Пока сканировал ярлыки, принимал кредит-карту и складывал покупки в бумажный пакет, со смехом рассказал про учебу в Университете Патриса Лумумбы на медицинском, а потом в интернатуре Первой градской. Домой в Сенегал Мбаке возвращаться не спешил и притормозил на два года в Париже. Работал то здесь, то там, но никогда по своей прямой специальности врача Скорой помощи. Русский диплом во Франции не принимался, а идти опять учиться, повторять образование Мбаке было лень.

За пару минут у кассы Мбаке так развеселил Оленьку, что она от души смеялась, не обращая внимания на недовольную очередь.

– Знаешь, о чем я здесь больше всего скучаю? – спросил Мбаке, передавая ей увесистый пакет. – О селедке. Как уехал из Москвы, больше никогда не ел.

– Да какие проблемы! У меня есть две банки, одной могу поделиться, – предложила добрая Оленька.

Мбаке рассыпался в благодарностях. Договорились созвониться, когда он закончит смену.

Вечером хлестал ледяной дождь, выходить из дома Оленьке не хотелось и она позвала Мбаке подняться к ней за банкой. Дальше – попили чаю: не выставлять же мокрого человека сразу обратно под дождь. Толстый Мбаке распарился, извинился и попросил снять мокрые ботинки: как бы не простудиться (врач, все-таки). Поставил ботинки у двери, сел и прикрыл ноги дверным ковриком, чтобы не пахли.

После чая Мбаке расплатился за свою банку и попросил открыть – давно мечтал о таком наслаждении. Оленька не возражала и протянула ему консервный нож. Мбаке ловко открыл жестянку, втянул пряный запах широкими, как у орангутанга, ноздрями и даже заурчал в предвкушении долгожданного деликатеса. Спохватился и достал из кармана дождевика бутылку русской водки – сила традиции!

Оленька, вообще-то, водку не пила, предпочитала легкие десертные вина и шампанское, но очень уж аппетитно все выглядело. Хлопнули по стопке, закусили селедкой и черным бородинским хлебом из русского магазина. Потом повторили, потом еще, потом уже барахтались голыми на узкой Оленькиной постели.

Получилось легко и весело, утром никакие угрызения совести Оленьку не мучили, даже голова не болела. Она думала, что одним сеансом все закончилось, но Мбаке позвонил в свой перерыв, потом еще и еще, рассказывал анекдоты, забавные случаи, таскал ей продукты из МоноПри, смешил… И мало-помалу они стали встречаться все чаще.

Встречаться, значит – трахаться. Толстый Мбаке едва помещался на Оленькином раскладном диванчике. Ему нравилось быть сверху, но тогда мелкая Оленька просто задыхалась от его размеров и веса – рост метр девяносто три и сто шестьдесят килограмм черного мяса и жира. Устраивалась на нем сама – лежала животом или спиной, сидела, качалась, вертела своей юркой попкой. Оленьке нравился секс на коленях сзади, но тогда тяжелый Мбаке так сотрясал диванчик, что тот чудом не разлетался в щепки.

Иногда Оленька приезжала к Мбаке в пригород Сан-Дени, когда не было его приятеля Абду, с которым он делил квартиру в многоэтажном доме, населенном выходцами из Африки.

Квартира “студенческая”: в крохотной кухоньке едва помещался столик на двоих, электроплита, микроволновая печь на полке и маленький холодильник; в “салоне” на полу лежали два потертых матраса, стоял допотопный телевизор, переносной бум-бокс, пара стульев. Одежду и прочие вещи держали в стенном шкафу и на антресолях.

Трахаться на матрасе было устойчевее, чем на Оленькином диванчике, но далеко ездить – сначала на метро до конечной, а потом девять остановок на автобусе.

Однажды вечером Абду пришел раньше обговоренного часа, открыл своим ключом дверь, увидел голых Мбаке и Оленьку, спаривающихся на полу, остановился возле матраса и бесцеремонно предложил поучаствовать в процессе.

Мбаке вопросительно посмотрел на Оленьку, та обиделась, оделась и ушла, но через день помирились – Мбаке уверил, что пошутил и ничего плохого в мыслях не имел.

Оленьке с Мбаке было просто, хорошо и спокойно. Никаких претензий или ревности он к ней не предъявлял, был всегда весел и оптимистично настроен. Что толстый и черный – забавляло, разжигало любопытство, вносило разнообразие и элемент приключения.

О совместной жизни речь не велась: денег не хватало на самое необходимое, а квартирные условия были у обоих минимально-минималистические.

Через четыре месяца физкультурного знакомства Мбаке предложил съездить с ним отдохнуть в Сенегал, в Дакар, где жили его родители.

– Ты хочешь познакомить меня со своими родителями? – Оленька лукаво округлила глаза – она подкрашивала ресницы после очередного сафари африканской любви. – Ты понимаешь, что это значит?

– Понимаю, – тридцатишестилетний Мбаке посерьезнел. – Хочу представить свою невесту.

– Твою невесту? А меня ты спрашивал, хочу ли я за тебя замуж?

– Сейчас спрашиваю…

…Как только сошли на землю в Аэропорту Леопольда Седара Сеньора, Мбаке побежал в зал ожидания звонить по единственному работающему телефону-автомату. В Париже он после каждого переноса вылета предупреждал родителей, вернее, мать, что самолет задерживается, но все равно выглядел обеспокоенным. Разговаривал минуты две, пока Оленька получала с конвейера багаж. Ради экономии они запихнули вещи обоих в большой чемодан.

Мбаке вернулся озабоченный и суетливый:

– Мама сказала, чтобы мы ехали прямо к ним. Пора обедать, она не хочет ждать, пока мы устроимся в гостинице.

Гостиницу они не заказывали: Мбаке объснил, что проблем с этим не будет – приедут в город и выберут, что понравится. Времени на поиск уже не оставалось, а опоздать на встречу с родителями было бы невежливо и недальновидно.

Оленька достала из чемодана бирюзовое платье, которое они выбирали вместе с Мбаке на распродаже в универмаге Самаритэн. Платье ей очень шло, подходило к цвету глаз, к тому же, не мялось и всегда было готово к употреблению.

Переоделась в туалете, наскоро подкрасилась, попрыскалась духами, повесила на шею тоненькую золотую цепочку с маленьким сердечком – подарок Мбаке перед поездкой. К встрече с будущими тестем и свекровью готова!

За несколько минут доехали на такси до района Фенетр-Мермоз, где жили родители Мбаке. Шикарный комплекс на берегу океана, огороженный высоким забором, с собственной охраной, частным пляжем, бассейном, спортивным центром, кафе и рестораном. Среди пальм белели стройные корпуса квартир-люкс и современные виллы, между ними – ухоженные газоны и вымощенные желтым кирпичом пешеходные и велосипедные дорожки.

Такси остановилось перед двухэтажным каменным особняком с балконом, террасой, подземным гаражом и позолоченной табличкой “Bienvenue” возле входа. Однажды Мбаке уклончиво сказал Оленьке, что его родители О’кей, но к такому великолепию она совсем не было готова.

Дверь открыла дородная черная служанка, таксист затащил чемодан в прихожую – высокий мраморный зал с африканскими масками на стенах и хрустальной люстрой с бесчисленными подвесками.

Притихший Мбаке осмотрел себя в зеркало, провел ладонью по волосам и щекам, одернул рубашку и направился за служанкой. Немного озадаченная Оленька поспешила следом.

В центре столовой, размером с хороший парижский ресторан, стоял массивный обеденый стол, который отражался в полированом полу из черного лабрадора. На столе высились вазы с экзотическими фруктами, кувшины с напитками и хитроумные горки из непонятных разноцветных яств и лакомств. Три стула с высокими спинками придвинуты к разным сторонам стола.

Спиной к огромному, во всю стену, окну, в резном кресле, похожем на трон, восседала величественная фигура в традиционном женском наряде и с массивными золотыми украшениями. Против света она выглядела монументальной скульптурой, высеченой из эбенового дерева, лишь белки глаз неприятно светились. За ее спиной открывался панорамный вид на океан и пальмы на пляже.

Мбаке подошел к молчаливой фигуре:

– Здравствуйте, мама, – наклонился и поцеловал ей руку.

Затем повернулся к седому изможденному мужчине, который сутулился рядом в инвалидном кресле: