— Скажем так: я довольно неплох в них. — говорит Чарльз, укладывая доску на стол и начиная раскладывать фигуры. Себе — белые, уже по старой привычке, а Эрику — чёрные.

— Ух ты, почти не самоуверенно, — усмехается Леншерр, смотря на фигуры перед собой.

— Я не настолько самоуверенный, как ты думаешь. — говорит Чарльз, делая первый ход.

— Вчера мне показалось чуть иначе. — двигает пешку Леншер, прислонив прохладное стекло рюмки к щеке.

— Я под таблетками не похож на обычного себя. — отвечает Чарльз, следом за Эриком выдвигая вперёд коня.

— Как насчет варианта не закидываться? — безразлично — это не его дело, вообще-то — спрашивает Леншерр, задумываясь над следующим ходом.

— Это… мм. — Ксавьер отпивает из рюмки. — Звучит глупо, но это удобно.

— Удобно? — переспрашивает Эрик, не отнимая уже немного теплой рюмки от щеки. Плохо это. — В каком смысле?

— Сложно объяснить. Это просто. И то, что мне нужно. — отвечает Чарльз.

— Интересно. — только и отвечает Леншер, задумываясь о сказанном, переставляя важную фигурку в ущерб Ксавьера.

«Просто и то, что нужно»? Все еще не его дело, но звучит чертовски странно. И немного неправильно.

Мозговой штурм идет медленнее, чем хотелось бы, но все же идет. Отчего вообще Чарльз Ксавьер мог выбрать такую дорогу?

Да не от чего, если подумать.

— Ты, я посмотрю, играешь лучше меня. — отвечает Чарльз, передвигая слона.

Какие вообще проблемы могут сподвигнуть его к таким действиям?

— Лучше, чем разбираюсь в литературе, ага. — говорит спокойно Эрик, немного отпив из рюмки.

— Рад, что ты сам это признаёшь, — ухмыляется Ксавьер. — Но я всё равно не собираюсь проигрывать тебе в сухую, mignon¹. — он усмехается и отпивает из рюмки.

Эрик фыркает, пряча усмешку в новом глотке. Презабавно, Ксавьер.

Только вот не один ты знаешь французский. Хотя, пускай пока думает, что один.

— Ну тогда удачи, буду ожидать твоего выигрыша.

Ксавьер чешит затылок, раздумывая над — просто ужасное положение фигур, ужасное — следующим ходом.

Слон делает легкомысленный ход и встаёт под горячую руку вражеской фигуры.

— Ну, возможно, мне стоит играть на трезвую голову. — говорит он, в противовес словам делая ещё глоток из рюмки.

— Возможно, тебе всё стоит делать на трезвую голову. — подтверждает Леншер, сбивая фигуру Чарльза. — Бам.

Он слабо улыбается, не спуская взгляда с доски.

— Зачем все это?

— О чём ты? — спрашивает Чарльз, провожая покинувшую поле битвы фигуру взглядом.

— Я сижу в твоем доме, играю с тобой в шахматы и пью. Я не понимаю, чем это вызвано. — поясняет Эрик, теперь уже угрюмо рассматривая фигуры.

У него преимущество.

Усталость от не ясно чего бьет по нему как только можно. У него недостаток.

— А почему нет? Разве люди не делают этого? — спрашивает Чарльз, поднимая взгляд с доски. — Ну, знаешь. Сидят дома, играют в шахматы и пьют у своих… знакомых.

— Знакомых. — потирает глаза Эрик. — Мы вроде как не в лучших отношениях, иногда мне хочется тебя прибить, а тебе — сказать что-то еще более дерзкое, так что да, не думаю, что обычно отношения подобного типа сопровождаются… подобным. — он неопределенно указывает на стол, открывая глаза.

— За что тебе хочется меня прибить? Я не делаю ничего плохого, — чуть возмущённо спрашивает Ксавьер. — И да, не вижу причин, по которым мы не можем сыграть в шахматы и выпить.

— Просто у нас разное восприятие, похоже. — пожимает Эрик плечами. — Ты бываешь весьма раздражающим, но я не отрицаю того, что тоже бываю таким, так что без обид. Все равно ведь не прибил. И не прибью. — он залпом выпивает оставшийся алкоголь, громко поставив рюмку на стол.

— Весьма благодарен за это, — отвечает Чарльз и тянется за бутылкой, чтобы долить себе и Леншеру виски.

— Не хотелось бы разборок с полицией. — хрипло смеется Эрик, глядя на темное-темное окно за Ксавьером. Чарльз фыркает.

— Мне казалось, что ты живешь с сестрой. — замечает Эрик, не сводя глаз с окна.

Темно, словно за полночь, хотя на деле едва девять.

— Она… Решила сходить на свидание в кино. — отвечает Ксавьер.

— Мило. А ты решил, что неплохо выпить с холодным мудаком с ужасной, как для немца, пунктуальностью? Прекрасно, теперь я понимаю, почему вы такие разные. — хмыкает Леншерр, наконец отводя взгляд и делая новый глоток.

Шахматы, кажется, забыты, но Эрик не совсем в том настроении, чтобы играть. Или не в том состоянии.

— Я просто посчитал, что… — Чарльз на секунду задумывается. — Не знаю. Считай, что мне стало скучно.

— Не думаю, что я хорошее развлечение, учитывая, что хочу спать и отвратительно поддерживаю разговор, но ладно. Странный ты просто. — медленно заканчивает Эрик, осматривая, наконец, окружение. Все такое… это называется уютно, так?

Все уютное, обшитое деровом. Теплое.

— Чем же ты ночью вместо сна занимаешься, Леншерр, что выглядишь, будто убитый? — спрашивает Ксавьер.

— Читаю. Иногда прожигаю время сна за бесполезными статьями в интернете, но в основном читаю. Ночью интереснее. — улыбается он искренне, как ребёнок.

Маленький комнатный кактус на краю стойки сложил лепестки оранжевого цветка с наступлением ночи.

— Я тоже. — мягко улыбается Чарльз. — Ну, за исключением тех ночей, когда. Ну, таких, как вчера. — неловко заканчивает он.

— Уменьшай их количество, будет тебе счастье за чтением любимого Шекспира.

Фотография Рэйвен в обнимку с Чарльзом на холодильнике, держащаяся там на магнитике, выглядит… семейно, если так можно выразиться. Куча других фото, среди которых он видит Мойру, Хэнка и еще пару ребят, имен которых не знает. Или не помнит.

Весьма сентиментально. Эрик не может отвести глаз, рассматривая каждую, хотя и находится далековато.

— Ты правда можешь подойти поближе и лучше рассмотреть всё, — говорит Чарльз, замечая взгляд Леншера. — Я же не против.

— Как-нибудь не сегодня. — говорит Леншер, хотя все еще не поворачивается, глядя на фото Эммы, которая стоит рядом с Рэй, стараясь не улыбаться, хотя ей, видимо, очень смешно.

Эрик не совсем понимает, что фраза могла прозвучать немного не так, поэтому исправлять ее не собирается.

— Так много фото.

— Да, мм… Я не то чтобы люблю фотографировать, но в компании это всегда заставляют делать именно меня. — говорит Чарльз, неловко почёсывая затылок.

— Похоже, в тебе видят талант фотографа. — усмехается Леншер, переводя взгляд на Чарльза. — На самом деле это довольно… уютно, что ли.

— Да, пожалуй, — соглашается Чарльз, с мягкой улыбкой настольгии смотря на старые фотографии. — А ты фотографируешь? Рисуешь? Поёшь? — спрашивает Ксавьер. — Или тратишь всё время мира на Гёте и уроки?

Эрик улыбается, оставляя недопитый стакан. Хватит, пожалуй.

— Я не фотографирую, пою как и все люди тихо и без свидетелей, рисовать умею не так, как Микеланджело, так что. Мне нравятся языки. Поэтому именно так, трачу все время мира на Гете, шахматы и многие бесполезные вещи по типу брождения по городу, изучая окресности и просто думая. Ничего интересного. — подпирает щеку ладонью Леншер.

— И какие языки ты знаешь? Помимо английского и немецкого. — интересуется Ксавьер.

— Польский, немного испанский. — медленно говорит Эрик, решая, что о французском пока стоит умолчать.

Интереса ради.

— Миленько. — отвечает Чарльз. — Я знаю только Французский и пару фраз на Русском. — в свою очередь говорит он, выпивая оставшееся содержимое рюмки.

— Русский и французский. Теперь еще больше уверен, что ты мог тогда рассказать мне есенинское «Ты меня не любишь, не жалеешь». — усмехается Леншер.

— А ты можешь цитировать Гёте в оригинале, — говорит Чарльз и опускает взгляд на недоигранную партию. Чтож, видно, Леншер не в настроении.

— Могу. — кивает Леншер. — Еще, коне…

Оповещение об смс заставляет его замочать, бросив извиняющийся взгляд на Чарльза.