мама лежала на столе, смотрела на крышу из пальмовых листьев, а джембе бил то сильнее, то слабее, то ближе, то дальше.

– Матка открывается, когда звучит джембе… Возвращайся к мужу.

Балла удивился просьбе жены позвать в дом барабанщика, но под ритм джембе сам разошелся – Большая Мама сбилась считать, сколько раз он ее оплодотворил.

Беременность протекала болезненно, с кровотечениями и осложнениями. Большая Мама измучилась, похудела и подурнела. У нее часто болела голова, она плохо спала. Подруги говорили, что обычно мужья изменяют именно в это время.

Балла много путешествовал по делам фирмы, Большая Мама решила его сопровождать. В поезде Дакар-Нигер у нее начались схватки. Акушер на ближайшей станции принял роды и появился сын, названный Мбаке в честь городка, где увидел свет, а Большая Мама стала Большой Мамой.

Вскоре в один год умерли родители Балла. Он унаследовал завидное состояние, плюс успешный строительный бизнес. Работать ему надоело, он нанял толкового управляющего и стал вести образ жизни белого плэйбоя – гольф, поло, театры, виски, рестораны, виски, бега, виски…

Большая Мама с беспокойство смотрела на изменившегося мужа – он много времени проводил перед зеркалом, наряжался, прыскался дорогими одеколонами, через год менял машину, ездил с приятелями по ночным клубам.

Сына он любил, денег на него не жалел. Большую Маму в тратах не слишком ограничивал, потакал капризам, не обращал внимание на ее приходы-уходы и смутная тревога росла в душе Большой Мамы.

Дакар – крупный город, но успешные люди все на виду. Скоро стало известно, что у Балла есть любовница – белая и, к тому же, блондинка. Подруга Большой Мамы видела их несколько раз вместе – в машине, в ресторане, на пляже.

Большая Мама сначала не поверила, но когда проходили очередные автогонки Париж-Дакар, подруга неожиданно заехала за ней и отвезла к финишу гонок.

В бинокль Большая Мама разглядела на трибуне своего мужа, а рядом с ним – изящную миниатюрную женщину с бледной незагорелой кожей, рыжеватыми волосами и зелено-голубыми глазами. Женщина прикрывалась от солнца кружевным зонтиком и прижималась к Балла.

…А теперь такие же глаза смотрели на Большую Маму и изящная миниатюрная женщина протягивала руку для приветствия!

Большая Мама царственно ей кивнула, поднялась со своего трона и направилась к столу.

Оленьку задело высокомерие Большой Мамы, но, ради Мбаке, решила не осложнять ситуацию.

С едой оказались большие проблемы: вилок, ложек и ножей на столе не было, Большая Мама и Мбаке ели руками и хлебом, но аккуратно и чисто. Полу-парализованного отца подкатили с креслом к столу, иногда он что-то мычал и кивал головой. Служанка вытирала ему губы салфеткой и клала в рот кусочек чего-нибудь, что не надо жевать.

Оленька перемазалась экзотической пищей, поминутно вытирала пальцы и рот, уронила кусочек маринованого мяса на скатерть, стеснялась своей неловкости и делала все еще хуже.

Обед проходил напряженно. Большая Мама обращалась только к сыну, к тому же, на языке волоф, на котором говорит большинство Сенегала. Мбаке отвечал односложно и тихо. Таким смирным Оленька его никогда не видела.

– Мама просит, не могла бы ты помочь убрать со стола, – обратился Мбаке к Оленьке, – служанка уже ушла домой.

– Конечно, с удовольствием, – Оленька была рада освободиться от непонятных церемоний.

Она собрала посуду и отнесла на кухню – еще один роскошный зал с современным компьютерным оборудованием.

– Моечная машина сломалась. Мама просит тебя помыть посуду… Если тебя не затруднит, – добавил от себя Мбаке.

“О’кей, помоем посуду, если это входит в проверку молодой невестки”, – Оленька надела фартук, что висел возле раковины, не найдя резиновых перчаток, с сожалением посмотрела на маникюр и принялась мыть гору тарелок, стаканов, блюд, кастрюль и мисок.

Через пол-часа закончила и вернулась в столовую.

Большая Мама продолжала беседовать с сыном, отца перекатили к стене.

– Мама говорит, что служанка не успела убраться в тулете и просит тебя помыть его, – убитым голосом перевел Мбаке.

Оленька молча кивнула: надо, значит – надо. Вежливо улыбнулась и пошла мыть туалет рядом с прихожей. Почистила порошком раковину, унитаз, протерла зеркало. Зачем? Все и так стерильно чисто.

Вернулась в столовую, присела на краешек стула…

Большая Мама говорила сыну что-то неприятное, плечи Мбаке опустились, он выглядел поникшим и жалким. “Что происходит?” – Оленька чувствовала, что разговор шел о ней.

– Кого ты привез? У нее нет никакой гордости! Убирать и мыть посуду – для простых девок из деревни. Чистить сортир голыми руками! Тьфу! Ни одна порядочная женщина никогда не согласится! Твоя блондиночка – дешевка из портового кабака, ей нужны только наши деньги, на тебя она наплюет, если их получит. Зачем ты притащил ее ко мне? Похвастаться белой любовницей? Тебе не хватало проституток в России, решил опозорить меня дома? Соседи сегодня растрезвонят по всему Дакару про твою глупость. Такую низкопробную невестку в наш дом я никогда не пущу! Найду тебе хорошую черную девушку из уважаемой деревенской семьи.

– Мама, я люблю ее, она любит меня…

– Вздор! Не смеши меня. Ты просто хотел доказать себе превосходство над белой расой. Молодец! Доказал своим черным членом. Теперь выгони ее из дома и поговорим о деле.

– Мама, я люблю ее…

– Хватит тебе болтаться во Франции, пора браться за ум.

– …она любит меня…

– Я куплю тебе бессрочную лицензию и станцию Скорой помощи на четыре машины.

– …люблю ее…

– Пять машин.

– …любит меня…

– Шесть.

– Мама…

– Семь.

Оленька с растущей тревогой наблюдала за матерью и сыном: происходило что-то очень нехорошее… Что? Есть в этом ее вина?

Краем глаза заметила, как отец раскачивался в инвалидном кресле, стукаясь головой о стену и пытаясь что-то сказать. Всем было не до него. Мбаке выглядел совсем плохо. Что делать?

Звякнули золотые украшения и цепи, когда Большая Мама поднялась из-за стола и направилась к выходу из столовой. Проходя мимо Оленьки, не оборачиваясь, бросила по-французски:

– Вон из моего дома, шлюха!

Отец страшно замычал, перевернул коляску и вывалился из нее, стукнувшись головой о каменный пол. Большая Мама подобрала просторную цветастую юбку и молча через него перешагнула.

Узнав про измены мужа, Большая Мама снова поехала в родную деревню. Отец умер, но мать была жива, продолжала лечить односельчан травами и заговорами, вправляла грыжи, принимала роды, гадала девушкам на суженого, отводила порчу…

Большая Мама долго советовалась с матерью в лесной хижине под мерный ритм джембе, потом вернулась в столицу.

В ближайшей праздник, благо, в Сенегале они по два в месяц, Большая Мама устроила у себя дома пышный прием с толпой гостей, угощением и выпивкой. Для развлечения пригласила ансамбль барабанщиков и танцоров. Гости восторженно аплодировали, пели, танцевали, в общем, веселились.