- А тебе чего?

  - Просила передать, что заболела. - Шаров не стал уточнять, чем заболела, но и парень, слава богу, не стал допытываться.

  - А ты кто такой?

  Глеб хотел ответить, что сосед, но припомнил, что Рита просила не раскрывать адреса.

  - Я... я кореш её братана, - пришлось придумывать и высказываться в том стиле, который должен быть понятен незнакомцу.

  - Слушай на меня, кореш, - парень взял за ворот куртки и подтянул к себе. - Передай ей, что если к завтрему не выздоровеет, то мне придется прибегнуть к... хирургическому вмешательству. Просёк?

  - Просёк, - пробормотал Шаров.

  - Ну, топай! - незнакомец отпустил, оттолкнув от себя.

  Нет, с таким драться невозможно. Тут пойдут бои без правил и с холодным оружием. Глеб на всякий случай зашагал в противоположную от дома сторону и дал круг. Он и раньше сознавал, что ему известна всего лишь малая часть жизни, которую ведет Рита. Ну, сейчас приоткрылся еще кусочек. "Зачем она связалась с этим типом? Что он подразумевал под хирургическим вмешательством?" - Шаров понял, что не сможет защитить девушку. Не в милицию же обращаться. Тут самой Рите решать. Она, кажется, совсем не рада этому знакомству.

  Рита поджидала во дворе на той же дежурной скамейке и даже поднялась навстречу. Он почти дословно передал разговор с "чуваком". Рита беззаботно фыркнула: "Ой, напугал! Видали мы таких хирургов!" - но в глазах осталось беспокойство.

  - Вот что, Глеб Конста-ти-ныч... фу, какое у вас длинное отчество! Можно я буду называть вас просто Глебом?

  - Да. Пожалуйста.

  - Ну и прекрасно! Вы не желаете ли пригласить меня в кафешку?

  Они внедрились в кафе-бар "Фантазия" - в их же доме на первом этаже, с фасадной стороны. В зале висел полумрак. Высокие окна задрапированы плотными шторами. Тихо наигрывала музыка. Всё как будто отвечало их обоюдному тайному желанию спрятаться от посторонних. Шустрый официант с бабочкой на шее принес бокалы с коктейлями. Рита помешала соломинкой лед и через край, одним махом, выпила половину.

  - Глеб, честно признаюсь: у меня сейчас критические дни... Вы понимаете, о чем я?

  - Кажется, понимаю.

  - Да ничего не понимаете! Я не в том смысле, что на рекламных роликах. Нет, кризис более глубокий и затяжной. Отец постоянно ворчит, куском хлеба попрекает. Мы не такие были! Мы пахали!.. Так мне бы куда-нить пристроиться. Можете по дружбе найти мне работенку?

  - А какая у вас специальность? - поинтересовался он.

  - В общем-то никакой.

  - Образование?

  - Школу закончила.

  - Ну вот, аттестат зрелости имеете.

  - В смысле: уже достижение? - съязвила Рита. - Только его правильней назвать аттестатом недозрелости. Что он мне дает?

  - Можно дальше учиться. В универ поступить.

  - Не с моими талантами.

  - Ну, в медучилище, - Шаров загорелся. - Могу помочь. Моя двоюродная тетя, Анастасия Михайловна, четверть века там преподавала. Теперь это не училище, а колледж.

  - Ага, статус повысили, - фыркнула Рита. - Нет, для меня это пройденный этап. Я там полгода проучилась и бросила. Оказывается, у человека очень много костей. Я не смогла все запомнить. Вы б еще санитаркой мне посоветовали пойти.

  - А что? - спросил он и некстати припомнил: - Дочери наших царей практиковались санитарками в военных госпиталях.

  - Я ж ведь не дочь царя, - резонно заметила Рита. - Им куда было податься, если все возможное доступно? Только в санитарки! А я всего лишь дочь не очень продвинутого городского чиновника. Моему папе даже иномарку не выделили.

  - Тогда я затрудняюсь, - ему не хотелось отказать ей в первой же просьбе. - А какая именно работа вас устроит?

  - Ничего не делать и деньги получать.

  Неярко светились бра, освещая на стене выложенную из камешков мозаику Млечного пути, а совсем рядом, не отдаленная парсеками, сидела ослепительная и неповторимая Рита. Зазвучала очередная мелодия, плавная и тягучая. Из-за соседнего столика поднялся и вихляющей походкой приблизился молодой человек - бледнолицый и узкоплечий.

  - Позвольте вашу девушку пригласить.

  Шаров не сразу нашелся, что ответить. Рита сама распорядилась:

  - Отвали, а? Не видишь, у нас деловой разговор.

  Парень вспыхнул, выдал что-то сквозь зубы и отошел.

  - Надоел, - пояснила Рита. - Из дома напротив. Так вот, Глеб, нет у меня ни увлечений, ни склонностей. Только вывеска, - она рукой обвела вокруг лица. - И куда мне при таком раскладе податься?

  - Надо подумать.

  - Думайте! Только не предлагайте панель и модельный бизнес. Там высокая конкуренция... Ву компрене?

  - Да, понимаю. Но что вы о себе так пренебрежительно? Вон, даже французский язык знаете.

  - Ага, - она засмеялась. - Чуть-чуть лучше, чем китайский. Я в классе единственная из всех объявила, что хочу изучать французский. Вот дура-то была! Пришлось в другую школу таскаться. Но их прононсом так и не овладела.

  - Все-таки, думаю, в каждом человеке своя изюминка есть, - заметил Шаров. - И каждый способен чем-то увлечься. Но я еще плохо вас знаю, так что затрудняюсь советовать. И... и мне кажется, вы еще сами себя плохо знаете. Правильно говорят: чужая душа - потемки. Но и собственная - тоже не распахнутая книга.

  - Будьте со мной попроще, обращайтесь на "ты".

  - Тогда взаимно.

  - Нет, что вы! Я по-прежнему буду на "вы", мне так больше нравится! Типа вы мой наставник или опекун, - в ее голосе появились капризные нотки. - Не согласитесь - обижусь. И я так поняла, что вы ничем мне помочь не можете. У вас, из близких знакомых, только Анастасия Михайловна из медучилища?

  Он не припомнил и в сомнении передёрнул плечами.

  Допив коктейль, девушка расслабилась и стала больше походить на прежнюю Риту.

  - Глеб, голубчик, вы мне все больше нравитесь. И я буду с вами откровенна, - пообещала она. - С любящим человеком это всегда допустимо. Для него, в любом случае, останешься желанной. Верно рассуждаю?

  - Да... пожалуй.

  - Я ведь не для красного словца о куске хлеба. В буквальном смысле голодна. Благодарю за коктейль, но он только раздразнил мой аппетит. Посущественнее бы... если для вас не накладно.

  Он подозвал официанта, тот мигом подлетел. На его хитроватом лице без труда можно было прочесть: "Ну уж, с этой парочки я сегодня срублю". Вскоре на их столике появился салат, курица и кофе. Шаров исподтишка наблюдал, как Рита кушает. Ему все нравилось в ней. Даже то, что насытившись, она вольготно откинулась на спинку стула и объявила:

  - Уф, набила утробу, - салфеткой протерла алые губы. - Глеб, а скажите, сколько вам лет?

  Ну вот, проблемный вопрос. Во дворе о его возрасте знали практически все. Но, видимо, Рита не пользовалась дворовой службой информации.

  - Около тридцати, - небрежно, желая поскорей миновать этот риф, ответил он.

  - Больше или меньше?

  - Чуть больше. Зимой исполнилось.

  - Ага. Вам чуть больше тридцати, а мне чуть меньше двадцати, - подытожила Рита и задорно добавила: - Но больше четырнадцати!

  Что она хотела этим сказать, он не понял. То ли сопоставить свой возраст с возрастом Джульетты Капулетти, то ли подсказать, что уже вполне доросла до "взрослой" любви и штрафные санкции её партнёрам не грозят.

  Из кафе вышли поздно. Рассеянно, как склеротики, светили уличные фонари. На фасадах домов сверкала реклама, настойчиво призывающая воспользоваться "Виагрой". Рита раскрепостилась, передвигалась свободно, пританцовывая. Оказывалась то слева, то справа. Шаров поворачивал к ней голову и старался поймать взгляд ее оживленных, блестящих глаз. А один раз она забежала вперед, взяла его за руки и, медленно отступая, интимно спросила:

  - Я смазливая, Глеб?

  - Ты красивая.

  - Да, - кивнула она. - В чем и суть! У меня нет каких-либо особенных талантов, да и умишко так себе... средний. Красота - мой единственный капитал. И мне как бы не продешевить, Глебушка. Вы мне нравитесь, но сильно не обольщайтесь. Среди моих знакомых есть люди и привлекательнее вас. Только они тоже, как и я, не прочь поторговаться. Не то, что вы! Вы просто мой друг, так?