Через час, прихватив свежую газету, он спустился во двор. Малышни поубавилось, место в беседке заняли взрослые. Двое мужчин играли в шахматы, Шаров знал их. Но вовсе не из-за шахмат спустился сюда. По правде сказать, в шахматах он не был силён. Постоял с минуту для отвода глаз. "Без дела, мол. Вот и к вам от скуки подошел. А сейчас на скамейку сяду и газету почитаю".

  Он, в самом деле, отошел от шахматистов и сел на заветную скамейку. Очень удобная скамейка: в глубине двора, прикрытая кленом и, как раз, расположенная напротив известного ему окна на третьем этаже. Зелененькие занавески задернуты почти до конца, и никто не подходит и не смотрит во двор. Риты, конечно, сейчас нет. Да и смешно в такой вечер сидеть дома.

  В десять часов из крайнего подъезда вышел учитель Чибисов. Шаров приподнялся и приветливо окликнул его. Чибисов слегка поморщился, но все-таки подошел и сел рядом. Это был высокий, нескладный парень, впрочем, достаточно уверенный в себе. Весной Чибисов заприметил Риту и стал усиленно наводить о ней справки. Мужчины одновременно поняли, что оба неравнодушны к ней. Чибисову сей факт не понравился, а Шаров даже обрадовался. Он видел, что шансов на успех немного и ревновать или огорчаться, смысла никакого нет. Наоборот, стоило подружиться с учителем и любить Риту совместно. Но Чибисов до такого понимания любви еще не докатился.

  - Газетку почитываете? - бросил он. - И что пишут?

  - Все то же. А вот на четвертой странице любопытное сообщение: в Швеции, оказывается, много автокатастроф из-за лосей, выбегающих на дороги. Сейчас там усиленно думают, как их отпугнуть.

  - Что тут любопытного?

  - Ну как же. Я думал, вы, как учитель, заинтересуетесь.

  - Я по другому предмету. А вы что, каждый день тут сидите?

  - Лето ведь, дома душно.

  - И сколько лет думаете так сидеть?

  - Даже не знаю, - замял Шаров. - Во всяком случае, годы почему-то летят незаметно, а минуты медленно тянутся. Вы не могли бы объяснить этот парадокс?

  - Опять не по адресу, - отказался объяснять Чибисов. - Проконсультируйтесь у психиатров. - И спросил чисто конкретно: - Когда она приходит?

  - Всякое бывает. Иногда не дожидаюсь. Мне утром же на работу.

  - А она и в ночные смены пашет, - подколол Чибисов.

  Его лицо с каждой минутой становилось все пасмурнее. Да уж не разочаровался ли он в Рите? Вообще-то можно было порадоваться и даже добавить еще несколько фактов, компрометирующих девушку. И тем окончательно добить соперника. Но Шаров не сообразил и принялся её защищать.

  - А что вам ясно? Да, она сейчас не работает. Ну, может, ей просто не понравилось на прежней работе. И она ищет что-то другое.

  - Мне, может, тоже не нравится в школе, - усмехнулся Чибисов. - Но свои поиски осуществляю без ущерба для расписания уроков.

  Так сидели и беседовали - в общем-то мирно, не переходя на петушиные бои.

  Стемнело; на безоблачном небе густо высыпали звезды. Синоптики, может, сама природа сочинила чудесный, теплый вечер, домой идти не хотелось. Даже необщительный Чибисов не спешил уходить, хотя его внушительные командирские часы пропикали двенадцать. Шаров повернулся к учителю и задал еще один вопрос:

  - А вот это, наверно, по вашей специальности. Тут, должно быть, законы оптики надо знать. Если долго вглядываться, то кажется, что звезды тебе подмигивают.

  - Черт возьми! - почему-то вспылил Чибисов. - Мне они не подмигивают!

  - Так вы какой предмет преподаете?

  - ОБЖ, - неохотно ответил учитель.

  И не успел Шаров расспросить подробней об этом странном предмете, как во двор бесшумно въехала шикарная иномарка, из нее вылез неизвестный мужчина и, обойдя машину, открыл дверцу с другой стороны. Оттуда выпорхнула девушка. Молодые люди сразу признали в ней Риту. Мужчина что-то сказал ей бабьим голосом и поцеловал ей руку. Рита смотрелась рядом с ним, как флейта рядом с контрабасом.

  Она весело засмеялась и летящей походкой направилась к подъезду. Контрабас с трудом забрался в машину и укатил.

  - Пора и нам по домам, - проговорил Шаров.

  Чибисов ничего не ответил. Он смотрел вслед отъезжающему автомобилю, и на его гордом, мрачном лице сформировалось сильное недоумение, как у человека, осознавшего, что он сел не в тот поезд.

2. Надо же, как повезло!

  Гравировщик знал о Рите больше, чем учитель Чибисов. У него и стаж влюбленности был гораздо больше. Он не очень удивился контрабасу, целовавшему у Риты ручку. Правда, порадовался бы, если б девушка вернулась одна. Но тут уж ничего не попишешь. И это даже неплохо, что ее провожал не молоденький парень. Контрабас выглядел старше Шарова, значит, на возраст ухажеров Рита внимания не обращала. Сей факт увеличивал шансы на успех.

  А вот Чибисов после того случая Ритой больше не интересовался, и Шаров его редко видел. Впрочем, однажды, столкнулись под аркой при выходе на улицу. Шаров попытался разговорить учителя.

  - Что-то вы перестали спрашивать о Рите, - безхитростно заметил.

  - А почему я должен о ней спрашивать? - холодно ответил Чибисов.

  - Раньше, помнится, сами начинали, - Шаров смутился.

  - Хорошо. Спрошу. Она по-прежнему ведет праздный образ жизни?

  - Да. Видимо, до сих пор не может найти подходящую работу.

  - И ее по-прежнему привозят домой на иномарках?

  - Всякое бывает, - осторожно ответил Шаров.

  - Эта девица порочна до мозга костей, - безапелляционно объявил Чибисов.

  - Зачем вы так. - Шарову почему-то припомнилась басня о лисице, которой очень не понравился недоступный виноград. - Вы же ее не знаете. А может, она и себя еще не осознает. Вы, конечно, заметили, что она красива. А красота не может быть порочной.

  - Ну, это вы загнули! По-моему, только красота и может быть порочной. Убогость, увы, не пользуется спросом.

  - А на этот раз загнули вы, - возразил Шаров.

  - Ладно, - Чибисов глянул на часы. - Обоснуйте свой тезис.

  - Попробую, - гравировщик сосредоточился. - Цивилизация существует тысячи лет. Ну, правда, случались в ее истории жестокие вещи. Однако всё обошлось. Люди друг дружку не поубивали, не выродились и продолжают развиваться дальше. А почему?

  - Ну, и почему?

  - Именно поэтому. В каждом из нас живет понятие о красоте. На ней и держимся.

  - Насколько я понял, вы речь завели о нравственной красоте, которая сидит внутри вас? - Чибисов поморщился. - Но вы забыли, что есть общественный договор, который заключают между собой люди, сбившись в стадо.

  - Сами ж в него не верите, - заметив его гримасу, ввернул Шаров.

  - А вы, очевидно, Канта начитались? И вслед за Иммануилом удивляетесь двум чудесам, которые он обнаружил, выйдя вечером из пивбара? - Учитель усмехнулся. - Теперь понятно, почему вам звезды подмигивают.

  Гравировщик хотел объяснить, что Канта он не читал, но ведь за звездами можно наблюдать и не постигая философов. Однако учитель не стал дожидаться ответной реплики и зашагал прочь, прижимая к левому боку потертую папку из искусственной кожи.

  Шаров продолжил любить Риту в одиночку. Ему сделалось как-то неловко, что об этом знает посторонний - теперь уже! - человек. Правда, Чибисов был джентльменом и не показывал пальцем на гравировщика, не трепал языком, а при редких встречах сухо здоровался и спешил мимо.

  Конечно, Шарова тоже мучили сомнения. Но он преодолевал их. Иногда с ним заговаривали во дворе мужики, случалось, и бабушки, караулившие у подъезда. Узнав, что он ни разу не женатый, советовали обзаводиться семьей. Особенно донимал дворник Моисей, так его все звали, хотя, возможно, это была кличка. Он одним из первых догадался, за кем приглядывает гравировщик. Дворник зимой и летом ходил в оранжевой шапочке с помпончиком. Завидев Шарова, переставал мести, выпрямлялся, оглаживал черную бороду и спрашивал: